Читать книгу Хроники крылатых. Книга первая. Йэндум - Ева Лэссер - Страница 4

– Дарин? Дарин, Вы ведь меня слышите?

Она обреченно вздохнула, этот человек действовал ей на нервы с самого дня знакомства.

– Да, – она кивнула, для наглядности, – разумеется, я Вас слышу.

– Очень хорошо, – старик обрадовался, будто ей удается делать что-то архисложное, – не игнорируйте, поговорите со мной. Назовите мне ваше полное имя.

– Дарин Фаркас, – обреченно выдыхает Дарин.

– Где Вы находитесь?

– Мы с Вами находимся в психиатрической лечебнице.

– Хорошо, – (что в этом хорошего?) – как долго вы пребываете тут?

– Я… – Дарин еле заметно дернулась, снова этот звук – тихое тиканье над левым ухом.

– Дарин?

– Я не… Я… – сколько времени прошло с того дня? – Я не знаю.

– Четвертый день, Дарин. Вы знаете, почему тут оказались?

– Ну, разумеется! – глупые до абсурда вопросы начинали раздражать. И этот назойливый звук выводил из себя, казалось, она сойдет с ума, если это тиканье не прекратится…

– Скажите мне, Дарин, что произошло, почему Вы оказались тут?

– Думаю, Вы и так знаете, Вы же мой врач.

– Не надо так, госпожа Фаркас. Я ведь только хочу помочь разобраться в этой непростой ситуации.

Это правда: и то, что он искренне хотел помочь, и то, что ситуация была непростая. Очень и очень непростая. Ей одной точно во всем этом не разобраться, но вряд ли пожилой доктор, со странной, несимметричной плешью, сможет помочь.

– Я заперлась в подсобке, в магазине, где работаю. И не хотела выходить. Немного неловко получилось… все это.

– А перед этим, что было до того, как Вы заперлись в подсобке?

– Я разбила стулом шкаф-витрину. И окно. Ну, и окошко в двери. И, боюсь, под конец, ножка стула отломилась, так что я сломала и его тоже. А я ведь была против, того чтобы они заказывали мебель в «Лерой», но кто станет слушать простого продавца. Ну, теперь-то они жалеют, наверняка жалеют, этот стул был последним из шести, а ведь еще и двух месяцев не прошло с покупки…

– Почему Вы это сделали?

Дарин молчала. Тиканье до поры до времени затихло.

– Дарин, не молчите. Нам с Вами понадобилось время, чтобы наладить контакт, помните? Вы игнорировали меня все это время, не надо так больше, хорошо? Говорите со мной, пожалуйста, говорите вслух.

– У меня… этот звук в ушах. И я просто хотела тишины.

Доктор повел головой, с таким видом, будто в эту секунду понял все. Но скорей всего он просто пытался размять затекшую шею.

– Звук в ушах?

– Тиканье. Похоже на тиканье… не знаю, – замялась она под конец.

– И когда это тиканье появилось?

– В тот день, когда… ну, все это произошло.

– А позже Вы слышали это тиканье? Может сейчас?

Нет, невозможно чтобы он знал.

Дарин совсем не нравилось это место. Здешний воздух был как жидкий желатин – тяжело дышать, передвигаться, трудно думать. Люди вокруг будто заколдованные. На одном из групповых занятий, пациент, сидящий рядом с ней, ел карандаш. Отгрызал куски, тщательно пережевывал и глотал. Когда медбрат наконец заметил это и привычно отобрал огрызок, Григорий должно быть смутился своей выходке и не нашел себе другого оправдания кроме как обвинить во всем ее: «Она сказала, что я должен его съесть! Я боюсь ее! У нее странные глаза!» Что странного в ее глазах? Дарин постоянно приходилось напоминать себе, где она находится и кто ее окружает, чтобы не возмущаться их поведению, чтобы не воспринимать ничего всерьез. Что там пациенты, если даже доктор тут был странный.

– Нет, – спокойно ответила она, – с тех пор ни разу. И в целом, мне кажется, я намного лучше себя чувствую. Знаете, последние два года я работала без отпуска, может, у меня переутомление. В вашей больнице, хоть это и не самое спокойное место, но все же, тут я хорошо отдохнула. Я думаю съездить в горы, к подруге. Сейчас рано для лыж, но свежий воздух и отдых на природе поставит меня на ноги, я уверена.

И улыбка. Не радостная или счастливая улыбка, ни в коем случае! Скорей немного усталая, адекватная ситуации.

Эти беседы с доктором выматывали. С тех пор как попала сюда, Дарин большую часть времени сидела в палате. Ее соседкой была женщина средних лет, имени ее Дарин не знала. И сегодня, после разговора с доктором Дарин вернулась в палату, хотя можно было бы погулять во дворе – погода стояла прекрасная. Можно было бы, но беседа слишком ее вымотала.

По всей вероятности, доктор ей верил. Дарин видела это по его лицу. Да, ей пора уходить отсюда, добрый доктор ничем ей не поможет. Глупо было с ее стороны идти на работу в утро после… инцидента. Но тогда ей казалось, что она может забыть об увиденном, отодвинуть подальше и затмить новыми воспоминаниями. Но не вышло.

В понедельник Дарин немного помутилась рассудком, кажется доктор считает, что у нее случился нервный срыв. Невыносимый шум, создаваемый людьми был половиной беды, страшней было чувство, что за ней кто-то наблюдает. Это чувство было почти осязаемым и это не было паранойей, вызванной вечерними событиями, Дарин видела кого-то, силуэт за окном, но солнце, бьющее в стекло, не позволило рассмотреть. И тогда появилось это тиканье в ушах. Ей вдруг стало очень страшно, угроза была настолько велика, что не было смысла бежать – ей не спастись как бы быстро, как бы долго она не бежала.

Тем вечером, когда Дарин увидела драку крылатых людей, было положено начало чему-то, и она знала, что это не остановить. Любая попытка это предотвратить будет подобна попытке потушить огонь, поливая его спиртом.

С тех пор ей перестали сниться сны, и галлюцинаций больше не было, но несмотря на это тревога только росла. Что-то бледное и темноглазое нависало над ее лицом по ночам – страх становился почти осязаем. И у нее два варианта на выбор: либо она возьмет себя в руки, либо на самом деле сойдет с ума.

Дарин поступила сюда в понедельник вечером, тогда же во время ужина к ней подсел один из пациентов – долговязый смуглый парнишка лет пятнадцати, с темными глазами и тонким горбатым носом. Дарин решила просто не обращать на него внимания – если хочешь чтобы кто-то ушел лучше всего просто игнорировать его присутствие.

– Я вижу, куда ты смотришь, – тихо сказал парень, а смотрела Дарин в окно, – я знаю, кого ты ждешь, я тоже их жду, – Дарин скосила на него глаза, а он продолжал, – уже недолго, Дарин, совсем скоро они придут за нами. Продержись еще немного.

Когда он успел узнать, как ее зовут? Дарин не отвечала, она на него даже не смотрела, будто вид на задний двор интереснее того, что он говорил.

– Меня зовут Риши. Ты не хочешь со мной разговаривать? Если это так, то просто скажи, глупо вот так просто молчать, прикидываться ненормальной. Я знаю, что ты не сумасшедшая, как, кстати, и я. Я тоже не сумасшедший.

Дарин не ответила. С тех пор Риши садился с ней рядом, где бы ни увидел: в столовой, в гостиной, в беседке во время прогулки, иногда болтал, о погоде, здешних порядках и тому подобному, но чаще он молчал. Они могли полдня провести в молчании, сидя у окна. Дарин не обращала на него внимания, но и не прогоняла. Странное дело – от болтовни мальчика тревога отступала. Звук стихал. А вчера Риши сказал: «Приглядись и увидишь, как мы отличаемся от них», и он был прав: чем-то Дарин и Риши были неуловимо схожи между собой и тем же отличались от остальных. Как вороны от страусов – и то и другое – птицы, но какие разные.