Читать книгу Имеющая право молчать - Эль Стравински - Страница 3

– Каира, дитё, экономь апейрон, – бесцветно бросил мастер Браг, не отрываясь от своих колбочек с разноцветными жидкостями.

– Надзиратель Свортон выделил на этот месяц всего лишь половину от нужного количества. Боюсь, в этот период лучше не помирать, да простят меня Изначальные, – рыхлый старикан поднял выцветшие очи к небу и что-то едва слышно забормотал, видимо молитву.

Рука так и застыла надо лбом усопшего, прервав стремительное намерение ярче проявить погребальные начертания. Этого мужчину я не знала. Возможно, видела мельком несколько раз в городе. Как ни странно, он умер от старости, что было редкостью в наших краях. Заснул и не проснулся. Самая милосердная смерть, о которой мечтают многие. Об этом я не раз слышала от тяжело раненых или больных, за которыми мне довилось ухаживать в их последние дни и часы. Копи никого не щадили. Порой я просто забивалась в угол, чтобы не сойти с ума от людских трагедий, от вездесущего запаха смерти и гниющей плоти. Но слезы не спасали, лишь на пару минут давали призрачное чувство успокоения. Поэтому я больше не плакала. Никогда. Ни разу. Не обронила ни единой слезинки. Мастер Браг говорил, что это пустая трата воды в пустыне. Может так оно и было. А кто-то скажет, что это черствость, бесчеловечность. Ну и пусть, у каждого своя правда. Я не могла спасти всех, но облегчить их уход, считала своей обязанностью. Наверное, я и вправду – эгоистка, скорее делала это для себя, для успокоения своих внутренних демонов. Но как можно спокойно уснуть, зная, что ты не сделал все возможное? Пусть даже посмертно.

Копи действительно практически полностью отдали свой запас апейрона, выжженных земель становилось все больше, а найденных крох первоэлемента все меньше. Да еще пустынные пираты два раза за последний месяц разоряли наши караваны идущее с ценным грузом в столицу. Вот Свортон и вымещал свою злость на работниках: то еды недодадут, то часов работы больше устроят, теперь вот и до покойников добрались.

Печально вздохнув, я еще раз скептически осмотрела результат своего труда (хоть апейрона было и мало, но начертания удались на славу). Надеюсь, переход этого бедолаги в призрачные земли будет легким.

Служителя Дахмы в нашем провинциальном городке не было. Только один лекарь – мастер Браг, который и возложил на себя непосильную ношу спасения не только тел, но и душ. Так получилось волею случая, что разделить эту ношу с ним пришлось именно мне.

За год работы с мастером, я уже перестала бурно реагировать на холодные, бездыханные тела. Но признаюсь честно, в первый раз помогая Брагу провести погребальный ритуал, едва ли не потеряла сознание. Липкий сковывающий холод при виде безжизненных глаз так и остался до сир пор где-то глубоко во мне, неотъемлемой частью: темной, мрачной и предательски тихой. Наверное, тогда я была еще совсем зеленой, впечатлительной и ранимой. А может сама история взяла за живое?

Мелкого Флица я знала почти с рождения. Мальчуган рос по соседству тем еще сорванцом. Но будучи единственным мужчиной в доме, (отца убили паладины, заподозрив в краже апейрона, что случалось довольно часто в наших краях) с малых лет во всем помогал матери. Чистил стойла галанов в имении магистрата, мог подсобить бакалейщику. И даже раз пытался вырастить пшеницу возле дома. Наивное дитя! Все, что могло прорости на этой убогой земле, так это только дикая ямша. И то не каждый год. Когда мальцу исполнилось двенадцать, его взяли работать на копи (на целых два года раньше возраста повинности! Вот же счастье). В памяти всплыло его светящееся от счастья лицо, – теперь он сможет порадовать мать настоящими сочно-медовыми парвами, а со временем даже накопит нужную сумму на откуп от повинности Триумвирату. Хотя бы ей. Так уж случилось, что все мы родились не в том месте и не в то время. Да, работа на апейроновых шахтах давала возможность хотя бы не умереть с голоду посреди пустыни, но и покинуть копи просто так никто не имел права. Если ты – Ори (дитя земель Зеркальной Пустыни), то твой удел – тяжкий труд на шахте до скончания жизни, либо оставался крошечный шанс каким-то чудом накопить заветное количество апейрона и выкупить себе свободу. Да, среди нас были так же и не коренные жители Зеркальной пустыни, но они были свободны, и Лавара для них была сродни ссылки за не угодность Триумвирату и правящим трибам. По сути, разница не столь велика. Все были винтиками одной системы.

Через неделю на копях случился обвал, было много раненых… Мастер Браг не покидал лазарет сутками, пытаясь спасти как можно больше людей. Помогать ему вызвалось несколько матрон из города, в том числе и я. Не могла сидеть без дела. Лишние руки здесь могли спасти чью-то жизнь. Чего-то отца, сына, мужа… Флица нашли лишь через пару дней…. В моих воспоминаниях навсегда осталось измотанное, посеревшее лицо мастера Брага, бесконечный поток слез Луизы – матери мальчугана, ее надрывный крик, когда коршуны кинулись в Дахму терзать тщедушное, неокрепшее тельце… Она практически до ночи босиком стояла на раскаленном песке, неотрывно смотря на уходящую в небо вершину погребальной башни. Если бы я знала тогда, что когда-то буду на ее месте…

– Каира, пойди сюда, – скрипучий голос мастера отвлек меня от грустных воспоминаний, – смотри как меняет цвет раствор ртути и апейрона. Дум Ловат будет доволен. Наконец-то сможет посадить сад на том заброшенном участке.

– Мастер, а почему без апейроновых смесей ничего не растет и не дает плоды? -я уже ни раз задавалась этим вопросом и вот подвернулся случай спросить.

Многие века ни в одном уголке Триумвирата без апейрона невозможно было вырастить ни травинки. В пустынных землях росли лишь колючки да редкие кусты ямшы. Из-за этого многие жили впроголодь и даже умирали голодной смертью. Вопрос выживания всецело зависел от апейрона. Гильдия фермеров нуждалась в бесперебойных поставках магических удобрений и каждый кристалл был на вес сотен жизней. Только ради этого стоило трудиться на копях. Да, это была повинность, от которой не так легко откупиться, но хотя бы осознание того, что от нашей работы зависит жизнь целой страны, кое-как сдерживало голодные бунты шахтеров.

Мастер отставил колбу в сторонку и собрал с пола горсть песка.

– Видишь какая сила в каждой крупице, – пересыпая песок из одной ладони в другую сказал Браг, – но она дремлет, ждет своего часа. Апейрон же дает возможность этой силе пробудиться, пробиться сквозь все преграды росткам новой жизни. Апейрон – это и есть сама жизнь. Песок и апейрон – все, что осталось от древнего мира.

Старик замолчал и, казалось, глубоко погрузился в недра своей памяти. Как ни странно, в пространных речах мастера всегда был заложен глубокий смысл (для меня часто граничащий со старческим бредом). Правда понимала я его не сразу и не так глубоко, как хотелось бы. Пришлось смириться с этой стороной обучения. Вот и сейчас ответ для меня так и остался загадкой. Или от измотанности я просто туго соображала?

Хвала Изначальным, этот день близился к концу. Всегда после ритуалов в Дахме, я чувствовала огромную усталость: и физическую, и ментальную. Работать с апейроном было не так-то просто, как могло показаться обывателю. Погребальные начертания всегда были уникальны и неповторимы. Каждой душе требовалось что-то свое. Путь души через Вечную Реку не прост, и только служитель Дахмы мог его хоть чуточку облегчить. Прикасаясь к ритуальным апейроновым чернилам, я как будто входила в легкий транс. Ничего не существовало кроме потока чистой магии апейрона, которая вела меня по лабиринту пути души и непроницаемой тишины. Возвращалась к реальности я, только когда начертания были закончены. Иногда сама удивлялась своей сосредоточенности и смыслу диковинных рисунков, который по наитию вкладывала в каждый завиток.

На сегодня из дел оставалось лишь наведаться к фермеру Ловату и отдать заказанные «удобрения» для сада и полей. Наш шахтерский городок Лавара был не большой, серый и неприметный. Кроме наличия единственного уцелевшего места рождения апейрона и полу-высохшей Оранжевой реки, похвастаться было особо нечем. Большинство построек остались еще со времен Первого Триумвирата – косые-кривые, как и их жители. Но позволить себе даже столь непритязательное жилье, могли только довольно зажиточные горожане: магистрат, надзиратель и опорники шахты, канцеляристы, да расквартированные палладины. Остальные же ютились в так называемых песчаных трущобах. Отработанные воронки из шахты складывали друг за дружкой, стараясь минимизировать зазоры раствором песка и речного мула – это и был каркас трущобных жилищ. Они больше походили на пчелиные улья, чем обычные дома, но, тем не менее, хорошо сохраняли прохладу летом давая защиту от песчаных бурь и пропускали достаточно света зимой, через узкое отверстие наверху, сохраняя при этом тепло. Дальше кто как мог облагораживал ряды одинаковых воронок: цветные лоскуты ткани, натянутая веревка для белья, камни и пустынные колючки. Вот тот немногочисленный арсенал, с которым удавалось создать некое подобие уюта. Всегда удивлялась смекалке и творческой импровизации местных жителей.

Захаживала я в песчаные трущобы с мастером Брагом частенько. В травниках и лекарях нуждались практически каждый день. Антисанитария, отсутствие воды и крохотная территория, при таком количестве народу, не могли не вызывать вспышки различных болезней. Благо, народ у нас был выносливый и крепкий. Редкая болячка могла нанести серьезный урон.

Неспешно передвигаясь по тенистой стороне улицы, поглощенная невеселыми мыслями, я натолкнулась на весьма неприглядную картину. Возле трактира стояла Имани (моя близкая подруга) и довольно громко бранными словами покрывала мужчину в далеко не трезвом состоянии, в котором я не сразу признала дума Правета – ее отца.

– Хватит, папа, пожалуйста хватит! Пойдем домой, – Имани умоляюще смотрела, на еле стоящего на ногах мужчину. Его шатало из стороны в сторону, опора в виде стены тоже не очень спасала положение.

– Дочка, и-иди-ка ты домой, – икая выдавил дум Правет, – Я… у мне тут еще дела, – и перебираясь по стенке направился обратно к трактиру.

– Ты, пьяный идиот, думаешь я оставлю тебя здесь и дальше позориться? Бетси и Вилли нужен трезвый отец, да и мне тоже. Мама больна, а ты вместо помощи своей семье, упиваешься вусмерть, отдавая последние крохи апейрона трактирщику, – Имани была похожа на воинственную фурию. В глазах лишь застывший лед. Такую ее теперь я видела все чаще. Она как мелкий загнанный зверек храбрилась на последнем издыхании, но день ото дня это ей давалось все сложнее.

Спокойно пройти мимо было выше моих сил, хоть и помочь в подобной ситуации я мало чем могла:

– Дум Правет, погода сегодня отличная для прогулок, не так ли? Мы с Имани с удовольствием составим Вам компанию, – довольно бодрым голосом обратилась я к нетрезвому мужчине, пересекая быстрым шагом улицу.

Похоже он меня не услышал или не обратил внимания, но Имани молниеносно обернулась на мое приветствие и густо покраснев опустила глаза в пол. Засуетилась, пытаясь приструнить непослушные руки. То подходила ближе к стене, пытаясь поддержать отца, то нерешительно отходила на пару шагов назад.

Я подскочила к трактиру вслед за ней и подхватила дума Правета под правый бок:

– Ну же, Имани, помоги мне, – кивком указала я на левую руку мужчины.

Как ни странно, дум Правет почти не упирался и даже практически задремал по пути (слава Изначальным, дав нам беспрепятственно дотащить свою увесистую тушку прямиком к порогу дома). Мы с Имани молчали. Я не знала, что сказать в такой ситуации. А ей было толи стыдно, толи грустно. Ответить наверняка было сложно. Скорее и то и другое.

О слабости дума Правета к зеленому змею знал весь наш шахтерский городок. Дум давно и основательно прикладывался к бутылке. Некогда примерный семьянин и заботливый отец все чаще уходил от реальности в мир грез. Стал завсегдатаем трактира. Возможно, тяжелая болезнь жены так повлияла. Ответственность за троих детей с тех пор ложилась тяжким грузом на его плечи. Не знаю. А может я просто хотела его хоть как-то оправдать в своих глазах.

Мой отец тоже воспитывал меня один. С самого первого дня. Мама не выдержала тяжелых родов и скончалась, успев лишь один раз обнять свое дитя. Отец заменил мне обоих родителей. Отдавал сполна всю любовь и нежность, на которую был способен. Жили мы не богато, много трудились: я на фабрике и у травника мастера Брага, он – на шахте. Но никогда ни в чем не нуждались. Я всегда восхищалась силой духа отца и его большим сердцем. Эти качества мне явно достались от него.

– Почти пришли, – голос Имани прервал мои размышления.

– Уверена, что дальше справишься? – я не смогла скрыть нотки беспокойства.

– Да, сейчас уложу его спать, а утром будет полегче, – невесело улыбнулась Имани, – Спасибо, что помогла. И можешь, пожалуйста, никому не говорить об этом происшествии. Надеюсь, до Свортона не дойдет, он уже не раз грозился выпереть отца из шахты.

– Конечно. Могла даже не просить. Я все понимаю. Маме и малышам передавай привет, – было до жути неловко.

Девушка кивнула и молча потащила отца в дом. Я же, успев к думу Ловату аккурат под закрытие фермы (он уже активно подтягивал тяжелые амбарные ворота, намереваясь повесить замок), с чувством выполненного долга тоже направилась домой. Мазнув взглядом по пылающим вдали гребням волн барханов, я облегченно выдохнула. Наконец-то этот день закончился.