Читать книгу Житие борзого. Повести и рассказы - Елена Дымченко - Страница 8

Шло время. Коротай изредка приходил в сознание, виденное им в эти редкие минуты, не задерживалось в голове. Пока что он не отличал сон от яви, всё было как в тумане, и не вызывало никакого отклика.

Понемногу его здоровый крепкий организм начинал брать своё и все чаще действительность врывалась в его полусон-полуявь. Он слышал голоса, то тихие, то громкие, их было несколько, но знакомых среди них не было. Чаще всего он слышал один, особенно громкий, и он ему не нравился; было в этом голосе что-то, отчего сердце тревожно билось. Он чувствовал своим обострившимся вдруг звериным инстинктом. что ничего хорошего от него ждать не стоит, слишком часто в нём слышались угроза и гнев.

Этому голосу иногда вторил другой, тонкий и несмелый, почти всегда переходящий в плач. Были и другие, но Коротай инстинктивно чувствовал, что именно от этих двух зависел он сам и это тревожило его.

Иногда сквозь забытье он чувствовал прикосновение чужой руки. Оно было очень легким, несмелым и рука была непривычно маленькая. Раньше он не позволял незнакомым людям дотрагиваться до него, только хозяину дозволялось гладить и прикасаться к нему. От бесцеремонности посторонних он мягко отклонялся, а иногда и рычал, давая понять, что трогать его не стоит. Но эта маленькая ручка не раздражала, в ней одной он чувствовал тревогу и беспокойство за него. Иногда одновременно с этой лаской, он ощущал, как на морду что-то капает, мокрое и соленое, но он не знал, что это.

Эти же маленькие ручки приносили ему еду, это было не совсем то, к чему он привык, но по мере того, как он выздоравливал, Коротай ел всё, особенно не разбирая и не капризничая.

Теперь он уже почти ждал прихода этого маленького человечка, который стал единственной ниточкой, связывающей его с внешним миром.

Всё чаще и чаще спасительное забытье покидало его и тревожная, непонятная реальность безжалостно врывалась в крепнувшее сознание.

Он не понимал куда делся Сокрушай и почему его добрый хозяин не придет и не заберёт его домой. Всегда они были рядом с ним сколько он себя помнил, и с ними было связано всё – день и ночь, сон и явь, радость и боль. Они были неотделимы от его жизни и занимали в ней всё свободное пространство, не оставляя места для тоски. И вот их нет рядом и эта пустота заполнялась чёрным, горьким, густым как патока, одиночеством. Он ещё не мог до конца поверить, что остался совсем один и ждал. Малейший шорох не ускользал от его внимания, нервы были напряжены до предела и сердце отзывалось радостным, беспорядочным стуком каждый раз, когда чуткое ухо улавливало приближающиеся к закрытой двери сарая шаги, но каждый раз это были не они.

Сквозь щели старого, дырявого сарая, который теперь стал для него домом, он видел, как день сменялся ночью, иногда сквозь длинные щели на него капал дождь, а позже и снег. Он подходил к дверям, всегда закрытым снаружи, ложился и ждал, когда придет его настоящий хозяин и вернёт ему прошлую жизнь. Время шло, но хозяин не приходил. То чувство одиночества, вкравшееся как будто ненадолго в душу, теперь прочно поселилось и заполнило собой весь мир, отравляя всё вокруг. Для Коротая всё было пропитано этим ядом. Он смотрел на окружающий мир сквозь призму одиночества, и даже пища приобрела этот горьковатый вкус. Ему постоянно снился один и тот же сон, в котором он пытается выбраться из огромной, все засасывающей в себя чёрной воронки, но сил не хватало и она, алчно чавкая, всё-таки засасывала его в свое клокочущее, яростное нутро. И это нутро – одиночество.

Просыпаясь, он нервно вскакивал и начинал отчаянно, исступленно, до полного истощения своих и так слабых сил кружить по сараю, ища выход своему страху, но выхода не было. Его охватывало болезненное, страстное желание оказаться рядом с тем, кто мог спасти от поселившегося в нём чувства безысходности.

От постоянного ожидания он стал нервным, и в нём, незаметно подкравшись, с каждым днем всё больше росла горькая обида на хозяина. Сначала она только изредка заглядывала в душу, как бы присматриваясь и приноравливаясь, но с каждым днём всё чаще и чаще наведываясь, она однажды вцепилась, наконец, железными когтями в его истерзанную ожиданием душу и вырваться из её когтистых лап уже не удавалось.

Пытаясь освободиться от этой пытки, Коротай неистово метался по сараю, доводя себя до полного изнеможения, и только тогда, полностью обессилив, он мог уснуть и на несколько часов избавиться от этой боли.