Читать книгу Смирновы. Хроники частной жизни - Елена Андреевна Кузнецова - Страница 6

Неделю спустя примерно ни свет, ни заря, явилась растрепанная Матрена, стучалась в дверь, пришлось идти крючок отпирать. На вопросы сначала отмалчивалась, отнекивалась, дела ненужные затевала. Юлила, как могла. Замучила.

Николай Савельевич, человек мирный, почти на нее рассердился.

И вдруг на колени бухнулась и стала Христа ради со слезами проситься к нему жить Никак Николаю Савельевичу не хотелось этого допускать, но она выла и за руки хватала, пришлось согласиться хотя бы, чтобы она прекратила эти безобразия.

Книгу он перед уходом на службу убрал в шкаф, а вечером отправился с Колосом в «Рябинушку», где они несколько превысили норму и по времени, и по графинчикам. Если честно, надеялся, что баба домой все-таки уйдет или еще как сама собой исчезнет.

По возвращении его Матрена не спала, сидела за столом в кухне, ждала, кипятила чайник на керосинке. Прибранная, волосы в две косы заплетены, в ситцевом халате, с умытым лицом. Видно, хотела чаи распивать и разговаривать.

Николай Савельевич мимоходом лишь спросил, где и как устроилась. И услышав, что в каморке под лестницей, возражать не стал, лишь кивнул рассеянно. Пожелал спокойной ночи, прошел к себе и заперся изнутри на ключ. Даже умываться против обыкновения не стал.

Наутро Матрены нигде ему не попалось. Николай Савельевич взвеселился, ожил, даже и песенку стал насвистывать, про веселый ветер. Ветер и вправду был веселый: сильный, северный, он гнал по синему небу темно-хмурые обрывистые облака. На дворе заметно похолодало, даром что июнь.

Так, насвистывая, он взял портфель, шляпу, старый зонт и на выходе в дверях столкнулся с домоправительницей. Та шла, видно, с колонки, несла в тазу свежевыстиранное белье – простыни, наволочки, пододеяльники, туго скрученные в валики.

– Сейчас вот белье повешу на чердаке, чтоб дождем не замочило, – завела она разговор. – Приберусь маленько, потом принесу зелени, картошки-яичек отварю, сделаю окрошки на ужин. В ней, говорят, витамин полезный.

Хозяин окрошки не любил и никогда не ел, но объясняться на эту тему не собирался. Поклонился и пошел себе дальше, нелюбезностью своей не тяготясь нисколько.

Матрену тоже она не задела. Она прошлась по дому, по-другому, по-хозяйски, посидела в спальне в большом кресле. Где она жила, такой мебели никогда не было, только шаткие стулья и крашеные самодельные табуретки. Поэтому сидеть, откинувшись, Матрена не привыкла, было ей неудобно и неловко, и лишний раз подивившись чужим причудам, она занялась привычными делами.

…

Николай Савельевич, придя на службу, расположился за столом в своей крохотной, окном в стену, клетушке, приготовил письменные принадлежности, нарукавники надел, сшитые Милицей из блестящего черного сатина. Жена умелица была на все руки, полотенца-занавески подрубала, наволочки-пододеяльники строчила на старинном ножном «Зингере» с тяжелой чугунной подставкой.

Пора было приниматься за описи ценных грузов и заказных отправлений, две партии прибыли с сортировочного пункта ночью и уже требовали его внимания, следующие ожидались в ближайшее время, так что затягивать никак нельзя было. Но Николай Савельевич нежданно для себя отложил перо и взял грех – позвонил по служебному телефону младшему сыну, Николаше.

Трубку сняла сватья Надежда Васильевна, хорошая женщина, только немного суматошная. (Николай Савельевич всех особей женского пола с покойной женой сравнивал и сравнение не в их пользу выходило.) Сына, понятно, дома не было, но сватья обрадовалась, принялась причитать, охать и требовать, чтобы он сегодня же явился в семью обедать и ужинать, а также ночевать.

– Живете, как бирюк какой-то, ей-Богу, – досадливо выговаривала она ему, – никогда не навестите, а мы тут беспокоимся, как вы там справляетесь один в глуши.

Надежда Васильевна была потомственной горожанкой и местность за пределами столицы представлялось ей непроходимой чащей с волками и медведями. Николай Савельевич сам родился и жил в Москве, поначалу на окраине, в Черкизово, а после женитьбы – в большой квартире на верхнем этаже каменного дома в Ащеуловом переулке, с видом на золотые головки Сретенского монастыря. Но после, когда в свой дом перебрался, недалеко от столицы, да рядом с платформой чугунной, быстро от города отвык, хоть и ездил на службу почитай каждый день.

Пустые страхи сватьи его забавляли, но и утомляли тоже.

– Все в порядке у меня, Надежда Васильевна, – отговорился он, – давно Николай не приезжал, соскучился я, передайте, может, собрался бы ко мне в воскресенье, один или вместе с Женечкой.

– Они уходят вроде в гости, – подумав, сообщила Надежда Васильевна, – а что же вы к нам все никак не выберетесь?

– Ну как же я дом оставлю? – искренне огорчился Николай Савельевич и, распрощавшись со сватьей, аккуратно положил трубку на аппарат.

Старшему сыну звонить не стал, тот человек важный, занятой. Да и его жену Лидию Николай Савельевич не то, чтобы недолюбливал, но немного чуждался. Уж очень была резкая, заносчивая, курила папиросы «Беломор» и с утра до полудня расхаживала в длинном бархатном халате с отворотами. По телефону долго говорила о пустом, Володей, мужем, помыкала, как хотела. Но зато пироги ей удавались необыкновенные, лучше даже, чем у Милицы Петровны, и внучку-красавицу Галочку на радость деду родила, тут же оправдал невестку засовестившийся Николай Савельевич.

Помаялся-помаялся, взял себя в руки, придвинул журнал и чернильницу, вытер перо о перочистку и принялся методично разбирать и описывать первую партию почтовых отправлений.