Читать книгу Память - Елена Крюкова - Страница 22

О, коли Время можно загасить

Одной ладонью голой,

     как свечу!..

Здесь, в Вавилоне, не протянут пить.

Сорвут с плечей рогожу и парчу.

Здесь Вавилон. Его оскал зубаст.

Его глаза звериные красны.

Он слямзит, выжрет, оболжет, продаст.

Он маску мира вздел на рык войны.

По улицам его трусят, трясясь,

Людишки. Морды лошадины их.

И бьется нежное лицо, как белый язь,

В дегтярных топях кабаков ночных.

Я вижу ангелов. Всех херувимов зрю.

Всех серафимов я в анналы лба

Запхала. Вавилонскую зарю

С натуры малевала я, слепа.

Заплеванный мой, каменный мешок,

Любимый город может спать споко… —

Ну, выпьем, Вавилон, на посошок.

Простимся. Разрываться нелегко.

Я дочь твоя. Я дырь твоя и брешь.

Церковная – в За-русско-речье – мышь.

Ты тесаком мне пуповину режь,

Свиным ножом!

     Я заплачу барыш.

От улиц блестких, хлестких, дождевых;

От красных башен – зубья чеснока,

Моркови ли, где колокольный дых;

От кусов снега – белого швырка

Купецкого; от ночек, где подвал

Ворочался всем брюхом мне навстречь,

Бутылью, койкой, куревом мигал,

Чтоб закавыкой заплеталась речь,

Чтоб лечь живее,

     чтоб обнять тесней,

Чтобы мертвей – метлой в ночи!.. – уснуть…

От воплей Вавилонских матерей,

Чей за сынов гробами – зимний путь;

От следа той Боярыни саней —

Двуперстье – ввысь! – на горностай-снегу;

От подземельных, воющих огней,

Что розвальни железны на бегу

Рассыплют… —

     от разряженных цариц,

От нищенки, кудлатой, как щенок, —

Иду я прочь от лучшей из столиц,

Эх, розвальни мои – лишь пара ног!

Я ухожу навек, мой Вавилон.

Москвища ты, Москвишечка, Москва —

Тоска; Москва – Молва; Иван спален

Великий – почернела голова.

Пророчу велий в будущем пожар.

Тебе ли сажи, мать, не занимать?!..

Пророчу огненный, над грузным снегом, шар —

Он все сожжет. Он будет век летать.

И дядьки пьяные, бутылки ввысь подъяв

С-подмышек, из-за пазухи, крича:

– Гори, блудница!.. Смертью смерть поправ!.. —

В меня как дунут, будто я – свеча!

Весь люд мой Вавилонский заорет!

Костер пожрет и жемчуг и мешок!

Я ухожу навек, о мой народ.

Кто крикнет вам, что жив на небе Бог?!

За все грехи. За крупяную мышь

Зашкафной лжи. За сердце, ног промеж —

Костер Московский,

     весело горишь,

Огнь Вавилонский,

     души живы ешь!

И, мразь и князь, калека и юрод,

По стогнам,

     по соборам,

          под землей —

Пребудут все в огне – святой народ,

И – мученства венец – над головой!

Сгорит мой Вавилон! Сгорит дотла.

Я так любила – в сердце нищеты,

В обломках досок, где жила-плыла, —

Кремль ненаглядной, женской красоты.

Я церкву каждую, как тетку во платках,

За шею обнимала, омоча

Слезами грудь ей… Ты живи в веках.

А я сгорю. Такая я свеча.

А я сожгусь. Истлеет в пепел нить.

Развышьет сажа вьюжную парчу.

О, если б Время злое загасить

Всей жизнью бедной,

     голой, —

          как свечу…