Читать книгу Аромат зеленого яблока. Студенчество 80-х: любовь и не только… - Елена Георгиевна Лактионова - Страница 13

За два дня ожидания Машу посетили сомнения: насколько прочны их отношения, и может ли она уже называть Диму «своим» мальчиком? Потому что хоть пришел и целовались, это может ничего не значить. Не может быть, чтобы за долгих десять месяцев у него никого не было, – это подтверждают его более совершенные поцелуи. А если кто-то есть, сделает ли он выбор в ее пользу?

Но терзалась Маша напрасно. Дима позвонил ровно через два дня и пригласил ее на премьеру нового фильма «Тегеран-43». Фильм широко рекламировали, на городских стендах висели огромные афиши с Белохвостиковой и Костолевским (и даже с участием Алена Делона!). В кинотеатры на Невском было не попасть. А тут Дима достал билеты в «Октябрь», да еще на выходной день.

После двух серий проголодались и зашли в молочное кафе «Аврора» поесть ленивых вареников с компотом из изюма и кураги. Потом гуляли по Невскому проспекту. Прямо в глаза ярко било солнце, по которому за зиму все успели соскучиться, а потоки автомобилей не могли заглушить запахов весны.

Дима проводил Машу до Витебского вокзала. Там, в малолюдном зале ожидания они сели на пустынную скамейку и стали целоваться. Маше было неловко: будто раздеваешься у всех на виду. Потом на скамейке напротив разместилась женщина провинциального вида с девочкой, и интим на сегодня пришлось прекратить.

У Маши в профкоме института можно было достать билеты в хорошие театры, – правда, с нагрузкой. Как раз в это время в ДК Горького гастролировал московский «Современник». Маша завязала знакомство со старшекурсницей Тамарой, распространительницей билетов, и – удача! – она получила два билета на «Двенадцатую ночь» с целым букетом актеров: Мариной Нееловой, Анастасией Вертинской, Костей Райкиным, Юрием Богатыревым и Олегом Табаковым – все самые любимые! От нагрузки отвертеться не удалось, и пришлось дополнительно взять билеты на никому не известный, тоже гастролирующий, московский театр Ленинского комсомола. Тамара уверила, что спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» очень даже неплохой.

Дима обычно поджидал Машу на крыльце Дворца культуры в темно-сером, с иголочки, костюме и при галстуке. Сидя рядом с ним в мягких креслах, Маша косилась на чистенького отутюженного мальчика и умильно думала: «ленинградец». Их малочисленные местные ребята на курсе тоже выгодно отличались от неухоженных общежитских – разве что Слава Зяблов следил за своим видом. Но такого хорошо сшитого костюмчика Маша не видела ни у кого.

Сначала посмотрели «Звезду и Смерть…». На удивление, спектакль оказался классным. Было странным, что его дали в нагрузку. Николая Караченцова, игравшего Смерть, Маша знала по фильмам, а молодого актера, игравшего Хоакина – хорошо сложенного, длинноногого – видела впервые. В программке вычитала его имя: Александр Абдулов. Гм, надо запомнить.

На «Двенадцатую ночь» Маша купила букет гвоздик. Когда после спектакля актеры вышли на поклоны, она в числе зрителей с букетами поднялась на сцену. Ей хотелось преподнести каждому актеру по цветку. Подарила гвоздичку Богатыреву, стоявшему с краю, потом подошла к Вертинской. Но цветы переплелись между собой длинными стеблями, и быстро отделить очередную гвоздичку не получилось. Тогда Маша, чтобы не мешкать, протянула актрисе верхнюю часть цветка, остальные держа в руке. Вертинская, поблагодарив, стала на себя тянуть цветок, крепко застрявший в букете. Так они стояли какое-то время (Вертинская с застывшей улыбкой), раздирая букет. Было смешно и неловко. Марина Неелова оказалась маленькой и худенькой, как подросток. От Олега Табакова исходило нечто теплое и мягкое, как от свежеиспеченной булочки. Уже все ведущие актеры были одарены, у Маши осталось две гвоздички. Тут на сцену, наконец, вышел Костя Райкин (оказалось, он запутался в кулисах), в смешном и нелепом образе сэра Эндрю Эндрюнчика, и она протянула ему оставшиеся цветы.

Когда Маша вернулась к Диме, он спросил ее:

– Что у вас там с Вертинской произошло?

Маша, смеясь, рассказала.

– Нужно было ей и отдать весь букет, – сказал Дима.

– Но мне так хотелось подарить гвоздичку Нееловой: я ее обожаю со школьных лет!

После спектаклей или кинофильмов, если было не слишком поздно, они гуляли. Потом Дима провожал Машу до электрички. На вокзале они целовались недолгим прощальным поцелуем. К себе в общежитие Маша Диму больше не приглашала, памятуя Наташино предупреждение. Она «выгуливала» его в городе.

Скоро Дима снова ушел в рейс.

– Нас зафрахтовала одна норвежская копания, – объяснил он. – Некоторое время мы будем ходить в короткие рейсы в Скандинавию.

– Чего с вами сделала эта норвежская компания? – со смущенной улыбкой переспросила Маша.

– Зафрахтовала – значит, наняла наше судно для перевозки груза, – объяснил Дима.

– А-а. Значит, мы будем часто видеться?

– Ну да. Скандинавия рядом, это не Куба.

В апреле по общежитию разнеслась весть, что на курсе появился первый ребенок – у Альки и Римаса. Многие недоумевали: «Как это можно так быстро? Ведь свадьба была зимой, если даже они еще осенью…» И начинали загибать пальцы, считая месяцы. Другие, дурачась и пародируя Римаса, им важно объясняли: «Это элемента-арно!»

На самом деле, как выяснилось – «они еще летом»: Альфия жила в общежитии, когда ходила на подготовительные курсы, потом сдавая экзамены. В это же время здесь жил Римас.

К маю в комнате Маши произошли события и, как следствие, изменения.

Воровкой, таскающей из тощих студенческих кошельков рубли и трешки, оказалась, как и предвидела многомудрая вахтерша тетя Зоя, своя – Света Паршина. Попалась она при попытке из комнаты напротив в отсутствии хозяев украсть перчатки. Ее отчислили «без права восстановления в течении двух лет», – как гласил указ. На словах замдекана сказала: «Пусть поработает немного, узнает, как достается каждая копейка. Может, к чужим деньгам будет относиться по-другому». Наивная, она не знала, что год, который Свете нужно было как-то перекантоваться, она провела неплохо. Может быть, на презираемых ею студентах чуждого ей вуза она оттачивала свое актерское мастерство.

Наташа учебу забросила окончательно, сладко погибая в любовных утехах. Даже прекратила на выходные уезжать домой. Практически весь второй семестр в институте она не появлялась. Указ об ее отчислении вывесили следом за указом об отчислении Паршиной. Обе должны были освободить места в общежитии.

Когда свои вещи собирала Наташа, Маша, решившись, обратилась к ней:

– Наташа, можно тебе задать один вопрос? Скажи, пожалуйста, действительно ли стоят все твои любови, вообще… всё это, – Маша сделала ударение на последнем слове, выделив его паузой, – стоит ли всё это образования… одним словом – нормальной человеческой жизни?

Наташа, оторвавшись от чемодана, выпрямилась.

– Ты серьезно спрашиваешь?

– Конечно.

Она долгим взглядом в упор посмотрела в Машины глаза своими омутами, будто что-то взвешивая, и ответила твердо и очень серьезно:

– Да, стоит.