Читать книгу Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз - Елена Поддубская - Страница 18

Раннее утро четвёртого сентября оказалось в Малаховке тихим и солнечным. Несмотря на то, что всё предвещало грозу и дождь, за ночь на землю упало всего несколько капель. Грозные тучи унесло ветром куда-то далеко на юг. С севера же дул теперь лёгкий ветерок и небо было ясным. Проснувшись одна в комнате, Николина поспешила завершить все дела с утренним туалетом и спуститься в столовую. Ребят там пока ещё не было. Глянув на часы на руке, Лена улыбнулась: вчера условились встретиться здесь в девять, до назначенного часа не хватало несколько минут.

Девушка прошла к облюбованному столику у окна и села. На предложение старшей поварихи взять кашу и начать есть, она отказалась, объяснив, что ждёт ребят. Тётя Катя присела рядом со студенткой и вздохнула:

– А мои-то девицы и впрямь настроены идти к вашему Бережкову.

– Бережному. Да? Зачем? – Мысли Лены были далеко от столовой, она вдруг подумала, что вряд ли Игнат найдёт на рынке резиновые сапоги; их уже наверняка все смели до этого уехавшие студенты, и теперь переживала. О колхозе студенты первого курса узнали в письменном сообщении, присланном на домашние адреса сразу вместе с оповещением о поступлении. В письме за подписью декана Горобовой были указаны место и время прохождения обязательных сельхозработ, а также перечислено всё, что считалось необходимым для благополучного пребывания в условиях центрального Черноземья на период первого осеннего месяца. Наслушавшись за месяц необнадёживающих рассказов людей, знавших, что такое колхоз не понаслышке, а таковыми оказалось большинство родственников и знакомых их семьи, Николина всерьёз отнеслась к предупреждениям и советам каждого и надёжно набила спортивную сумку тёплыми вещами. Резиновые сапоги сняли с антресоли, где они лежали летом, купили в них тёплые войлочные стельки, чтобы, по совету бабули, матери отца Николиной, «не губить ноги ревматизмом» и оставили на обувной полке перед порогом для постоянного напоминания о предстоящей поездке. Лену колхоз не пугал, как не может пугать что-то, чего не попробовал, но и особого желания ехать туда у девушки не было. Переставляя сапоги по полке с места на место, всю вторую половину августа, Николина всё-таки с нетерпением ждала первого дня встречи в институте. Хотелось увидеть Лизу Воробьёву, Цыганок, Малыгина. Лена откровенно переживала за Попинко, которому по легкой атлетике и плаванью поставили четвёрки, и от того Андрей не знал сможет ли добрать нужные баллы на биологии, сочинении, физике и математике. Если оценки по практическим экзаменам оглашались сразу, то результаты теоретических предметов вывешивали только неделю спустя после их окончания. Это позволяло подсчитать общие баллы, набранные за экзамены, и знать пролез ли ты в допускной минимум. Но знать наверняка о поступлении могли только те, у кого баллов хватало с запасом, или кто шёл вне конкурса, как, например, члены сборной страны или участники недавней Спартакиады школьников в Вильнюсе. Остальным требовалось ждать письменного решения комиссии по зачислению, которое должно было прийти на указанный в личном деле почтовый адрес. Николина сто раз пожалела, что не обменялась с Попинко телефоном, как-то всё скомкано получилось после теоретических экзаменов – сдали и разошлись. А когда Лена приехала через неделю, чтобы посмотреть свои оценки по предметам, то почему-то Андрея в этот день в Малаховке не встретила. Теперь вот переживала, так как её тронул этот скромный и худенький парень, посчитавший Николину человеком, которому можно было доверить свою тайну. А ещё Лене откровенно понравилась прямолинейность Андрея, которая, несмотря на робкий характер, помогала парню иногда высказывать свои мысли, не боясь заиметь врагов. Лене хотелось иметь такого друга, как Попинко.

«Хорошо, если поступил. А если нет? – часто думала Николина, проезжая летом по столице и глядя на Ленинские горы, а ещё вернее на здание МГУ, – И как это ещё Андрей догадался мне про отца рассказать, а то ведь, если не поступил, не найдёшь его.»

Хотя, в спортивном мире разыскать кого-то можно было даже на соревнованиях, на чемпионате той же Москвы или кубке столицы, Николина знала, что результаты Попинко явно не дотягивают до соревнований такого уровня, он мог бы выступать разве что только на клубных стартах. А вот за какой клуб выступает Андрей, Лена не спросила. Когда вчера она увидела Попинко, сгибающегося под тяжестью уже знакомой всем спортивной сумки и с корзинищей в руках, несмотря на плохое самочувствие, Николина всё-таки бросилась на парня, рискуя сломать ему шею. По ответному радостному огоньку в глазах юноши, она поняла, что Андрей тоже думал о ней во время каникул.

Мысли о сапогах, Попинко, потом о колхозе промелькнули молнией и Николина улыбнулась. Сидящая напротив тётя Катя улыбки не поняла и нахмурилась. Лена тут же сосредоточилась и повторила автоматом последний вопрос:

– Так зачем Любе и Марине к Бережному?

– Зачем, зачем? В колхоз, кобылы, собрались. И чего они там не видели? – тётя Катя, менее добрая, чем накануне из-за болей в ногах из-за смены погоды, то и дело поглаживала голени, кряхтела, – Зраза, так крутит вены, так крутит, – мочи нет. – Со студенткой повариха говорила тихо и беззлобно, то и дело оглядываясь на стойку раздачи. Николина слушал и тоже оглядывалась, но на дверь.

– Так разве в колхоз едут что-то посмотреть, Екатерина Егоровна? Ваши девушки в коллектив хотят. Им там здорово будет. – предположила Николина, снова улыбаясь. Тётя Катя теперь посветлела лицом, но опять посетовала:

– Так-то оно, так… Да вот мне тут одной оставаться несподручно. Хоть бы и меня тогда уж забрали. – Женщина говорила о колхозе, как о призыве в армию: обречённо и на выдохе. Лена хотела рассмеяться на такое настроение: куда ей с её-то варикозными ногами, но тут в двери появился Малыгин. За ним – Андронов. Николина обрадовалась пунктуальности ребят и тут же почувствовала, как ей хочется ячневой каши, предложенной минутой ранее. И кофе с молоком. И даже булки.

«Да, чувствую я приеду из этого колхоза как ром-баба», – подумала спортсменка, поедая завтрак целиком и с наслаждением. В ответ на улыбку Лены оба парня тоже сияли и уплетали кашу, зачерпывая ложками глубоко, до дна тарелок.

– Спал, как никогда, – заявил Малыгин, – Может мне всё-таки в общагу попроситься? – предположил он, снова представив себе другую Лену – маленькую хозяйку дачи, на которой они с Поповичем собирались жить. Красноволосая молодуха с ребёнком казалась в это утро особенно вульгарной и противной. Особенно на фоне румяной Николиной, глаза которой так блестели радостным огнём ожидания, что скрыть его при появлении ребят не удалось.

– Давай! – кивнул Игнат неопределённо. На самом деле он очень хотел, чтобы Витя уже уехал в Москву, а он остался с Леной наедине.

После завтрака ребята проводили Малыгина до станции, без успеха, как и предполагала Николина, прошли по магазинам и даже рыночным рядам в поисках сапог, и побрели обратно в институт. Тихо шуршали под ногами листья, сорванные ночью ветром. Андронов то отпинывал их, то наступал в самую гущу сложенных ветром кучек, то наклонялся и выхватывал из какой-то самый красивый лист и подавал его спутнице. Лена шла по листьям, поддевая их ногами, игриво вороша на ходу и глубоко вдыхая неповторимый запах осени: легкой прелости, дальних дымов, сырости земли, остывшей за ночь, и, конечно же, зрелости коры деревьев, терпкой, почти горькой, если принюхаться, но, вкупе с остальными запахами, создающей непередаваемый аромат сентября. Лена с благодатью смотрела на небо, местами синее, низкое, местами голубое, высокое, пронизанное солнцем. И даже далёкие тучи на юге, куда им предстояло ехать вскорости, не пугали и не вызывали раздражения. Хотелось бежать, ехать, лететь, поскорее туда, где уже были все, и где что-то предвещало интересное продолжение жизни. Ах, как сейчас Николина понимала Марину и Любу, закрытых ну кухне по долгу службы, но рвавшихся на волю полей, в компанию студентов. Может девушкам уже понравился кто-то, как… «Ах нет, не стоило об этом.» Может их даже кто-то там ждал, как… « Ну вот, совсем размечталась», – улыбалась себе Лена, не в силах запретить мечтать. Николина принимала листья от Игната с улыбкой и складывала в букет, внимательно слушая историю Андронова. И чем больше слушала, тем меньше улыбалась: история, начатая с весёлых воспоминаний, оказалась более чем печальной.

Игнат именно потому и торопился остаться с Леной наедине, что ещё со вчерашнего вечера почувствовал, что должен выговориться перед новой знакомой, рассказать ей о себе всё, прежде чем рассчитывать вызвать у неё какую-то ответную симпатию или более глубокое чувство. То, что Николина понравилась парню с первого взгляда, с первого слова, спасительного приглашения на ужин, которого парень не забудет никогда, было самому Андронову яснее ясного. Потому и хотелось быть честным и начать отношения, будучи понятым.

Родом Андронов был из Нижнего Тагила, там жили все его родные: родители, двое старших сестёр, уже с семьями, родные родителей и даже родные сестриных мужей. Семья Андроновых была дружной и весёлой. Юноша рос в любви и воспитывался как настоящий мужчина по отношению к девушкам и женщинам, которых уважал.

Однажды, два года назад, на всероссийских сборах прыгунов от общества «Динамо», Игнат познакомился с девушкой из Орла. Наталья прыгала в длину и была на год старше. Во время сбора она рассказала Игнату о своих намерениях поступать в столичный институт физкультуры. Дружба молодых людей быстро переросла в чувство. Со сбора Андронов уезжал, ощущая внутри упоение от влюблённости. Целый год после этого молодые люди переписывались, и когда Игнат узнал прошлым летом, что Наталья поступила, как хотела, в ГЦОЛИФК, сам засобирался в Москву. Последний школьный год в Красноярском спортивной интернате, куда парня забрали для подготовки как кандидата в сборную страны, казался вечным. Игнат слал любимой заверительные письма, в которых откровенно мечтал как они будут жить в Москве рядом, в одном общежитии. Девушка поддерживала надежды молодого человека. И когда он приехал на вступительные экзамены в прошлый июль, поддерживала парня, как и должна была любимая подруга. В институт Андронова взяли без проблем: в Центральном институте физкультуры тоже работала система приоритетного зачисления спартакиадников и мастеров спорта. Андрон попадал под обе категории, его личный результат был два метра восемнадцать сантиметров. Поступив, Андронов уехал домой на каникулы, а когда вернулся в Москву неделю назад для учёбы, с болью узнал, что Наталья встречается уже почти год с парнем из её группы, москвичом.

– И ведь представляешь, какая подлая, до последнего не хотела мне ни в чём признаваться, – грустно говорил Игнат, глядя в то же синее небо, которое казалось парню холодным, отторгающим, – Может надеялась, что я не поступлю; в ГЦОЛИФКе конкурс-то побольше, чем в других институтах?

Лена молчала. История была некрасивая и девушка искренне сопереживала Игнату, потерянному и обманутому, оказавшемуся брошенным, едва только приехав в чужой город.

– Слабачка она, эта твоя Наталья, – ответила Лена решительно, когда Игнат окончательно замолчал, – Зачем тебе такая? И хорошо, что тебе декан Центрального помог сюда перебраться, понял по-мужски. Тут у нас в группе девчонки знаешь какие классные! – Лена глянула на Игната весело, но парень тут же помрачнел; своими словами девушка только что призналась в том, что видит в нём исключительно друга, а весёлый взгляд был подбадривающим, да, но никак не обрадованным. Пытаясь понять прав ли он в своих догадках, Андронов остановился, протягивая очередной лист, которых набралось в руках Николиной целый букет, и посмотрел на спутницу не мигая:

– А разве мне нужна остальная группа, Лена?

Такие взгляды были девушке уже знакомы: верящие, предлагающие нечто, выходящее за рамки приятельских отношений. Узкое худое лицо Игната заострилось ещё больше от ожидания ответа, глаза протыкали насквозь выраженным доверием. Николина на секунду свела брови, быстро пробежала по глазам Андронова, в которых таилась надежда, и тут же покачала головой:

– Нет, Игнат, ничего и никому я обещать не могу и не хочу. Поэтому даже не начинай эту тему. Ты – друг. Понимаешь? И это – всё.

– А кто «не друг»? Он? – парень кивнул в сторону оставшейся далеко станции, откуда недавно уехал в Москву Малыгин, поцеловав на прощание Лену как-то криво за ухо и в шею, но жарко, с придыханием.

Напоминание о Малыгине вернуло к воспоминанию о внезапно пронзившем её поцелуе, вызвавшем в теле мурашки, словно снова знобило. Лена передернулась и сейчас, не понимая приятным ли был тот поцелуй Виктора, или скорее раздражающим. Она смотрела в глаза Игната, карие, влажные, ожидающие дальнейших объяснений и вдруг поняла, что скорее огорчена и поцелуем одного парня, и вопросом другого: ничего по отношению к обоим, кроме внимания или простого человеческого интереса, девушка в себе не чувствовала. Поэтому грустно помотала головой, не отвечая.

– А тогда кто? – Игнату хотелось сразу со всем определиться, но теперь захлопнулась душа Николиной. Девушка молча пошла вперёд и больше до самой кафедры не проронила ни слова. И только уже открыв дверь помещения и удивлённо увидев в нём Бережного, словно нахождение преподавателя там было чем-то странным, а не обычным и ожидаемым, Николина поздоровалась и сразу же решила вслух как побыстрее ей хочется в колхоз.

– Тю. Вылечилась, значит? – Рудольф Александрович задержал взгляд на пылающем румянце девичьих щёк; от ходьбы и свежести воздуха Николина полыхала, – Или не выздоровела? – преподаватель потянулся рукой ко лбу студентки, но она увернулась и уверила:

– Всё в порядке, Рудольф Александрович. Вот познакомьтесь, это наш новый студент Андронов Игнат.

– Знаю, знаю. Привет! – кивнул Бережной Андронову, – Всё нормально?

Вопрос был задан осторожным голосом, отчего и Лена, и Игнат поняли, что относится он к личной жизни парня. От этого Игнат смутился, Николина, если бы могла покраснеть, покраснела, но так и была уже красной, просто обмахнулась.

– Я вас там подожду, – она указала на коридор с туалетом.

– Не задерживайся. Ждём ещё одного и – по коням, – предупредил Бережной, глядя на часы на руке.

– Да, Рудольф Александрович, – вспомнила Николина на ходу, – С нами в колхоз хотят ехать две молодых поварихи. Екатерина Егоровна попросила взять их.

– Это ещё что за новость? – Бережному никак не хотелось принимать такого рода решения без оповещения руководства.

– Так ведь им делать тут без студентов нечего, – вступился Игнат, – Вместо того, чтобы бока наедать, пусть помогут стране в сборе урожая.

Андронов был смелым и прямолинейным парнем, Бережной понял это сразу и смягчил натянутые ноты в голосе:

– А кто против? Пусть едут. Только на это Орлов должен санкцию дать. То есть согласие, – поправился заведующий кафедрой лёгкой атлетики, заметив настороженность во взгляде на слово из Уголовного кодекса.

«Знает парень, что такое санкция, не даром с Нижнего Тагила», – подумал он, решив впредь следить за речью тщательнее. Урал изобиловал тюрьмами и исправительными колониями.