Читать книгу Не время для вечности. Роман - Елена Николаевна Кречман - Страница 2

Кислород мучительно уходил из легких. Казалось еще немного – и все: вода зальется в рот, не оставив возможности предсмертному крику.

«Я тону?»

Пугающая мысль, сильным ударом вышвырнула его из ужасного видения.

***

Ясон провалился в сизую темноту.

Перед глазами путались неясные паутины из молний, но вскоре назойливое мерцание растворилось и прямо перед ним возникла дверь.

Он толкнул ее и зашел внутрь.

Время казалось смолой, медленно ползущей по шероховатой поверхности.

В комнате почти ничего не было, кроме столика у стены справа. Там стояла большая картина. Ее Ясон видел неясно и не приглядывался, чтобы рассмотреть.

Старый дощатый пол должно быть поскрипывал, когда он по нему ступал, но звуков Ясон не слышал.

Он подошел к большому деревянному окну.

Вдалеке виднелись верхушки гор, припорошенные снегом, а перед домом раскинулся большой сад, где в изобилии росли деревья, густо усыпанные яркими цветами и плодами.

На ветвях сидело множество разноцветных птиц.

Внезапно все вокруг сильно сотряслось, пол под ногами стал ходить ходуном, а тело ощутило сильную вибрацию.

Небо резко потемнело и яркие, оранжевые всполохи рассекли его, словно царапины.

Темные клубы туч стали окрашиваться в багровые тона.

Землетрясение усиливалось и последнее, что он увидел – это вода, которая громадным валом обрушивалась с неба, заливая все вокруг: горы, сад, дом, птиц, испуганным ворохом вспорхнувших с деревьев. Он стал жадно глотать воздух, чувствуя, что это в последний раз…

«Тону?»

…Резко очнувшись Ясон сел на постели. Он судорожно и часто вдыхал воздух.

Видение в этот раз было настолько реальным, что казалось существовало где-то в паралелльном мире и тот Ясон уже не открыл глаза, а медленно и безжизненно поднялся к потолку в комнате, которая стала дном и последним прибежищем.

Он видел Комнату и раньше, но видение всегда обрывалось на том моменте, когда он подходил к окну, любуясь величественным пейзажем.

***

В его большой и просторной комнате много света: он не занавешивает три больших окна, протянутых почти до самого потолка.

В окна видны последние этажи горделивых высотных домов, выше которых простирался только молчаливый простор неба.

Дом, в котором он жил уже около полугода, располагался в центре шумного, большого города, через два квартала от главной улицы, вечно наполненной людьми: кто-то спешит по делам, кто-то праздно гуляет, рассматривая старинную архитектуру, кто-то назначает встречи «у большой гаргульи».

Ясон поднялся с постели и подошел к столу, заваленному цветными и черно-белыми фотографиями.

На полу стояла большая прозрачная ваза с навязчиво благоухающими лилиями.

Цветы оставила Волчица – высокая, худая и стервозная модель с короткими волосами всех цветов радуги, которая заходила вчера на фотосъемку.

На широком подоконнике отдыхала фотокамера и объективы разных размеров.

Ясон взял в руки фотокамеру, прикрутил к ней широкоугольный объектив и положил в рюкзак.

На виниловом проигрывателе крутилась пластинка – первый альбом Radiohead «Pablo Honey»:

«But I’m a creep, I’m a weirdo.

What the hell am I doing here?»

Пропев эти две строчки вместе с Томом Йорком, Ясон убрал иголку и пластинка крутилась еще какое-то время беззвучно.

Выпив немного ледяной воды из тонкого железного стакана, он неторопливо оделся, вышел из квартиры и спустился вниз на задумчивом лифте.

Отколотая местами облицовка и растрескивающаяся штукатурка, придавали дому, в котором он жил, загадочный, но немного обветшалый вид.

Недавно, он снимал очередную красотку на фоне этих стен, испещренных щербинками, похожими на тайные письмена.

Девушка распустила огненно-рыжие волосы, открыто и бесстыдно смотря дикими зелеными глазами в камеру, а Ясон только отщелкивал кадры, игнорируя ее яркое и неоднозначное послание.

Он всего лишь умело использовал ее желание для своего «продажного искусства». Так Ясон иронично отзывался о фотоработах, которые приносили ему неплохой доход.

Его не сильно интересовали эти беспечные девушки, готовые легко и просто отдаться захлестывающей страсти с любым подходящим, по их мнению, мужчиной, хотя иногда и спал с ними.

С одной стороны они притягивали его, волновали своей красотой, но с другой, заполучив желаемое, Ясон столь же быстро разочаровывался и терял вкус к дальнейшим отношениям.

Он нравился женщинам: утонченно-холодные черты его немного бледного лица в обрамлении прядей соломенного цвета, длинный нос и розовые тонкие губы делали лицо Ясона очень привлекательным.

Взгляд серых глаз, обвитых зеленоватой каемкой у зрачка, был внимателен и цепок, словно он всегда искал подходящий кадр в окружающей реальности. И было еще что-то, немного детское и наивное в этом взгляде.

Теперь Ясон шел по улице в сторону трамвайной остановки, прикрывая лицо рукой, когда в него плескало порывистым ветром.

День плясал в солнечном и холодном танце, а особый, чуть терпкий аромат сентябрьского дня, вскруживал голову. Коричневые листья под ногами извивались и вертелись в порывах ветра.

Ясону казалось, что этот осенний день спрятал где-то в углу безымянного переулка, шкатулку с невообразимыми драгоценностями, коварно поблескивающими и сулящими бессчетное, неизведанное доселе, счастье.

Трамвай со скрежетом распахнул свои двери и Ясон сразу прошел в конец полупустого вагона.

Через три ряда пустых сидений, сидел мужчина в возрасте, который напоминал индейца. Он медленно повернулся и посмотрел на Ясона. Длинная палка в правой руке, придавала ему еще большее сходство с вождем неведомого племени.

Ясон быстро включил камеру, направил ее на мужчину, когда тот отвернулся и незаметно щелкнул затвором. «Индеец» снова посмотрел на Ясона, тепло улыбнувшись ему.

Трамвай постукивая, медленно плыл по городу, раскрывая для задумчивого фотографа неведомую и манящую жизнь улиц.

Особая, неуловимая и таинственная атмосфера витала в воздухе.

Это был один из дней, когда Ясон чувствовал ноющую где-то в глубине сердца тоску, подогретую томными лучами полуденного солнца.

Он и сам не знал куда хочет попасть, поэтому решил выйти на следующей остановке.

Трамвай тем временем, пошатываясь вырвался из окружения зданий и пополз по причудливому старому мосту: его опоры, покрытые ржавыми подтеками, походили на костяные сочленения гигантского дракона.

Ясон жмурился от солнца и смотря из под полу-прикрытых глаз на далекие, темно-синие воды широкой реки, думал о том, что чувствуют и переживают другие люди.

В детстве ему казалось, что каждый человек ощущает этот мир также ярко как и он.

Что солнечное, щемящее, удивительно тонкое и до боли чувственное мироощущение присуще и всем остальным. Но взрослея, общаясь с людьми и попадая в разные истории, он понял – нет, это не так.

Большинство смотрело на жизнь гораздо проще. Они ползли в своей обособленной плоскости и видели только лишь эту самую плоскость, тогда как он иногда выходил за пределы и видел ту же самую плоскость, но совсем с другой стороны.

Размышляя над разными неприятными и отталкивающими вещами, он лишь пытался понять их природу, заглянуть за толстую линию, очерчивающую пылающим кругом его собственное Я.

Что чувствует человек, заболевший ужасной, обезображивающей болезнью, медленно, день за днем съедающей его тело?

Что чувствовал тот, кому довелось лежать на поле боя с оторванными конечностями, посреди павших товарищей и угасающим взглядом провожать стаю черных воронов, всколыхнувших на мгновение отчаянную синеву неба?

Что он сам почувствует, когда наступит тот самый день?

Придет ли Смерть «по поверью вся в белых перьях» или это будет просто страшный момент бессилия над собственным телом и вспышка света, туннель, а затем вечная тишина и благодать? Может быть жизнь закончившись, начнется снова…

Он вспомнил утреннее видение, в котором вполне явственно тонул, и почувствовал как тошнота подступила к горлу. В глазах начало темнеть и поползли блестящие, вспыхивающие точки.

Но тут же впечатление померкло. В глазах просветлело, а тошнота отступила.

Так часто бывало: в тот самый момент его видения были реальны как сама жизнь, но подробности и переживания быстро стирались из памяти, уступая видимому миру, мгновениям быстро мелькавшим здесь и сейчас.

Он вспомнил Волчицу. Ее тонкое тело, длинные змеиные руки, то как она томно курила тонкие черные сигареты, манерно пуская дымные кольца, слегка обнажая белые зубы в хищной улыбке.

Ясон, поморщившись вспомнил, как выпивал в баре и подсевший полузнакомый персонаж сболтнул, увидев как она проходила мимо, что много бы дал за ночь с такой богиней.

И что в интимном месте у нее нечто диковинное, чем она дарит особую радость мужчинам.

Ясона взбесила эта пошлая откровенность, но той же ночью он был с ней.

Вспомнив ее опытные ласки и татуировку, сползающую с плоского живота в самое сокровенное место, он почувствовал, что вместо приятных воспоминаний чувствует какое-то омерзение. И в большей степени даже от себя самого, но быстро отогнал от себя эти мысли, смотря на реку в потертое стекло.

Глядя в горящие солнцем гребешки маленьких волн далеко внизу, он вспомнил Ренату Литвинову в «Настройщике» Муратовой. Она звонила кому-то в дверь с вопросом: «Это не ваша коса?». Этот образ…

Ясон сразу срежессировал в уме постановочный кадр:

«Так – светлый, но только не белый фон. Освещение выхватывает отдельные волнующие детали: обрис красивой, крепкой груди, голову покрывает изящный черный капюшон, застегнутый на шее – ее лицо тонет в полумраке. Рука держит за розовое древко косу небольших размеров. Сама коса обязательно золотая. Все для «долбанных эстетов».

Ясон улыбнулся своей глупой хулиганской идейке.

«Розово-золотой косой богиня будет косить все, что ей покажется уродливым.

Ее верный спутник – розовый единорог с серебряным рогом, усыпанный блестками. Волшебная грива у него всех цветов радуги. На кого возложит копыто, тот сам радугой станет… Фу, гадость какая».

Трамвай, проехав мост, остановился и снова с противным скрежетом разверз двери.

Ясон вышел.

Подождав зеленого света на пустом перекрестке, он неторопливым шагом пошел к старому зданию выгоревшего кирпичного оттенка.

На другой стороне улицы, вдоль серой слепой стены шла фигура, одетая во все черное, с целиком покрытой головой.

Своими шагами она вспугнула нескольких жирных голубей, бесконечно ищущих крошки в трещинках старого асфальта.

Прицелившись, Ясон нажал на спуск. После этот снимок много обсуждали на выставке его работ.

Он ощутил неясное волнение внутри, но решил отпустить свои мысли на волю и просто прогуляться по городу.

Казалось, что вот-вот произойдет нечто чудесное. Из подворотни может быть выглянет морда кита или каменный лев оживет и, спрыгнув с пьедестала на старом доме, предложит прогуляться до ближайщего парка.

Ясон свернул в арку, прошел мимо облупленных, грязноватых, желто-коричневых стен на которые падали светлые лучи осеннего солнца и оказался в старом дворе.

Что всегда удивляло его, так это мистическая способность Города прятать большие пространства там, где совсем не ожидаешь их обнаружить.

Было что-то магическое и даже несвойственное Городу в этом пустынном дворе, который оказался совсем не маленьким колодцем «окно в окно» – как часто бывало – а просторным и широким.

Четыре стены, окружавшие его, были составлены из неоднородных деталей: с желтого дома опадала штукатурка, обнажая красноватое мясо кирпичей.

В сероватой, почти сплошной стене, сотканной из мелкой кладки, под самой крышей было прорублено два окна.

Двор этот был похож на странное место из давно забытых снов. С арки падала косая тень, большая лужа горела солнцем в темных небесах, смешанных с асфальтом.

Поодаль стояла старинная машина, выкрашенная черной матовой краской. На ее капоте красовалась серебристая фигурка животного, делающего целеустремленный прыжок вперед.

Пройдя глубже он увидел, что прохода дальше нет: пространство упиралось в светло-желтую стену, покрытую фактурной паутиной трещин и почти целиком испещренную серыми подтеками.

Внизу на стене был нарисован зеленоватый жираф, низко склоняющийся к дыре в асфальте.

На крыше стояли на пьедесталах две большие скульптуры из светлого, желтоватого мрамора. Издалека он не мог хорошо разглядеть их и даже пожалел, что не взял телеобъектив.

Скульптуры изображали неведомых мифических персонажей:

кабан, стоящий на задних лапах, подпирающий круглый шар большими клыками и свирепая львиная голова, посаженная на мускулистое мужское тело.

Прямо перед Ясоном раскинулся небольшой садик, состоящий из деревьев, которые были одного с ним роста.

Узловатые стволы росли извилисто и замысловато, словно когда-то деревья залихватски танцевали, а теперь застыли, захваченные врасплох.

От растрескавшегося асфальта, вглубь садика, вела красновато-песчаная тропка, лежавшая поперек зеленого газона.

Было очень тихо.

С другой стороны садика, возвышалась высокая серая стена дома: кривой силуэт ее крыши и два небольших темных окошка наверху напомнили ему, как когда-то давно мама показывая похожий дом, сказала: «Представь, что это большой великан» и маленький мальчик удивленно смотрел на громадную шероховатую стену, покрытую рыжим закатным светом.

Тогда ночью ему приснился большой серый великан, который зачем-то притворялся домом.

Прямо посередине садика стояла красивая деревянная беседка с резными боковинами. По размеру она была гораздо выше деревьев.

Ясон зашел внутрь и на коричневом столике с поцарапанной краской, увидел книгу: потертая кожанная обложка, посеребренный обрез страничного блока – к ней хотелось прикоснуться.

Он осторожно положил пальцы на обложку и ему показалось, что сейчас кто-нибудь окрикнет его и попросит не дотрагиваться до ценного, антикварного объекта.

Ясон чувствовал как по пальцам бегут мурашки, но все равно взял книгу в руки. Она была тяжелая и ему не терпелось открыть и посмотреть, что там внутри.

Вдруг Ясон услышал недовольное рычание и оглядевшись вокруг, увидел, что в нескольких шагах от него, стоит громадный пес, похожий на волка.

Пес зло смотрел желтовато-зелеными глазами и скалил зубы. Серая шерсть на загривке встала дыбом.

Ясон почувствовал как сердце забилось сильнее – он с юности относился к собакам с опаской.

Пес открыл пасть и с рычанием бросился на Ясона так быстро, что тот только успел закричать и закрыть руками лицо. В какую-то секунду ему показалось, что на шее пса, что-то ярко блеснуло.

В правую руку, чуть повыше запястья, впились острые зубы и он почувствовал, как брызнула и полилась его теплая кровь. В глазах все потемнело.

Ясон потерял сознание.