Читать книгу Ведьмин пёс - Елена Дымченко - Страница 7

– Мама, что ты тут делаешь?

Валентина, поднявшись с кровати, накинула на себя халат.

– Как ты вошла? – сверлила она дочь пронзительным взглядом.

– Дверь была открыта! – возмущённая игнорированием своего вопроса, выкрикнула Энджи.

– Ты мне лжёшь! – начала было напирать на неё мать и хотела продолжить тираду, но вдруг передумала.

В глазах её полыхнул гнев. Возмущение вдруг сменилось на что-то похожее на испуг.

Лежащий до этого у кровати чёрный пёс, при виде чужака, посмевшего побеспокоить его повелительницу, вскочил на лапы. Но вместо того, чтобы зарычать, он, глядя на Энджи, припал на живот и прижав уши к голове, жалобно заскулил.

Девушка удивлённо спросила:

– Что это с ним?

Не отрывая тела от пола, пёс пополз к ней и добравшись до ног, склонил голову ниц. Энджи, испуганная таким странным поведением, инстинктивно отскочила в сторону. Валентина, наблюдавшая за собакой, побелела, губы её затряслись. Видимо, это зрелище поразило и её и не самым приятным образом.

Пёс лежал не шевелясь и как будто ждал какого-то решения от Энджи.

– Хорошая собака… – неуверенно произнесла она.

Тот как будто понял и, не смея смотреть ей в глаза, также по-пластунски отполз к Валентине и только добравшись до неё, посмел встать на лапы. Но и стоя, он держал голову опущенной, тем самым выражая полное смирение.

Энджи растерянно пожала плечами и перевела взгляд на мать.

– Так что ты здесь делаешь? – с напором спросила она, решив, что после странной эскапады пса вправе допрашивать мать.

Та вздёрнула подбородок и с вызовом посмотрела на дочь, давая понять, что не намерена перед той отчитываться. Энджи, почувствовав её сопротивление, не сдала позиций, как это делала обычно, и ответила матери требовательным взглядом. Две женщины, мать и дочь, стояли друг напротив друга и уже не скрывали своего противостояния. Для Энджи это было впервые и где-то глубоко внутри она вдруг почувствовала какое-то пакостное удовлетворение.

Первой отвела глаза Валентина. Стараясь максимально сохранить чувство собственного достоинства, она с непроницаемым лицом прошла мимо дочери и вышла вон. Пёс нерешительно взглянул на Энджи. Она непроизвольно кивнула, и, обойдя её бочком, он выскользнул за дверь. Девушка проводила его изумлённым взглядом.

– Мама! – выйдя, наконец, из ступора, она кинулась вслед. – Ты куда?

Та даже не оглянулась, а сопровождаемая псом, продолжила чеканить шаг в сторону леса. Глядя матери вслед, Энджи вдруг почувствовала такой же прилив ярости, как утром в машине. Гнев клокотал внутри неё, требуя выхода, и она выплеснула его возмущённым криком:

– Вернись немедленно!

Мать вдруг остановилась. Пошатнувшись, как от удара в спину, она с видимым трудом устояла на ногах и, развернувшись, пошла навстречу дочери. Походка её была очень странной, создавалось впечатление, что она идёт против воли и кто-то подталкивает её сзади. Лицо было перекошено от бессильной злобы на собственную беспомощность. Пёс, жалобно поскуливая и прижав уши к голове, семенил за ней. Дойдя до дочери, она остановилась и, упрямо вздёрнув подбородок, вперила в неё негодующий взгляд.

Энджи, поражённая увиденным, растерянно спросила:

– Что это было?

Валентина смотрела на неё с неприкрытой ненавистью и явно не собиралась ничего объяснять.

– Ладно, – вздохнула немного испуганная и ничего не понимающая девушка, – нам нужно похоронить бабушку Прасковью и убираться отсюда. С кем здесь можно переговорить об этом?

В глазах матери промелькнула усмешка:

– Вряд ли тебе здесь с этим помогут, – соизволила она, наконец, подать голос.

– Это почему? – искренне удивилась Энджи.

– Её здесь не любили и боялись.

– В это я верю, но она умерла и её нужно похоронить по-человечески.

– Ну, дерзай, – усмехнулась мать, – а я пошла.

Развернувшись, она направилась к лесу.

– Так с кем можно поговорить? – крикнула ей в спину Энджи.

– Попробуй с Балашихой, – обернувшись, мать показала на жёлтый дом с большим палисадником.

«Странная она какая-то, очень странная, – думала девушка, подходя к указанному дому.

Поднявшись на крыльцо, она постучала в дверь. Послышались тяжёлые шаги, дверь приоткрылась и в узкую щель выглянула пожилая женщина. Вероятно, она была не очень здорова: дыхание со свистом вырывалось из её лёгких, лицо было одутловато и кожа имела чуть зеленоватый оттенок.

– Чего тебе? – довольно недружелюбно спросила она.

– Извините, – улыбнулась ей Энджи своей самой обаятельной улыбкой. – Я хотела спросить, не подскажете ли вы, к кому тут можно обратиться по поводу похорон.

Женщина, судя по её озадаченному лицу, не привыкла выслушивать такие длинные обороты речи и не без усилий поняла суть вопроса. Когда же понимание пришло, глаза её загорелись любопытством, и дверная щель стала чуть шире.

– Кого ж ты, дочка, хоронить собралась?

Обрадовавшись, что женщина продемонстрировала готовность к диалогу, Энджи приободрилась и с готовностью ответила:

– Прабабушку мою, точнее прапрабабушку.

Балашиха удивлённо подняла брови:

– А ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню.

– Так Свиридова я, – ответила Энджи, но тут же сообразила, что фамилия отца ничего этой женщине не скажет. Она попыталась вспомнить девичью фамилию матери, но не смогла, ведь она её никогда и не знала.

– Ой, извините, это фамилия моего отца, а умерла прабабушка по матери, вот как фамилия – не знаю… – растерянно пролепетала она.

Женщина поджала губы и одарила нежданную гостью неодобрительным взглядом:

– Вот времена-то наступили, даже материнскую фамилию люди не знают, а что уж о дедах и прадедах говорить.

Энджи не нашлась что возразить.

– А в каком доме-то жила твоя прабабка? – решила всё же помочь городской неумёхе Балашиха.

– Она не здесь жила, её дом в лесу, – ответила девушка.

– В лесу? – переспросила та.

Наблюдая за стремительно менявшимся выражением лица женщины, Энджи почувствовала, что, похоже, разговор на этом закончен, и не ошиблась. Дверная щель стала становиться всё уже, и девушка еле успела впихнуть в неё ногу в кроссовке.

– Как звали твою прабабку? – всё-таки решила уточнить Балашиха, всё так же пытаясь скрыться в доме.

– Прасковья, – ответила девушка и, чтобы удержать дверь, в дополнении к кроссовке упёрлась в неё ещё и рукой.

Балашиха безуспешно давила на дверь, пытаясь отделаться от этой нахалки, но Энджи не намерена была отступать.

– В чём дело? – возмущённо спросила она. – Что не так?

– Ты, видно, совсем без мозгов раз задаешь такие вопросы, – не сумев сбежать от разговора, Балашиха всё-таки решилась вступить в диалог.

– Это почему? – начала сердиться Энджи. – Человек умер, его надо похоронить на кладбище, – и язвительно добавила: – или у вас так не принято?

– Человек? – задохнулась от возмущения та. – Человека-то и похоронят по-человечески, а Прасковья твоя… – захлебнувшись приступом кашля, она не смогла закончить фразу.

Энджи старалась подавить вновь обуявший её приступ гнева и с нетерпением ждала, когда у этой «коровы» пройдёт, наконец, кашель, чтобы высказать ей всё, что она думает и о ней и обо всех жителях этой деревни. Но женщина всё кашляла и кашляла, лицо её начало наливаться неестественной багровостью, глаза вылезли из орбит. Отпустив дверь, она сползла по стене и распласталась на полу. Страшная судорога прошла по объёмному телу и она затихла, как и гнев в душе Энджи.

– Господи! – девушка шагнула в коридор и приложила два пальца к шее женщины так, как она это видела в сериалах.

Но бьющуюся жилку ей обнаружить не удалось, хотя она и двигала пальцы туда-сюда, пытаясь её отыскать. Услышав какой-то шорох, Энджи подняла голову: в коридор из комнаты вышел высокий, худой старик.