Читать книгу Вкус одержимости - Елена Лабрус - Страница 11

Тишина. Оглушительная тишина. Плотная, вязкая, густая.

Я поняла, что проснулась, когда сквозь неё пробился звук.

Дождь.

Он стучал в стекло, отбивал дробь по карнизам, шелестел листьями за окном.

Успокаивал. Баюкал. Шептал.

Мужчина.

Мне казалось, я просыпаюсь уже не первый раз. Но когда бы я ни открывала глаза, он каждый раз был в комнате.

Красивый мужчина.

В таких влюбляются окончательно и бесповоротно.

Такие любят однажды и навсегда.

Высокий, стройный, широкоплечий, небритый. Загадочный.

Мне казалось, что я его знаю. А может, он мне когда-то уже снился.

Или я о нём мечтала?

На веки, словно наложили камней, но я всё же сделала над собой усилие, чтобы не закрыть глаза.

Во всём чёрном, он стоит, засунув руки в карманы и смотрит в окно.

Полумрак комнаты. Свет белым прямоугольником рамы. Шорох дождя.

Мужчина смотрит на дождь. Но взгляд его блуждает где-то далеко-далеко…

О чём он думает? Кто он? Я его зна…

В памяти замелькали картинки.

И через меня словно пропустили электрический разряд.

Посылка. Особняк. Порезанный палец. Кровь.

Чёрт! Я его знаю. Нет, о нём я точно не мечтала. Это же Алан Арье!

И в тот момент, когда в моей голове прозвучало его имя, с неумолимостью включённого в темноте света я вспомнила всё остальное. И в ужасе зажмурилась.

Боль. Страх. Стыд.

Стыд. Боль. Страх.

Три всадника моего личного апокалипсиса.

Пережитое затопило сознание. Понеслось по венам расплавленной лавой. Добралось до каждого уголка, нерва, клеточки. Ударило. Опрокинуло. Брызнуло, полоснуло осколками воспоминаний. И заставило мучительно скорчиться.

Если бы могла, наверное, сейчас я бы затрепыхалась в подоткнутых под матрас простынях как птица в силках птицелова. Взвыла. Зарыдала. Забилась как сумасшедшая в смирительной рубашке.

Если бы могла, наверное, это выглядело бы именно так.

Я проснулась, я всё вспомнила…

Но тот, что стоял в комнате, скорее увидел, что я проснулась, чем услышал, ведь всё, что я смогла – только закрыть и снова открыть глаза.

Я всё вспомнила. Всё…

Кроме того, как оказалась в одной комнате с Аланом Арье.

– Доброе утро, – прозвучал в тишине его глубокий сильный голос.

Как же хотелось снова уснуть. Впасть в беспамятство, бешенство, идиотизм. Раствориться. Исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Спрятаться. Но почему-то я была уверена, что это не поможет. Он всё равно никуда не денется.

– Сейчас два часа дня, – он посмотрел на часы по-хозяйски, так, словно обед я проспала и второй раз слуги стол для меня накрывать не будут.

Ваше Сиятельство, граф Алан Генрихович Арье. То ли из Тюдоров, то ли из Цепешей, мысленно язвила я.

Он подошёл, встал в ногах кровати.

Святая инквизиция, спаси меня! У него всё тот же чертовски сексуальный голос. На нём всё так же чёрная одежда. Он всё так же дьявольски хорош и, наверное, как обычно, адски зол.

Но что-то изменилось. Что-то незримое.

В его взгляде. Он словно ожил и даже потеплел.

– Я… – прошептала я беззвучно.

Он предупреждающе поднял руку, заставив меня замолчать.

Упс! «Потеплел» вычёркиваем.

– Ты не привязана. Ты не пленница. Тебе ничего не угрожает, – ледяным тоном сообщил он.

– Где… я? – прошептала я с большим трудом.

Горло пересохло. Руки не слушались. Всё болело. И во всём теле была такая слабость, что я скосила глаза в одну сторону, потом в другую и уже устала.

– Что же тебе сказать? – пожал он плечами. – В аду. Обители зла. Логове чудовища.

– Так я и подумала, – едва слышно прохрипела я, рассматривая тёмную мебель, на удивление вполне современную, а не сошедшую со страниц модных журналов пятнадцатого века. И гробы по углам не стоят, и паутина не висит. И то ладно. – Это ваш дом?

– Да, ты в моём доме, – усмехнулся он. – Вижу, напрасно я надеялся, что это неочевидно. И всё же предвосхищая остальные твои глупые вопросы, – не дал он мне возразить, – отвечу сразу. Я понятия не имею как ты оказалась на заброшенной скотобойне. Добровольно ты туда приехала или просто заблудилась. Знакома ты с этими парнями или нет. Всё это меня не касается и не интересует. Я просто ехал мимо. И нечаянно попал к концу представления, когда тебя подвесили как мясную тушу на крюк и поливали из шланга ледяной водой. Мне показалось умереть там не входило в твои планы. Поэтому, к сожалению, я вмешался. К ещё большему сожалению, пришлось оказать тебе посильную помощь, а для этого привезти тебя в свой дом, что, поверь, не привело меня в восторг и доставляет крайние неудобства, – он снова предупреждающе поднял руку, не позволив мне сказать. – Благодарить не надо…

– Я хотела извиниться, – всё же вставила я.

– Тоже лишнее. Но пока ты здесь, тебе придётся выполнять ряд правил.

– Нет, нет, я больше вас не задержу, – попыталась я потянуть за одеяло, которым была укрыта.

Но два одновременных открытия заставили меня остановиться.

Во-первых, у меня не было сил на то, чтобы встать.

А во-вторых, за исключением моих же трусов, я лежала совершенно голая.

И я точно помнила, что одежды на мне быть не могло.

Это он надел на меня трусы?

Он меня спас и…

– …он видел меня голой? – в ужасе спросила я у крошечной дырочки на пододеяльнике. И накрыла её пальцем, как закрывают глаза тем, кому не следует что-то видеть.

Господи, как же стыдно. Как же мучительно стыдно.

Он кашлянул.

– Поверь, это меньшая из твоих проблем, – молча ждал товарищ граф, когда я, видимо, всё это быстренько переживу, приму, смирюсь и невозмутимо продолжил. – Итак, повторюсь. Ты не пленница. Ты не… – он осёкся, глядя, как мои глаза наполняются слезами. И вот теперь разозлился. – Дьявол! Да, я видел тебя голой. Мне сорок два года. Поверь, ничего нового я для себя не узнал. Я могу продолжить?

Я закрыла глаза. А выглядишь на тридцать.

Вытерла выкатившуюся из-под ресниц слезинку и кивнула.

Валяй! Наверное, это и правда меньшая из моих проблем. Бо̀льшая стоит злится, язвит, сверкает глазами и точно знает, как я выгляжу без трусов.

– Поверь, я бы не задержал тебя здесь ни лишней секунды, но, как врач, вынужден предупредить, – он подождал, когда я снова на него посмотрю. – Двое суток назад я привёз тебя сюда с переохлаждением и массивной кровопотерей, которую пришлось срочно компенсировать. Ты потеряла много крови и ничего не ела два дня, только спала, поэтому будет слабость. Также у тебя растянуты связки на обоих плечах. Возможно, порваны мышцы, руки поднимать будет трудно и больно. Сломан нос. И на груди, – он замолчал, словно запнулся, посмотрев на мою грудь, но тут же продолжил. – На груди порез. Глубокий, инфицированный, из-за чего пришлось начать курс антибиотиков. Как минимум, придётся закончить инъекции, прежде чем ты отправишься домой. И, как максимум, набраться сил, потому что ко всему прочему у тебя ещё серьёзная анемия. А значит, вернёмся к тому, с чего я начал. Пока ты здесь, тебе придётся выполнять ряд правил.

– Мне что-то вырезали на груди? – я была не уверена правильно ли запомнила всё, что он перечислил, но, когда он посмотрел на мою грудь, мне стало плохо до тошноты.

Это ведь единственное чего я не помнила, раз с тем, как я снова попала во владения чёртова графа Дракулы мы уже разобрались. Или не единственное?

Порез я хотя бы чувствовала. Не видела, но помню, как очнулась с завязанными глазами от ледяной воды и почувствовала свою горячую кровь, что текла из раны и боль, невыносимую боль, когда в порез попадала вода.

А вот что было до…

– Алан! – сквозь застилавшие глаза слёзы я видела его нечётко. – Мне можно называть вас Алан?

– Конечно, – натянуто улыбнулся он. – И даже обращаться на «ты». Ведь я видел тебя голой. К чему эти сантименты, – съязвил он.

Спасибо, что напомнил!

– Меня… изнасиловали?

Это была самая длинная пауза на свете.

Три самых страшных секунды в моей жизни.

Три разверзшихся пропасти.

Боль. Стыд. Страх.

Три проклятия. Три несчастливых карты, что мне выпали. Три зубца крепостной стены, на которых меня подвесили. Три стороны света, ни на одну их которых не попадает солнце.

Три очка. Поздравляю! В этом конкурсе неудачников вы проходите в полуфинал.

– Нет, – ответил Алан Арье через три сотни лет, когда я уже поседела, состарилась, одряхлела, да и просто превратилась в прах.

Выдох облегчения вырвался из моей груди.

И какой же живительный это был выдох.

Если бы эта статуя Командора только представляла себе, как для меня это важно.

Впрочем, какое дело Алану Арье до меня. Где он, а где моя девственность.

И у меня, конечно, ещё было много вопросов, какими бы глупыми они ему ни казались, но был среди них один особенно насущный.

– Что мне вырезали на груди? – выдохнула я.

– Неважно, – качнул он головой. – Заживёт.

Я опустила глаза, но увидела только край повязки, что выступала из-под простыни.

И не скажу, что камень упал с моей души, когда он бросил это своё «заживёт». Вот только чёртов камень словно затыкал какую-то дыру, а теперь сдвинулся, а из неё ручьём потекли слёзы.

– Значит, это вы? – закрыла я рукой глаза. – Вы меня спасли?

– Я, – тяжело вздохнул господин Арье, явно поборов порыв сказать: «А не об этом ли я тебе только что рассказывал?» Но промолчал.

– А моя машина?

– В гараже.

– А одежда?

– Постирана. Всё, что тебе нужно, найдёшь в ванной.

– А те трое…

– Не беспокойся о них, – лёд в его голосе ни на градус не потеплел. – В моём доме, тебе ничего не угрожает. Сейчас тебе нужно поправиться. И думать только об этом.

В мою ладонь мягко ткнулся бумажный платок.

– Скоро будет обед. Не пытайся пока вставать.

– Спасибо! – всхлипнула я. – Спасибо, что меня спасли.

– Не заставляй меня об этом пожалеть, – прямо над головой прозвучал его строгий голос. И сочувствия в нём было не больше, чем у морозильника. – Если тебе нужно кому-нибудь позвонить, твой телефон у подушки. И, будь добра, не упоминай моего имени и адреса.

– Мне некому, – подумав, отняла я от лица платок.

Но комната оказалась пуста.

Он ушёл.

Так и не озвучив свои правила.