Читать книгу Не время для вечности. Роман - Елена Николаевна Кречман - Страница 6

Дома Ясон быстро скинул одежду, вымылся под душем, стараясь не мочить повязку на запястье. Затем переоделся в чистое, достал из рюкзака книгу и положил на стол.

Сначала он хотел посмотреть отснятый накануне материал.

Карта памяти милостиво отдала снимки компьютеру. На первом кадре был мужчина-индеец в трамвае, затем шел кадр с фигурой, идущей вдоль стены и распугивающей голубей. За фигурой бежал большой пес, хотя при съемке Ясон его не видел.

Следующий снимок был сделан до того, как он зашел во двор и там тоже был большой пес.

Для редактирования Ясон выбрал «индейца» и фигуру. Немного поработал с цветокоррекцией, добавил контраста и насыщенности к фигуре, а «индейцу» наоборот притушил тона. Сохранил и отправил по почте другу Мише: «Хочу чтобы эти снимки тоже были напечатаны в рамках выставки. Давай назовем ее «Поймать носорога в асфальтовых джунглях».

Снимки с остановки, которые он сделал после больницы Ясон просто безжалостно удалил. Ему не хотелось снова смотреть на эту странную компанию.

Сделав это, он пересел на мягкий широкий диван серого цвета, взял в руки найденную книгу и открыл ее. Желтоватые страницы были исписаны ровным калиграфическим почерком.

«Тот кто родился непременно умрет, а после смерти снова появится на свет. Это неизбежно, поэтому исполняя свой долг, ты не должен предаваться скорби»

Бхагават-Гита, глава 2, текст 27

В эру Шабда, на пятнадцатый лунный день, приближающий полнолуние, прекрасная царица Дити не находила себе покоя. Она прохаживалась по великолепным залам дворца: колонны и стены его были украшены всевозможными самоцветами и искусно выложенными драгоценными камнями, озаряющими пространство своим удивительным светом.

Воздух наполнялся нежным звоном ее ножных колокольчиков, а браслеты сердито побрякивали, когда она подносила к лицу руку, чтобы смахнуть со лба несколько разметавшихся прядей.

Тяжелая коса, словно черная змея, струящаяся по спине, была обвита жемчужными украшениями, а золотые колокольчики на ее конце, тихо бряцали при движении.

Повсюду курились благовония. Время медленно клонилось к вечеру, наполняя мягкий воздух упоительной свежестью, смешанной с ароматом дыма, витиевато растворяющегося где-то у огромных окон, распахнутых настежь.

В саду напевали на разные лады птицы и пронзительно вскрикивали павлины. Они танцевали словно в забытьи, раскидывая свои великолепные хвосты.

Атмосфера повсюду была умиротворяющая, но ум Дити был неспокоен. Шаловливый бог любви жестоко вонзил в ее сердце острые, терзающие стрелы и теперь оно пылало.

Тайное желание зачать сыновей сейчас стало почти нестерпимым.

Остальные царицы наслаждались своими детьми и лишь она одна не испытала еще материнского счастья.

Дити прилегла было на тончайшее покрывало, но снова поднялась. Внутри она боролась с желанием войти к мужу и просить его о близости с ней.

Она знала, что сейчас мудрец Кашьяпа совершает ритуал поклонения Поддерживающему Вселенную и находится в медитации – его нельзя было тревожить.

Дити могла навлечь на себя могущественный гнев брахмана1. Как дочь великого Дакши – прародителя Вселенной, она знала каким могуществом обладают Мудрецы. Если она будет неправильно вести себя, то может потерять все.

От напряжения и внутренней борьбы Дити чуть было не плакала, но желание близости с мужем оказалось намного сильнее, чем она представляла себе.

Ее прекрасные глаза, подведенные черной сурьмой метали беспокойные взгляды, а одежда стала приходить в беспорядок. Наконец она сдалась на волю судьбы и решительным, звенящим шагом пошла в сторону покоев, где пребывал ее муж – великий мудрец Кашьяпа.

Войдя, она увидела, что он пребывает в трансе, поэтому не полагаясь на силу соблазнительного взгляда, сразу громко заговорила:

– О, муж мой, прошу тебя удовлетвори мое желание! Сжалься надо мной, бедной женщиной, истерзанной желанием брачной близости с тобой. У меня еще нет детей, тогда как другие жены познали счастье материнства. Прошу даруй мне благочестивых сыновей!

Сейчас, оказавшись в этом жалком положении, истомленная желанием, я молю тебя об этом.

Спокойно выслушав жалобные причитания своей жены, мудрец Кашьяпа медленно открыл глаза и ответил:

– Прекрасная жена моя, несомненно ты достойна лучшего и будь покойна, я всегда с великой радостью исполню любое твое желание. Муж находится в неоплатном долгу перед своей женой и поэтому ему надлежит стараться радовать ее.

Я подарю тебе детей, но чуть позже. Сейчас самое неблагоприятное время для зачатия – день клонится к закату, сгущаются сумерки и духи бродят по свету вместе со священным своим Царем, восседающем на быке. Тремя мистическими глазами он видит всех, кто предается греху и направляет им в наказание души своих приспешников. Ты же не хочешь зачать демонического ребенка, который потом станет бременем для всей Земли?

Прошу тебя, моя милая жена, подожди немного и я исполню твое желание, – на этих словах мудрец встал и хотел покинуть покои.

Но Дити, ослепленная страстью схватила его за одежды и тогда мудрец увидел, что ее глаза затуманены желанием. Почувствовав в сердце стрелы вожделения, Кашьяпа просто принял судьбу, обнял ее и прямо возле жертвенника предался с ней брачной любви.

В это время снаружи разыгралась сильнейшая буря – многие деревья были вырваны с корнем буйствовавшим ветром, на землю просыпался град, в небе сверкали зловещие молини.

Через несколько дней стало ясно, что Дити забеременела и семейный жрец, сделав астрологические расчеты, предрек ей долгую и тяжелую беременность.

В своем чреве она носила двух братьев-близнецов, которые родившись должны были принести много горя не только Земле, но и всем обитателям Вселенной».

При чтении Ясон ощущал, как по коже пробегает холодок, но неожиданно в глазах зарябило и словно заволокло темным туманом. Закрыв книгу, он прилег на диван и задремал.

Его разбудила смс от Миши: «Все получил, пустил в печать».

Ясон поднялся, голова была немного тяжелая. Он решил немного прогуляться на свежем воздухе, быстро оделся и вышел из квартиры.

Внизу он машинально глянул в почтовый ящик и там, в глубине, за грудой бесполезного хлама «починютебеванну», обнаружил конверт, а внутри двойную, шероховатую на ощупь открытку.

На обложке выпукло красовался нарисованный дракон. Прислонившись спиной к исцарапанным почтовым ящикам, Ясон раскрыл открытку и стал читать текст, написанный красивым почерком, украшенным затейливыми закорючками:

«Приветствую тебя друг мой!

Сейчас я еще пока нахожусь в Индии, прикупил тут у буддистов хэнд-мэйд открытку и решил отправить тебе пару строчек из этой благословенной страны. Воистину это место между небом и землей!

Пока точка моего бытия – расчудесный, дышащий древностью Варанасси, но дальше планирую двинуть в Непал и продлить визу. Нереальный трип даже без наркоты.

Доволен всем как индийский слон. Натура тут пребогатая! Остается только думать, каких красот ты бы здесь наснимал.

Приеду – обсудим.

Твой друг, Стас Рокосоffский»

Стаса Ясон знал уже несколько лет. Это был достаточно известный и молодой художник, рисующий детализированный темный мир, населенный не менее темными сущностями. Его странная и откровенная графика зачастую повергала в шок невинного зрителя.

Он был страшно работоспособный: рисовал упорно как Ван Гог и если великий гений прошлого травился паленым абсентом, то Стас предпочитал распаляться дорогим португальским портвейном

Кумиром Стаса был безумный художник Бексинский, работы которого Ясон окрестил «величественным мракобесием» – они поражали воображение своей невыносимой эпичностью, и были похожи на окна из другого, явно недружественного к людям измерения. Картины эти беспардонно впивались в смотрящих, словно желая высосать из них все жизненные соки.

Похоже того же эффекта желал добиться и Стас, выступая в роли безумного жреца-посредника между двумя мирами.

Творческие достижения Стаса соседствовали с его ролью мистика-самоучки по кличке Мухомор.

Он изучал разнообразные традиции и течения, выдергивал из них те знания, которые ему нравились, сдабривал все это доброй порцией наркофилософии и потчевал других полученным месивом.

Харизматичный, с длинной седоватой уже бородой, которую он под настроение заплетал в косичку, Стас пудрил мозги фотомоделям, которых Ясон иногда приводил с собой.

Внутри себя он подсмеивался над тем, как девушки, картинно раскрыв рот, слушают этого «темного гения», особенно расходившегося в присутствии слабого пола.

Обычно, при этом в руках они держали тонкие, длинные ножки бокалов (в них Стас разливал странный чай со слабо выраженным наркотическим эффектом, который называл «молочным»), а художник, рассказывая что-то, казалось расширялся до размеров громадной комнаты, половина которой была завалена холстами, красками и бог весть чем еще.

В остальной части для гостей, царил идеальный порядок: на полу были расстелены искусственные белые медвежьи шкуры – Стас регулярно менял их, а в углу стоял громадный кожанный диван бежевого цвета, на котором одновременно помещалось до пятнадцати человек.

В другом углу было сооружено небольшое место для фотосъемок. Стоял свет, штатив для фотоаппарата, а стену покрывал шершавый темно-серый фон. Дополнял антураж небольшой столик на высоких фигурных ножках.

Здесь Ясон фотографировал работы Стаса для каталогов, а иногда участвовал в его хулиганских фотосессиях с использованием всяческих неожиданных артефактов, вроде коровьих черепов или тотемных африканских масок, украшенных торчащими перьями и костями неведомых животных.

Однажды Ясон, воодушевленный «молочным чаем», рассказал Стасу о своих странных снах-видениях и тот захотел погрузить его в регрессивный гипноз для воспоминания о прошлых жизнях. Ясон отказался, боясь потерять контроль над собой или узнать что-то к чему еще не готов. С тех пор он избегал разговоров на эту тему и больше не пробовал «молочный чай» Стаса.

На улице Ясон дошел до свежепокрашенной скамейки, ковырнул ногтем – не красится ли, сел и достал из кармана смартфон.

Какое-то время он смотрел в экран, а затем нажал кнопку вызова. Иша взяла трубку почти сразу. «Да, конечно приду, я как раз не занята. Во сколько? Хорошо, к семи буду. Можно взять подругу? Ага, хорошо. Спасибо. До встречи».

Ясон сидел на скамейке, в голове звучали ее слова, а в руке вдруг раздалась слабая, ноющая боль. Он осторожно размотал повязку с руки, по которой прыгал дрожащий солнечный отблеск и увидел, что шов чудесным образом исчез.

Он все смотрел и не мог понять, что происходит, но одно было ясно, что отныне уже никогда не будет как прежде.