Читать книгу Небо - Елена Крюкова - Страница 16

Холод! Холод! Кружевные розги

сереброигольчатых дерев!

Сколько жизней прожили мы розно?

Содрогнемся, в мраке замерев

Спальни. Рыб подледного улова —

тел горячих – не видать во тьме.

Господи, я дудкой Крысолова

приложусь к устам Твоим в тюрьме.

Бездну я, рыдаючи, ласкала —

бездна и восхитила меня.

Рваное, щенячье одеяло,

Судного дождавшееся Дня!

Выжаренной, черной сковородкой

раскаляюсь на Твоем огне.

И плывешь в ночи долбленой лодкой

по ледовой, волногрудой мне.

Индевелой царской паутиной

виснут ветки, ловят мошкару

Звезд слепящих. В мира крестовину

землю-ель воткнули на ветру.

Да, такая ночь, что надо плакать

яхонтами, лалом – в три ручья,

Пред Пречистой грудь свою царапать,

чтоб узрела, сколь же грешна я!

Да, Царица во звездах безбрежных,

с волосами долгими, как песнь, —

Многонежна я и многоспешна,

многосерда, многогрешна есмь!

Каждого, о, каждого любила,

кто в сугробе спал и корку ел.

Каждого, о, каждого простила —

кто хлестать, пытать меня умел.

Каждому следы его крестила —

прочь! в метелях! в зорях зелень-медь!..

И несла неведомая сила

от меня возлюбленных – во смерть…

И, давясь слезами, сдернув Книгу

с полки, где давно про бедных нас

Начертали… все посняв вериги,

что неймет рука, не видит глаз,

Обнажившись – голая у ложа,

лебедица? ведьма? горностай?.. —

Где там!.. – с черной нищенкою схожа,

с попрошайкой, коей бублик – Рай,

Коей праздник – ярая медяшка,

коль ступни морозом сведены, —

Так стою! И сброшена рубашка

бастылом засохшей белены.

И над дегтем мира, что просвечен

черным перстнем в мельхиоре рам,

Вызовом – Тебе – бросаю плечи:

теплым белым хлебом – по утрам!

И живот – застылей сладких сливок

на морозе, русака белей

Во полях!.. Зверь Времени!.. Загривок

не топорщь. Добычу не жалей.

Ты бери меня, о муж мой, в руки.

Ты меня, о князь мой, пей и ешь.

Вот распил небес: кольцо разлуки,

вот мишень зерна: звездою – брешь.

Если что – зайчиху Ты косую

уж прости. Грех – без году и дня.

На груди я кольца нарисую,

чтобы смог Ты выстрелить в меня.

Чтобы точно Ты, охотник, метил,

чтоб не торопяся взвел курок…

Торопись! Полночный купол светел

от ледовых росписей-дорог!

От гвоздищ, от пламени мороза,

от Голгофских наледень-крестов…

Все – из чарки лика – выпей слезы.

Всё целуй дрожание перстов.

Не убойся пасти той постели,

страшно распахнувшейся Тебе.

Кто горел здесь – все дотла сгорели:

выжгли Знак Беды в моей судьбе.

И, в рубцах, порезах, швах и шрамах,

клеймах казней – с головы до пят,

Лишь перед Любовью крикну: «Мама!..» —

шепотом, как – вниз лицом – солдат

Окровавленный – и осиянный:

он, швырявший кости у Креста…

Господи, о, дай мне, окаянной,

эти лишь – последние – уста.