Читать книгу Рынки, мораль и экономическая политика. Новый подход к защите экономики свободного рынка - Энрико Коломбатто - Страница 15

Глава 2
О природе и границах экономико-теоретического мышления
2.8. Сегодняшнее состояние экономико-теоретического мейнстрима

Оглавление

Общий главный итог сводится к тому, что сегодняшние воззрения мейнстрима представляют собой расширенную версию первоначальных гипотез и утверждений Кейнса, согласно которым на смену политику явным образом приходит технократ[57]. В частности, сегодня господствуют две разные исследовательские стратегии, которые определяют сегодняшний ортодоксальный подход к экономике как научной дисциплине. Согласно первому учению экономическая наука представляет собой позитивную науку, которая предсказывает будущие явления. Говоря в более общем плане, считается, что задача ученого-обществоведа состоит в построении экономичных, точных и непротиворечивых описаний реального мира (что предусматривает наличие процедур отбора и логической структуры знания), которые затем могут быть экстраполированы для решения прогностических или нормативных задач. Конкурирующие теории принимаются или отвергаются в зависимости от степени их «реализма», т. е. от их способности предсказывать события заданного класса. Построение моделей неоклассического направления, безусловно, принадлежит именно к этой традиции. В ее рамках осуществляется осознанное отступление от решения ряда вопросов, касающихся индивидуального поведения и институциональных стимулов, – посредством принятия упрощающих допущений, несомненно спорных и вводимых специально для данного случая (ad hoc). Тем не менее такие допущения позволены, а иногда они даже поощряются – при условии что модель остается удобным математическим объектом, а ее прогностические возможности признаются удовлетворительными. Принимая во внимание все вышесказанное, понятно, что качество экономического анализа «должно оцениваться в зависимости от точности, области применения и степени соответствия порождаемых им прогнозов фактическим эмпирическим данным. Иначе говоря, позитивная экономическая теория представляет собой (или может представлять собой) «объективную науку» ровно в том смысле, в каком объективной является любая естественная наука (например, физика), и как таковая она должна оцениваться в зависимости от своей предсказательной силы в отношении того класса явлений, для объяснения которого она предназначалась» [Friedman, 1953, pp. 4, 8][58].

Другой подход делает упор на важности процедуры оценки количественной значимости и статистических свойств более или менее сложных явлений, в частности, когда в одно и то же время действуют два и более причинно-следственных механизма, работающих в противоположных направлениях, так что итоговый результат их действия не определен. Согласно этому воззрению, которое первоначально было сформулировано Кондорсе, когда он пытался создать социальную математику (mathematique sociale), и позже было развито Парето[59], ожидается, что экономист-теоретик отыскивает интересные эмпирические вопросы и применяет свои математические навыки для получения подходящих ответов, которые затем становятся теориями.

Не являющиеся ни в малейшей степени взаимоисключающими вышеописанные дескриптивный и количественный методы – оба зависят от признания существования неявной точки отсчета. Позитивистам она нужна для разработки моделей для прогнозирования, которые хорошо аппроксимируют реальность (в терминах близости расчетных значений к средним значениям соответствующих числовых характеристик реальности). Адепты количественного подхода нуждаются в ней для тестирования качества моделей (их точности и надежности), а также для прочих статистических упражнений. Такого рода точку отсчета предоставляют некоторые концепции равновесия. Таким образом, суть дела состоит в том, чтобы понять свойства этого равновесия и природу экономических акторов, которые, как предполагается, обеспечивают это равновесие. Экономисты обычно пасуют перед этим вопросом, не утруждая себя какими-то особыми обоснованиями. Разумеется, для лиц, разрабатывающих и реализующих меры экономической политики, это не является препятствием, несмотря на неадекватность, о которой мы упомянули в самом начале этой главы.

57

Сам Кейнс в проведении расширения денежного предложения, внесшей свой вклад в кризис 1920-х гг., обвинял политиков (но не Банк Англии).

58

Менее жесткую версию можно найти у Хайека, который признавал математическое моделирование как способ контроля логической непротиворечивости экономико-теоретических построений, делаемых в рамках доктрины общего экономического равновесия. Однако Хайек отрицал пригодность моделирования для целей прогнозирования и предупреждал о возможности ситуации, когда «ложная теория… будет принята вследствие того, что она выглядит более научной», тогда как «правильное объяснение будет отвергнуто в силу отсутствия достаточного количества данных, свидетельствующих в его пользу». Хайек пишет: «…я все еще сомневаюсь в том, что поиски измеримых величин внесли какой-то существенный вклад в наше теоретическое понимание экономических явлений» (см. [Hayek, 1975, pp. 434, 437] [Хайек, 2010б]). См. также [Bouillon, 2007], где указано, что Милтон Фридмен не вполне понимал суть связи между гипотезой и прогнозом. Данный дефект делает методологический подход Фридмана уязвимым даже с точки зрения попперианской методологии науки.

59

Несмотря на свои усилия и энтузиазм, Парето в конце концов осознал трудности, связанные с применением экспериментальных методов к экономике. Постигшее разочарование побудило его оставить «мрачную науку» и обратить свое внимание на социологию.

Рынки, мораль и экономическая политика. Новый подход к защите экономики свободного рынка

Подняться наверх