Читать книгу Память - Елена Крюкова - Страница 5

Не сломайте руки мне – хрусткие ледышки…

Морды – мышки… щеки – пышки…

Я лечу внутри Суда: под ногами – города;

Я бегу до хрипа, до одышки

По тяжелым облакам… юбка задерется – виден срам…

А солдат глядит, замерзший, с вышки

На летящую в небесах – меня!.. На шматок волос огня…

На живот мой, локти и подмышки…

Я жила, жила, жила. Я пила, пила, пила.

Ела, ела, ела – и любила.

Синие гвозди звезд… лес, зубцы пихт… мгла…

Топор Луны… кометы метла…

В руке ночной, черной, скрюченной, – звездное кадило…

Руки, что нянчили меня, – мертвы.

Губы, что кусали хлеб моих щек, – мертвы.

На половые тряпки порваны пеленки.

Истлел мой детский, в златых блестках, княжеский кафтан.

Сгорел в печи мой детский барабан.

Страшный Суд!.. прими голого ребенка.

Прими голое, морщинистое, старое дитя.

Бутылку жму к груди: о, не в вине душа.

Седую бровь я пальцем послюню.

Я ведь маленькая, Бог, а дура – будь здоров.

Я не научилась за всю жизнь, посреди пиров,

Съедать Царские яства на корню.

Не выучилась, дура, – а хотела как!.. —

Никогда не разменивать разменный пятак;

Отрезать от пирога, чтоб не убывало;

Нагло врать в лицо, чтоб свою шкуру сберечь,

И так исковеркать грубую, горькую речь,

Чтоб обсасывали косточки, грызли сладко, вопили:

«Вкусно!… Дай еще!.. мало!..»

Ах, дура, – бежала голяком!

Ах, Федура, – не умела тишком:

Все гром, да слом, да ор, да вор, да крик истошный!

Вот и слышно было мя издалека

Вот и знали все мя – от холопа до князька:

Смех заливистый, посвист скоморошный!

А и в Царских невестах ходила небось!..

А и в Царских дочерях походить довелось!..

А мне все у виска пальцем крутили:

Что ты, девка, они ж подохли все давно…

Что ты, кляча, в том лесочке темно,

Ни часовни, ни креста на той могиле!..

Все Царское у тебя – и зипун, и тулуп.

Все Царское у тебя – и изгиб ярких губ,

И синь очей из-под век,

     и на плечах алмазный снег,

          и ожерелье вьюги.

Вся жизнь твоя Царская – в огне и в беде.

И ты, Царица, в небе летишь, на Страшном Суде,

И сосцы твои – звезды, и руки твои – звездные дуги.

И глаза твои, Царица, – один Сириус, другой Марс:

Они жестоко и страшно глядят на нас,

И ладони твои, Царица, – звездные лики:

Они обернуты к нам, и пальцы подъяты, как власа, —

Живи, Царица, еще час, еще полчаса,

А там – душа пусть выйдет в звездном крике.

И раскатится крик над ночной тайгой – Страшный Суд!

И ты упадешь с небес, Царица! И тебя унесут,

Увезут на телеге с зеленого льда расстрела:

Ах, была ты дура из дур, что орала так —

Вот молчанье навек, вот на глаза пятак,

И это длинное, худое, животастое, ребрастое,

старое, Царское, детское, нищее тело.

А и где душа?.. А и нету души.

Тихо из мира уходи. Звезду туши.