Читать книгу Невеста Моцарта - Елена Лабрус - Страница 11

– Боже, Моцарт, – скривилась моя прокураторша, выйдя из машины. – Когда ты уже снимешь свой спортивный костюм?

– Ирина Борисовна, я же бандит. Должен соответствовать, – сплюнул я и подошёл к ней расхлябанной хулиганской походочкой.

– У тебя два высших образования, Сергей.

– Одно из них музыкальное, – улыбнулся я.

– Но второе-то экономическое. А ты всё из себя гопоту изображаешь. Бреешься наголо. Ходишь, словно тебе яйца мешают.

– Мне очень сильно мешают яйца, – подошёл я вплотную. – И болять без тебя. Привет! – чмокнул её в щёку и достал из-за спины букет.

– Емельянов, – покачала она головой. Строгий синий костюм, что так шёл к её глазам – форма прокуратуры. Погоны советника юстиции третьего класса с одной звёздочкой. Строгие лодочки без каблука. Высокая. Стройная. Жёсткая. И красивая, зараза.

– К вашим услугам, свет очей моих Афина Борисовна, она же великий и ужасный прокуратор Иудеи Валерий Грат.

– Отчего же не Понтий Пилат? – хмыкнула она, пряча лицо в розы.

– Ну, Понтий Пилат всего лишь печально известен как прокуратор вынесший приговор Христу, хотя сейчас это оспаривается, а вот Валерий Грат из рода Валериев, разгромил две банды грабителей, заполонивших Иудею во время его правления и даже убил собственной рукой главаря одной из них. Если верить Википедии, конечно.

– Ху! – сделал она выпад, изобразив, что втыкает мне в живот копьё. – Умри, жалкий бандит! Его случайно звали не Моцарт?

Я сделал вид, что падаю вперёд, сражённый её рукой.

– К сожалению, Симон, – пошатнулся я, – бывший раб Ирода Великого, – и замер, свесив голову, словно повис на пронзившем меня оружии.

– Клоун, – выдохнула Ирка.

Я резко дёрнулся, подтягивая её к себе, и она взвизгнула как девчонка.

– Как же я рад тебя видеть, – скользнул я губами по её шее, жадно вдыхая духи, кстати, подаренные мной.

– Серёж, ну не здесь же, – отпрянула она, оглядываясь по сторонам.

– Конечно, не здесь. Я снял номер, – вложил я в её руку ключ-карту. – Тут недалеко. Отель «Лион-Палас». Президентский люкс.

– Ненавижу тебя!

– Я знаю, – скользнул я по её упругой заднице рукой. – И я заказал…

– О, нет, нет, – захныкала она, ударив меня букетом.

– О, да, да. То есть йя, йя, натюрлих! Брускетта с крабовым салатом и розовой сальсой.

– М-м-м… – она капризно выгнула шею. – И земляничный пирог?

– С целой горой свежей земляники, – прошептал я. – А ещё холодное шампанское. Горячая ванна.

– Искуситель!

Я подмигнул:

– Жду!

И ждать её пришлось недолго…

– Я слышала ты похитил несовершеннолетнюю дочь сенатора с вечеринки, – достала она из душистой пены ногу и положила на мраморный край ванны крепкую ступню с неброским педикюром.

– Нагло врут, – глотнул я шампанское и потянулся к полке с зажжёнными свечами, чтобы поставить бокал. – Ей как раз исполнилось восемнадцать. И всё было заранее обговорено с отцом.

– А вот господин Тоцкий так не считает, – откинулась она на моё плечо и повернула голову, чтобы на меня посмотреть. – Говорит был свидетелем похищения.

Мерцающие свечи оставляли блики на её лице и создавали ощущение глубокой ночи в царском дворце. А моя Клеопатра мокрой ладонью заставила меня нагнуться и зашептала в самые губы:

– Ты собрался жениться?

– Пора, – выдохнул я. – Я уже большой мальчик.

Она плеснула в меня водой.

– Только не вздумай сказать мне, что это по любви.

Я скрестил руки, сгребая её в охапку.

– Как давно ты делала что-то, чего сама хочешь?

– Только что, – усмехнулась она. – Я запивала шампанским камчатского краба. Я ела горстью свежую землянику. Я тебя трахала.

Я скривился.

– Вот только не надо этого скепсиса, – прокомментировала она.

Нет, нет, я не спорил, трахал не я её, она – меня. Скакала как на родео-быке. И всё её крепкое, словно литое тело, с тугой матовой кожей, спелой тяжёлой грудью и ненасытным лоном выгибалось в судорогах оргазма, а потом начинало заново свой завораживающий танец, вовсе не заботясь о том насколько это нравится мне.

Но мне нравилось. Это как смотреть за женской мастурбацией. Она самоудовлетворялась. Она танцевала. Она камлала. Я возбуждался только от вида кончика её языка с вожделением касающегося губ. От метаморфоз, что вдруг сжимали плоский большой сосок в густо-розовый бутончик. Кончики её прямых тёмных волос касались моих ног, когда она выгибалась в своём шаманском танце, щекотали, ласкали, дразнили…

И всё это завораживающее, глубоко волнующее, неистово эротическое действо она святотатственно назвала убогим словом «трахала».

– Не люблю это недо-слово. То ли дело ебать. Или ебсти. Или точить хуй. Нет ничего красивее, сочнее, точнее и эмоциональнее мата. Трахается слесарь с неподходящей деталью, а мужик ебёт.

– Моцарт, – покачала она головой. – Ты хотел что-то сказать мне про свободу выбора, кажется, а не читать лекцию по русской словесности.

– Да. Но, кажется, ты меня и так поняла: мы, взрослые люди, делаем не то, что хочется, а то, что надо.

– Ну и зачем она тебе, эта Евгения Мелецкая?

– Стану хорошим мальчиком. Буду ходить в костюме. Мыть ноги на ночь. Перестану ковыряться в носу. Подамся в Думу, в народ, в законодательную власть.

– А в президенты не хочешь? – усмехнулась она.

– Ну, если ты меня поддержишь…

– Пиздабол ты, Моцарт, – резко поднялась она, выплеснув на пол лужу мыльной воды. Завернулась в махровый халат, стоя ко мне спиной и потом только повернулась…

– Я ни за что не поверю, что она нужна тебе просто для поддержания нового имиджа. И связи её отца, – предупреждающе подняла она руку, когда я хотел возразить, – здесь ни при чём. Ты и так человек уважаемый, господин Емельянов. Твоим связям её отец может только позавидовать. Как же сказал тут на днях Сагитов? – она пощёлкала пальцами, словно припоминая, и подняла указательный вверх: – Интеллектуальный бандит. Во!

Ни один мускул не дрогнул на моём лице, услышав фамилию первого заместителя прокурора города Ильдара Саламовича Сагитова. Но она же не рассчитывала, что я завиляю хвостом?

Я накинул на бёдра полотенце, стоя в ванной. И оставляя мокрые следы на полу, пошёл за моей прокураторшей в гостиную.

Яркость дня после сумрака ванной ослепила, заставив привыкать к солнечному свету заново.

– И в связи с чем меня вдруг вспомнил Ильдар Саламович? – не забыв прихватить из ванной бокалы, я подлил шампанского и завалился на крутобокий диванчик.

– С тем, что ты умыкнул его крестницу как дремучий горец, а ещё интеллектуальный бандит называется!

– То есть ключевое слово всё же бандит? – усмехнулся я.

– Ну, судя по роже Тоцкого особо ты не церемонишься, – села она. Распахнувшиеся полы халата оголили её закинутые одна на другую длинные и крепкие ноги.

– Мужик был пьян. Еле стоял на ногах. Боюсь, он сам упал, – пожал я плечами.

– Серёж, – она расставила ноги и наклонилась ко мне, уперев локти в колени. – Не лезь в это дело, а?

Тёмные волосы её лобка держали взгляд как намагниченный, не позволяя смотреть выше, но всё же я сделал над собой усилие и посмотрел в её бездонные синие глаза.

– Ир, это не твоя компетенция. Ты занимаешься организацией рассмотрения писем и приёма граждан.

– А ещё вопросами управления по надзору за процессуальной деятельностью в органах Следственного комитета.

– И ты мне очень помогла с Тоцким, но…

– Но что? Что, если скоро это будет моя компетенция, Серёж?

Я больше не мог это видеть. Встал, оставил в сторону её бокал и посадил её на стол.

– Что, если скоро дед Мазай отправится на пенсию, Сагитов сядет в его кресло, а я… – она порывисто вздохнула, сжав бёдрами мою руку. Сама развязала халат, легла на стол и выгнулась мне навстречу, раздвигая ноги.

– А ты станешь первым заместителем прокурора, – закончил я за неё.

Пощекотал языком клитор, прошёлся вверх-вниз по гладким складочкам. Розовой, припухшей, нежно пахнущей пеной для ванны киске. Мои колени упёрлись в ворсистый ковёр. И я накрыл губами бугорок её удовольствия… как замысловато любили называть всё это девочки. Но я-то был не девочка.

Выебу я тебя сейчас, Ирка. Сначала языком. А когда ты начнёшь повизгивать от нетерпежа, воткну член в твою мокрую дырку. И клянусь, к тому времени она будет не просто влажной, ты будешь течь ручьём, а потом хрипеть от изнеможения, извиваться подо мной как последняя сука и выкрикивать самые грязные ругательства, какие знаешь. Потому что я не буду тебя трахать, я буду тебя ебать, пока ты не начнёшь умолять о пощаде…

– А-А-А! Стой! Всё! Всё, я больше не могу, – уткнулась она лицом в подушку. – Я же завтра не смогу ходить.

Я посмотрел на часы. Жаль, что мне пора. А то она бы и сегодня не смогла.

– Жива? – наклонился я, чтобы её поцеловать. – Не слишком жёстко?

– Ненавижу тебя, Моцарт! Скажи, – развернулась она, вся мокрая от пота, тяжело дыша, – тебя же не потому зовут Моцарт, что ты всю школу проходил со скрипочкой, а потому что виртуозно владеешь другим смычком?

Я загадочно улыбнулся.

– Как знать.

Когда я вышел из душа, она ещё валялась на кровати.

– Тебе разве не надо на работу? – я натягивал одежду.

– К чёрту работу! Закажу себе ещё шампанского, посмотрю какую-нибудь киношку, поваляюсь в ванне с маслами.

– Ни в чём себе не отказывай, – подтянул я её к себе, сочно поцеловал и отпустил. – Я закажу тебе шампанского. До встречи!

– Моцарт! Не бросай меня!

Я остановился. Вот заладили! Одна: нас разлучат, вторая: не бросай.

– Она просто глупенькая маленькая девочка, которой не повезло.

– Зачем тебе Сагитов, когда у тебя есть я? – упрямо стояла она на своём. – Вот только не делай такое лицо, словно я несу ерунду. Я же не дура, Сергей. Она крестница Сагитова, а он на тебя давно точит зуб. Это не может быть простым совпадением, Моцарт!

– Ира, смотри кино, – кинул я ей на кровать пульт. – И прекрати во всём искать скрытый смысл. Мне отдали её за долги. Её отцу нечем расплатиться за мои услуги. А они, как ты знаешь, стоят дорого. Поэтому будь добра, если не хочешь, чтобы девчонка расплачивалась по гроб жизни, не трогай Тоцкого. Он знает, что за ним должок прокуратуре, и этого достаточно. Мне надо чтобы он снова был в деле. Чтобы у него не было другого выхода – только снова быть в деле. Я закончу, а потом еби его, пока тёпленький.

– Ты не представляешь куда тянутся от него ниточки.

– Поверь мне, я представляю.

– Тогда и ты мне поверь. Когда ты засунешь в эту девчонку свой член, она не захочет тебя ни с кем делить. И будет в своём праве, если станет твоей женой.

Бабы! Покачал я головой. Будь они хоть трижды прокурорами, учёными или президентами, мысли всё об одном: о члене.

– Приму к сведению, – улыбнулся я.

– Как? – крикнула она, когда я уже открыл дверь.

– Постараюсь не засовывать в неё свой член… без особой необходимости.