Читать книгу Невеста Моцарта - Елена Лабрус - Страница 12

– Я могу поговорить с тобой по секрету, крестница? – мягкая тёплая ладошка дяди Ильдара легонько потянула меня к гостиной.

Крестница. Я невольно улыбнулась. Нет, он не был моим крёстным отцом, тем более он мусульманин. Но так уж повелось, что с детства он звал меня крестница и свято обещал моим родителям, что, если вдруг с ними что-то случится – он обо мне позаботится.

– Папа… – оглянулась я, – я хотела с ним поговорить. А где мама?

– О, не волнуйся, папа не против, что с тобой поговорю я, – ответил дядя Ильдар. – А маму мой водитель повёз до магазина, она скоро будет.

Я посмотрела на закрывшуюся дверь. Мой дом и дом Моцарта, наверное, единственные места куда не заходил телохранитель. Но почему-то сейчас мне хотелось, чтобы он был рядом. Иван меня успокаивал. А в последнее время я что-то боялась разговоров по душам.

– Пошепчемся, – скорее поставил меня в известность дядя Ильдар, чем спросил.

– А вы знаете о папиных неприятностях? – села я на обитый зелёной кожей антикварный стул.

В большой гостиной, как мы называли эту комнату, сильно смахивающую на музей, особенно чувствовался дух девятнадцатого века – времени постройки дома и этой старой квартиры на предпоследнем этаже (верхний этаж надстроили позднее). Когда-то давно она принадлежала моей пра-пра-какой-то-там-бабушке вся. Потом её дочь с семьёй ютилась всего лишь в комнатке без окон, где сейчас у нас кладовка. Но теперь мы снова занимаем эту квартиру с высоченными потолками, чудом уцелевшим настоящим паркетом и большими окнами целиком.

– Именно об этом я и хочу с тобой поговорить. О папиных неприятностях.

– Правда? – оживилась я. Раздавленная предательством Артура, я всю дорогу проплакала. Но теперь во мне, как водка на дне гранёного стакана, что была изображена на картине другой моей именитой прабабки – художницы, плескалась злость.

Неужели я, наконец, заслужила правду?

– Твой отец, милая, хотел сделать очень хорошее дело: спасти от сноса памятник культуры и искусства. Уберечь историческое наследие нашего города, пострадавшее от варварства, равнодушия властей, а, возможно, и элементарной нехватки бюджета, малообразованности и косности. Он потратил все деньги на покупку бывшего особняка твоей прабабки.

– Особняка? Но мы и так уже живём в квартире княгини Нелединской-Мелецкой.

Он потянулся к краю стола, где лежала большая папка.

– В эту квартиру она переехала, впав в немилость у жены государя. Тогда особняк был отдан за карточные долги мужа, – открыл он увесистый фолиант в кожаной обложке. – Мы только что обсуждали это с твоим отцом. Вот смотри.

Честно говоря, я совсем не разбиралась в архитектуре, а уж в тех развалинах, заросших травой, исписанных краской и неприличными словами, что были на фотографиях, тем более не смогла увидеть ни исторической, ни тем более художественной ценности объекта № – далее шло не менее двадцати цифр, разделённых дефисами – как он был обозначен в каких-то архивных документах. Но я знала папину страсть и трепетное отношение к прошлому своей семьи. Знала, как много для него значила каждая мелочь, будь то мельхиоровые «Щипцы для конфетЪ и сахара» или «Машинка для чистки вишенЪ», что он бережно собирал и держал здесь же в большой гостиной в застеклённом шкафу.

Он был истовым коллекционером. Он даже книгу издал про все эти безделушки, текст к которой написал сам. Историк по образованию, профессор, доктор исторических наук, папа до сих пор преподавал в университете, хотя перед выборами в Совет Федерации был депутатом Законодательного Собрания города.

Знала я и его дотошность. И, осторожно листая документы, глядя на старые фотографии особняка, кусок обшарпанной стены с нашим гербовым грифоном, и выписки из архивов, даже не сомневалась, что это особняк княгини Мелецкой. Что папа всё досконально проверил, прежде чем его купить.

Но, что он был склонен к таким отчаянным поступкам – потратить все свои, мамины, наши деньги, ещё и влезть в долги ради кучи камней, я не ожидала. Или ожидала? Однажды он потратил их обе с мамой стипендии на «Подставку для редиски, никелированную, со стеклянными блюдцами для масла, соли и перца», что стояла сейчас напротив меня всё в том же шкафу. Но то редиска, а то… особняк!

– Я могу спросить сколько он стоит?

– За развалины владелец запросил небольшую сумму. Гораздо дороже обошёлся земельный участок, на котором он стоит. Но и за него цена, можно сказать, божеская по нынешним ценам на землю в центре города, – протянул мне дядя Ильдар бумагу с кадастровым номером и схемой. – Средств твоего отца на покупку хватило. Все неприятности началось потом.

Я выдохнула, готовясь слушать.

– Чтобы не попасть под статью Градостроительного кодекса РФ, согласно которому объект с числом этажей более двух и свыше определённой площади подлежит экспертизе проектной документации и по нему осуществляется строительный контроль, Госстройнадзор запросил четыреста тысяч долларов. Неофициально, конечно.

– Сколько?! – вытаращила я глаза.

– За то, чтобы город разрешил твоему отцу отреставрировать, отстроить по своему усмотрению и оформить историческое здание как небольшой двухэтажный особнячок, он выложил тридцать миллионов.

Я машинально глянула на фото: развалины были явно трёхэтажными.

– И разрешение ему не дали? – с опаской спросила я.

– Ему – дали, – как и у отца, когда он подходил к неприятному моменту в разговоре, голос дяди Ильдара становился всё мягче. – А вот у строительной компании, к которой он обратился, запросили ещё пятьдесят миллионов.

– За что?!

– За разрешение на строительство.

– И он заплатил?

– Под предлогом каких-то нарушений Госстройнадзор заморозил другой объект этой строительной компании, госзаказ, где срыв сроков мог привести к большим штрафам, разорению компанию, к даже лишению свободы владельца. Заморозил, пока они не заплатят эту взятку.

– И-и-и? – готова я была его стукнуть, за эти неуместные театральные паузы. – Он заплатил?

– Он выгреб все до копейки со счетов, занял у зятя, попросил помощи у друзей и знакомых. И заплатил.

– Но… – По коже под блузкой скатилась капля холодного пота. – Разрешение не дали?

– Компания исчезла со всеми его деньгами. И с теми, что он дал на взятку, и с теми, что внёс за начальный этап работ.

Из моих лёгких словно высосали весь воздух.

– Как?! Но разве нельзя подать заявление в полицию?

– На что? На вымогательство чиновников Госстройнадрора? Мало того, что они уверяют, что слыхом не слышали о компании «Строй-Резерв»: по их словам, она даже не обращалась к ним ни за каким разрешением, так это ещё и подсудное дело, моя милая – дача взятки должностному лицу в особо крупном размере. Твоего отца обложат штрафом, лишат всех должностей и посадят.

– В тюрьму? – сглотнула я. Он кивнул. – Но как же строительная компания? Их госзаказ? Никакого госзаказа не было?

Дядя Ильдар снова согласно кивнул седеющей головой и подпёр щекастое лицо двойным подбородком, что полностью скрыл короткую шею.

Невысокий, крупный, рыхлый, с выпирающим брюшком, он был полной противоположностью моего отца. Они были как Дон Кихот и Санча Панса.

И сейчас мне было горько и обидно за отца, но злилась я на дядю Ильдара, что он папу не остановил, ничем не помог, да и просто оказался бесполезен. Первый заместитель прокурора города называется! Ещё и друг!

– Но деньги, что отец заплатил за работу, ведь это повод обратиться с заявлением? – искала я варианты, прокручивая в уме произошедшее.

– Конечно, повод, принцесса. Заявление в Прокуратуре, конечно, приняли. Можно сказать, именно оно и дало ход разбирательству, что уже привело к увольнению первого заместителя Госстройнадзора.

– То есть взятку они всё же взяли?

– Возможно, именно эти пятьдесят миллионов и нет. Но первые тридцать миллионов твой отец передал лично господину Тоцкому, которого уже уволили, – он накрыл своей горячей ладошкой мою руку, лежащую на открытой папке. – Я обещаю сделать всё, что в моих силах, чтобы найти мошенников, моя милая.

Тоцкий! Ну конечно! Я слышала эту фамилию, когда однажды папа с мамой ругались особенно громко. И он приходил к Моцарту?

Сейчас я не могла собраться с мыслями что всё это значит.

Всё это пока не укладывалось у меня в голове.

И что я чувствую – с этом тоже было сложно. Кто прав, кто виноват? Кто герой, а кто злодей? В сумбуре моих эмоций, острое чувство несправедливости смешалось с жалостью к отцу; страх за него – с желанием пойти и порвать тех, кто так с ним поступил; надежда, что я в заложницах у Моцарта не зря и лучше бы мне выполнить свою роль хорошо – с презрением к чёртову бандиту за ту лёгкость, с которой он принял меня в качестве оплаты за свои услуги.

И в этом смятении чувств, я вдруг явственно ощутила, как дядя Ильдар поглаживает мои пальцы…

Меня бросило в жар и на пару секунд парализовало от ужаса. Но потом под предлогом закрыть документы, я мягко забрала руку.

«Нет, нет, мне показалось. Я всё придумала. Просто не так поняла обычное проявление заботы», – пульсировало у меня в висках, пока дядя Ильдар говорил. Он, собственно и не замолкал:

– Но даже при самом удачном исходе дела, мы сможем вернуть только те несколько сот тысяч рублей, что отец заплатил за смету и стройматериалы, подтверждённые документами. Все остальные договорённости были устными и факт передачи денег тоже ничем не подтверждён.

– А стройматериалы? Раз они уже начали работать, – домовито расправляла я листы документов, стараясь на него не смотреть.

– Всего лишь несколько мешков с цементом и охапка досок.

– Но должны же быть какие-то способы! Есть же… – И зачем я это спросила? Я ведь прекрасно знала ответ.

– Есть, – кивнул дядя Ильдар. – У него есть ты. И… Сергей Анатольевич.

– Да, Моцарт, – выдохнула я и осторожно подняла глаза. – А он точно может вернуть папины деньги?

Всё, что сделал отец, сейчас выглядело так глупо, безответственно и безрассудно, что у меня заныли зубы. Но, наверное, так оно и бывает, когда имеешь дело с хорошими мошенниками: и сам не осознаёшь в какую аферу тебя втянули, пока не становится слишком поздно.

– Моцарт не один год зарабатывал свою репутацию. И пока она безупречна, – скривился он.

– И всегда он берёт за свои услуги дочерьми? – не сдержалась я от горькой усмешки и посмотрела на дядю Ильдара, что так и кривил губы. Он не считает репутацию Моцарта надёжной? В чём опять дело?

– На это я ничего не могу тебе ответить, – тяжело вздохнул он. – Всё же это было решение твоего отца.

«И уже не первое его подобное решение», – могла бы добавить я.

Сашу, что была старше меня на семь лет, выдали замуж за господина Барановского шесть лет назад, когда отец решил баллотироваться в Думу. Но там была совсем другая история. Барановский обивал пороги нашего дома и бегал за Сашкой сам. Заваливал подарками, оплачивал наши совместные выезды заграницу. И сам сделал отцу предложение, от которого тот не смог отказаться. А Саша…

Мама сказала, она как хлопнула на моём дне рождения дверью, так больше и не звонила, и не приезжала и даже не отвечала на мамины звонки. Мама через мужа узнала, что у Саши всё в порядке и хотела поехать к ней, когда моя обиженная на весь мир сестра немного отойдёт. И от этого тоже было скверно на душе.

– Ты не сочтёшь невежливым, принцесса, если я тебя кое о чём попрошу, – нарушил мою задумчивость дядя Ильдар.

– Да, конечно. Говорите, – кивнула я, поспешно пряча под стол руки, к которым он снова потянулся.

– Видишь ли, милая, не то, чтобы мы не доверяли Моцарту, но после всего случившегося, всё же хочется быть осторожнее, – опять ушёл его голос в приторную мягкость как у лисы, кружащей под деревом, где сидит ворона с сыром. Я невольно напряглась. – Я хочу, чтобы ты за ним присматривала.

– В каком смысле?

– Ну не так, чтобы прямо глаз с него не спускала, – улыбнулся он. – Но, если ты будешь внимательной, любопытной и осторожной, и обо всём, что увидишь, услышишь или узнаешь в доме Моцарта будешь сообщать мне, это может оказаться очень полезным.

– Вы хотите, чтобы я за ним шпионила?!

– И чтобы ни одна душа, кроме меня, об этом не знала. Особенно твой отец.

– Но я… я же вижу только горничную и даже живу на другом этаже.

– Но ведь это временно. Он сделает тебе предложение, – снова накрыл дядя Ильдар тёплой пухлой ладонью мою руку. К счастью, сейчас это выглядело настолько безобидно, что у меня прямо камень упал с души. «Да уже сделал!» – усмехнулась я, вспоминая «Надевай!» в исполнении Моцарта. – А значит скоро ты будешь иметь доступ туда, куда ни один другой человек больше не вхож.

В его спальню? Я хотела хмыкнуть, что именно этого и не будет. Что Моцарт хочет использовать нашу связь лишь как обложку журнала, как фасад отношений, как грубую подделку, но промолчала. Но мои глаза снова поползли на лоб, когда дядя Ильдар, вдруг показал на свою грудь.

– А если ты сможешь забраться вот сюда, – постучал он по левой половине, – и он начнёт тебе доверять… – он многозначительно замолчал.

– Что я должна делать? – спросила я, только чтобы прекратить эти гнусные намёки. Не буду я охмурять, а уж тем более влюблять в себя этого неандертальца. Просто сделаю то, что от меня потребуется и всё, буду свободна.

– Как я тебе и сказал, просто будь внимательной и наблюдательной. Держись к нему поближе. Проводи рядом как можно больше времени, ты всё же его невеста. А пригодится может любая мелочь: случайно обронённая фраза, обрывок телефонного разговора, оставленный документ. Даже если тебе это покажется ничего не значащим, я хочу это знать. И чтобы ты раз в неделю или даже чаще всё мне рассказывала.

– Дядя Ильдар, но со мной везде ходит телохранитель, – вяло пыталась я отказаться. Я не хочу таскаться за этим бандитом хвостом. Не хочу знать чем он занимается. Не хочу даже видеть его лишний раз. – И здесь мы с вами говорить не сможем, раз родители не должны знать, иначе это покажется им подозрительным.

– Придумай что-нибудь, – встал он. Я хотела возмутиться: «Да вы задолбали! Опять я должна придумать?», но вдруг он добавил: – И я клянусь, как только у меня будет то, что нужно, я не позволю тебе ни одной лишней минуты оставаться с ним.

– Вы позволите мне уйти? – округлила я глаза и сердце дрогнуло в надежде.

– Заставлю его тебя отпустить. Обещаю.

Он положил на стол карточку с номером телефона, когда я вдруг вспомнила:

– Моцарт разрешил мне участвоать в студенческом комитете в университете.

– Вот и славно. Как будет что мне сказать, звони, – показал он пальцем на визитку. И называй меня, скажем, Тамара. Есть в вашей группе Тамара?

– Не знаю, надо на сайте приказ о зачислении посмотреть.

– Посмотри. И буду ждать новостей, – подмигнул он.

Я шумно выдохнула, когда за ним закрылась дверь.

Провалиться! Мало того, что я должна изображать счастливую невесту. Теперь я ещё и Мата Хари.

Хотелось стукнуться лбом в стекло, за которым стояла чёртова ваза для редиски.

Но я постараюсь. Я буду изображать кого угодно, как минимум, пока маме не сделают операцию. Сегодня мы едем на юбилей заместителя губернатора, и я буду самой очаровательной невестой какая только может быть у неандертальца.