Читать книгу Рассказы - Евгений Анатольевич Ткаченко - Страница 5

Великое счастье было вступить в пионеры и носить пионерский галстук. Особенно, для меня. Дело в том, что маленький городок, в котором я рос, делился мальчишками по территориальному признаку – на дворы. Проходить через чужой двор было, порой, небезопасно. Мне, например, чтобы попасть в школу, приходилось пересекать несколько дворов. Чаще всего доставалось ученикам младших классов. Теперь же будучи пионером, я, ученик третьего класса, ощущал себя почти наравне с шестиклассником. Мы оба носили галстуки и находились в одной организации. К тому же старший пионер обязан был брать шефство над младшим. Чтобы меня защищали, я не помню, но вот самому защищать младших приходилось. До сих пор не забыл имя рыжего мальчишки, за которого целая компания дворовых парней пыталась намять мне бока. Звали его Мишка. За то, что Мишка рыжий, во дворе его гоняли. Как-то после школы не пустили домой – он возвращался назад к школе потрепанный, в слезах, и волок за собой раскрытый портфель с поломанным замком. Напоминал Мишка птичку-подранка, волочащую подбитое крыло. Я шел навстречу, сжалился и согласился провести его.

Заходим во двор, а у Мишкиного подъезда стоят человек пять пацанов и многозначительно смотрят на нас. Мы слегка притормозили, но буквально на мгновение. Я подумал, что нужно быть смелым как Тимур из книги Гайдара, взял левой рукой оцепеневшего Мишку за рукав и нахально ринулся навстречу опасности. Такой наглости от нас они не ожидали и в подъезд пропустили. Мишка сразу кинулся к своей квартире и исчез за дверьми. А на крыльце меня, конечно, ждали и навалились сразу двое. Остальные окружили нас и подзадоривали тех двоих. Спасло меня то, что я уже целый год занимался спортом. Хватило силы отбиться, вырваться, и убежать. Видя, что меня не догнать, они остановились. Я остановился тоже. Для порядка в меня было запущено несколько камней и кривизну их траектории пришлось прокомментировать вслух. Потом пацаны наперебой кричали, как хорошо они меня запомнили, и завтра непременно поймают на пути в школу. В ответ я кричал, что все отлично, что пусть ждут, а я приду вместе с парнями из своего класса, и мало им не покажется. Упомянул я в перебранке, как своих приятелей, и пару фамилий известных в городе драчунов. Я, конечно, блефовал, но должно быть, мои аргументы показались весомыми и в этом дворе ко мне больше никогда не цеплялись.

Пионерская организация имела такую же структуру, как и армия. Разбита она была на отряды, а они, в свою очередь, на звенья по 6—9 человек. Был и председатель отряда и члены совета отряда и звеньевые. Председатель носил две красные нашивки на рукаве, а звеньевые по одной. «Офицерская» часть нашей пионерской организации была представлена почти исключительно девчонками. Да это и понятно. Мальчишек в то время воспитывала улица, и были они недисциплинированными, ненадежными, а некоторые и откровенными хулиганами. Настольной книгой каждого отряда была книга Гайдара «Тимур и его команда». И отряды, и звенья соревновались друг с другом в разных полезных делах. В книге написано, как Тимур со своей командой помогал старикам, вот и наше звено взяло шефство над одной старой больной женщиной. Она была очень тучной, с трудом перемещалась с помощью костылей, но, при этом всегда улыбалась и любила поговорить. После уроков мы заходили к этой женщине. Девчонки наводили в комнате порядок и болтали с ней, а меня вместе с мальчишками звена посылали в магазин за продуктами.

Одна из самых главных задач деятельности пионерской организации в то время – воспитание мальчишек. Тон в нем задавали большие девчонки – учительницы, а делалось все руками маленьких девчонок – наших командиров. Разборки мальчишеских проступков всегда превращались в цирк и балаган. На собраниях отряда наши командирши очень старались говорить «правильными» словами, и даже применяли политические выражения, рассчитанные на ухо учителя, который всегда присутствовал на собраниях отряда. Без учителя провести это мероприятие было, конечно, невозможно.

Очередное собрание пионерского отряда нашего класса. У учительского стола стоит белобрысая полненькая девочка с коротенькими косичками и красными от волнения щеками. Звать ее Лида Харькова. Лидой ее зовут все девочки, мальчишки же именуют Машкой. Все передние парты оккупированы смирно сидящими девочками. На задних собрались мальчишки, находящиеся в постоянном движении, толкающие друг друга, вскакивающие и беспрерывно гомонящие. Учительница, Нина Петровна, сидит в сторонке у окна и с наигранно безучастным видом смотрит на улицу. Харькова, воображая себя учителем, произносит строго:

– Мальчики, успокоились!

Голос с задних рядов:

– Начинай Машка, мы слышим тебя.

Пауза. Харькова мнется, видно размышляя как поступить, ответить на выпад или продолжить собрание. Решает продолжить:

– На повестке дня два вопроса. Результаты соревнования отрядов школы по сбору макулатуры и разбор плохого, не пионерского поведения пионера Шаронова.

Шаронов громко с задней парты:

– А что я сделал! Опять я! Козел я что ли?!

Света Смирнова с передней парты возбужденно:

– Правильно, козел ты и есть! Кто мне второй день кнопки на парту подкладывает?!

Шаронов:

– А кто меня «хрюном» назвал!

Смирнова в запале:

– Еще и чернилами брызгаешься! Хрюн и есть!

Голос с задней парты:

– А у Светки свинья любимое животное. Она и Борьку Васильева кабаном называет.

В классе поднимается невообразимый шум. Мальчишки хохочут, девчонки кричат вразнобой высокими голосами, защищая подругу. Светка легла на парту и рыдает. Лида стоит у учительского стола, уже пунцовая, не понимая как остановить этот ураган. Нина Петровна продолжает смотреть в окно, но видно по напряжению фигуры, что через мгновение будет усмирять собрание.

Воспоминания, цепляясь одно за другое, слишком далеко затащили меня вперед и надо бы вернуться.

Так вот приняли меня в пионеры. А ведь всего за шесть лет до этого счастливого события меня крестили в Питере в старообрядческой церкви. Это крещение я достаточно хорошо помню, поскольку произошла у меня там серьезная стычка со священником. Я почему-то уперся и никак не желал окунаться в купель. Священник меня в купель, а я ручонками вцепился в его бороду, верещу, и окунаться не желаю. В конце концов, меня, конечно, крестили, но проявили насилие. Должно быть, уже тогда я чувствовал, что эта церковь не моя.

Став пионером, крестик свой перестал носить и повесил на дужку кровати. Когда собирался в школу и повязывал пионерский галстук, он все время попадался мне на глаза. В душе, каждый раз, что-то поднималось. И, пожалуй, это что-то было агрессивным по отношению к крестику. Ведь в школах в то время проводилась жесткая антирелигиозная пропаганда. Смущало меня одно обстоятельство. Бабушка, которую я сильно любил, была человеком верующим. А точнее, с утра до вечера жила она верой в Бога и мыслями о Боге. В ее доме, в деревне Сологубовке, треть стены занимал иконостас, и все время горели лампадки. Именно у нее староверы проводили свои общественные молитвы. Иногда, из любопытства, я присутствовал на них. Но было ничего не понятно, быстро становилось скучно, и я уходил.

В школе нам объясняли, что наука доказала – Бога нет; а верят в него только старые люди, у которых нет никакого образования. И все, что ни говорят в школе, подтверждается моим опытом. В городе у нас церкви нет, в школе верующих нет и папа с мамой неверующие. Вот ведь и в Сологубовке, в бабушкином доме, молятся одни старушки. Однажды пристал я к бабушке, чтобы объяснила мне про Бога. Предварительно, конечно, выложил все аргументы против Него, которые знал. Бабушка, молча, выслушала и, сказав всего три слова: «Бог Женя, есть», пошла заниматься своими делами.

Я же подумал, что раз бабушка не опровергла ни одного моего аргумента, значит, я прав и сказать ей нечего. Сейчас-то, мне понятно, что бабушке было, что сказать. И промолчала она только потому, что хорошо видела – понять то, что она могла мне поведать тогда, я был еще не в состоянии.

В космос полетели собачки «Белка» и «Стрелка». Все население страны ликует. И тут капнула последняя капля – совершенно неопровержимый с моей тогдашней точки зрения аргумент. Руководитель страны в своем выступлении сказал, что вот, мол, мы уже несколько раз летали в космос и Бога там не встретили.

Пришел я однажды из школы, снял с кровати крестик и выкинул его в окошко.

Шли годы, я много учился, много видел, читал и думал. А спустя пятьдесят лет снова крестился. Но уже в обычной православной церкви. Крестился с душевным трепетом и радостью, которая не покидает меня до сих пор.