Читать книгу Вкус одержимости - Елена Лабрус - Страница 17

– Простите, что? – прижала я руку к груди, перепугавшись.

С трудом переведя дух, превозмогая боль, потянулась за упавшим телефоном и в ужасе застыла… тот лежал экраном кверху, светясь омерзительным сообщением и подозрительным логотипом сайта, словно изнанкой моей жизни.

И мужская рука подхватила его первой.

– Я кое-что понимаю про чувство вины, – протянул мне телефон Алан Арье. – Последние слова, что я сказал жене, были «Да можешь не возвращаться!»

Чёрт побери! Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет.

Видел? Или не видел? Успел прочитать? Или нет?

Мне и так было невыносимо стыдно, неловко и неуютно рядом с ним, а теперь ещё это. И в такой неподходящий момент, когда он решил вдруг поделиться наболевшим.

– Вы поссорились? – не смела я поднять на него глаза, следя только за руками и покраснев, наверное, до кончиков ногтей.

Фак, фак, фак!

– Я не простил себе не её смерть, – налил он вина в два принесённых стакана. В один добавил воды, вставил широкую коктейльную трубочку, подал к самой груди, чтобы мне не пришлось тянуться. – Она не на моей совести, – пружинисто опустился в мягкое кресло со своим стаканом в руке.

От него пахло дождём, словно он только что пришёл с улицы. И вид у него был расслабленный и даже благодушный, если это слово вообще можно применить к Алану Арье. Я физически чувствовала, как он удивлённо буравит меня глазами, пытаясь понять, что не так, но ничего не могла с собой поделать, чтобы исправить неловкость.

– Что же вы себе тогда не простили?

Поймав губами трубочку, я поспешно сделала несколько больших глотков.

– Того, что был зол и не думал, как сильно её ранили мои слова. Что начал ту ссору, после которой она ушла. Что не остановил её, не попросил прощения, не обнял, даже не повернулся, когда, стоя в дверях, она сказала: «Скоро вернусь». И это я уже не смогу исправить. Но хочу найти того, кто оставил её умирать, и мне всё равно, что будет потом.

– Почему всё равно?

Я всё же глянула на него исподлобья. И только рот, наверное, не открыла от потрясения. Святая инквизиция! Как же он был хорош! Задумчив. Слегка отрешён. И до дрожи красив. Эти слегка взъерошенные, упавшие на лоб тёмными прядями влажные волосы. Небрежно расстёгнутый ворот рубашки. Рельефная грудь. Брутальная щетина. Расслабленная поза. Хрустальный бокал в длинных пальцах. А какой взгляд! Люцифер нервно грызёт ногти в сторонке.

Таинственный, пронзительный, опасный.

В его глазах пороховая синь. В его глазах тлеющий вулкан.

Чиркни – и вспыхнет. Тронь – и обожжёт. Загляни – и спалит дотла.

Когда мы первый раз встретились, его взгляд был мёртвым, пустым, безжизненным, а теперь словно ожил. Блестит. Горит. Жжёт!

– Потому что мои последние слова были «Да можешь не возвращаться!» – повторил он с нажимом, а может, с лёгкой обидой. Наверное, ему показалось, что занятая своими неизвестными ему переживаниями, я слушала невнимательно.

А я – внимательно. Просто как тут сосредоточишься, дорогой граф! Вы неотразимы до боли в глазах.

И как назло то одно, то другое.

Я едва сдержалась, чтобы не выдавить из себя очередное «простите».

От опрометчивого поступка меня спасло вино. Оно вдруг прокатилось по пустому желудку, как шар для боулинга, выбивая страйк.

Я поспешно прижала руку к животу и умоляюще посмотрела на хозяина дома:

Пожалуйста, не надо меня дотла! Я просто есть хочу.

– Вы же не могли знать, что они окажутся последними.

Утешительница, скажем прямо, из меня вышла не очень. Но прощение я себе, кажется, вымолила: осталась жива. И с тоской посмотрела на остывший суп. Пусть он выглядел не таким аппетитным, как Алан Арье, по верху плавали застывшие жиринки, бульон был жидковат, но я должна быстрее поправиться и бежать отсюда. А еда – Вы снова правы, чёртов граф! – скорейший путь к выздоровлению.

– Не мог. Но это моя вина, что мы поссорились и она ушла.

– Поссорились из-за чего?

Он встал, словно не слышал моего вопроса. Прихватив с собой грязную тарелку, ушёл в кухню. Вернулся со свежей порцией супа. Упал в кресло. Отхлебнул вина. И словно специально выбрав неудачный момент, ответил.

Я как раз только склонилась к тарелке. Превозмогая тошноту, что так толком и не отпустила, зачерпнула со дна гущи с кусочком курицы, отхлебнула.

– Она хотела ребёнка.

Чёрт! Я обожглась. Поперхнулась. Закашлялась.

Он подождал, когда прочищу горло, вытру нос и… добил:

– А я не хотел.

– Почему? – выдохнула я, глядя исключительно в тарелку.

– Это сложно. Ешь, – он допил своё вино и встал.

Пересёк комнату, привычно застыл у окна.

Прямая спина. Идеальный разворот широких плеч. Узкие бёдра. Длинные ноги.

Со спины он выглядел ничуть не хуже, чем анфас. И, определённо, видел затылком.

– Если доешь всё, включу тебе здесь телевизор, – не поворачиваясь, сказал он.

– А если нет? – вспомнила я, что действительно должна работать ложкой, а не пялиться куда не следует.

– Отнесу обратно в спальню.

– Ну спасибо, что хоть не обратно на скотобойню, – поделилась я с лужицей супа на дне тарелки.

И клянусь, услышала смешок. К счастью, от окна, не со дна тарелки.

Хотя это его «отнесу в спальню», как ни крути, прозвучало двусмысленно, и я не виновата, что мои мысли свернули в неправильном направлении.