Читать книгу Собрание сочинений. Том 4 - Евгений Евтушенко - Страница 115

Цитата из Джона Донна, взятая Хемингуэем для его знаменитого романа «По ком звонит колокол», все чаще и чаще приходит нам на память после стольких трагедий двадцатого века, как будто бы соединенных, как звенья, в одну нескончаемую цепь. Сейчас много спорят о проекте памятника на Поклонной горе. Я не специалист, но из всех памятников, посвященных погибшим в Великой Отечественной, мне нравится Хатынский комплекс своей суровой скупой печалью, где колокола на печных трубах пепелища сами позванивают от ветра, осторожно прикасающегося к ним. Чернобыльские колокола звонят далеко – их эхо донеслось за моря-океаны и в большинстве человеческих сердец вызвало не политическое злорадство, а тягостные раздумья о взаимосвязанности всех человеческих судеб под знаком атомной угрозы. Колокола Чернобыля звонят не только по тем, кто погиб в результате этой катастрофы, не только по тем, кто может погибнуть завтра или послезавтра от ее прямых и косвенных последствий, но и по тем, кто может никогда не появиться на свет, ибо света не будет.

«Авария в Чернобыле еще раз высветила, какая бездна разверзнется, если на человечество обрушится ядерная война… Мы понимаем: это еще один удар колокола, еще одно грозное предостережение…» – эти слова были сказаны точно, и сами стали еще одним ударом колокола.

Факты сейчас высыпаются буквально ворохами, грудами на страницы нашей печати, а вот обобщающих мыслей маловато. Какая же главная мысль напрашивается? Мысль о том, что преступление, в результате которого гибнут люди, может быть нечаянным, невольным, частью будничной деловой текучки, частью самого искреннего старания помочь так называемому «производственному процессу», его ускорению. Страшновато слышать спокойный, усталый комментарий работника станции Голубева: «Во всей этой истории обидно то, что в общем-то звоночки эти были уже раньше. Выпускались решения… бумаги писались, но ни черта не было сделано, совершенно. И мы в конце концов пришли уже к серьезному делу, а пришли с голыми руками, и все уже пришлось в процессе работы здесь прямо выдумывать, что-то изобретать…»

О, нечаянная мать стольких преступлений – беспечность! «Выпускались решения, бумаги писались…» Мы с вами, особенно в последнее время, громогласно обвиняем тех бюрократов, которые «решения», «бумаги» ставят выше человека. Но давайте задумаемся о том, почему же тогда эти решения все-таки не выполняются, а «бумаги» остаются бумагами. Да потому что бюрократ, ставящий «бумагу» выше человека, и саму «бумагу» ни во что не ставит. Такой бюрократ вообще ничто ни во что не ставит, кроме самого себя. Но сам себя он в то же время эгоистом не считает, ибо он в собственных глазах – воплощение государства, и все свои амбиции, своеволие, эгоизм маскирует под интерес и волю государства. Вот тут-то и лежит начало нечаянных преступлений.

Люди, которые, несмотря на запрет, все-таки ловят в отравленной реке рыбу – разносчицу радиоактивности, – разве это не пример беспечности, которую ничто и никто не могут вынуть из преступно бездумных голов.

Выдающийся гематолог А. И. Воробьев говорит так: «Думаю, что на этой аварии закончится средневековое мышление человечества. Вывод должен быть сделан однозначный: не только ядерная война, но война между ядерными державами становится нереальной. Человечество должно покинуть средневековую психологию навязывания своей воли с помощью кулака. И ничего другого для нас не остается, потому что, если мы разбомбим только атомные электростанции просто боеголовками без ядерных зарядов, и только в Советском Союзе, – Европы не будет, не будет Северной Африки…»

Чеховский крестьянин-злоумышленник, отвинчивавший с железнодорожных рельсов гайки, конечно же, не думал, что может стать невольным убийцей стольких людей. Но непонимание собственной преступности при совершении преступления не есть невинность. Невинных убийц не бывает. Изощренных злоумышленников, злодеев с бармалейской психологией не так уж много в истории. Но недоразвитость сознания, тупость, упрямство превращаются в злодейство. Упаси нас, господь, от злоумышленников благонамеренных! Наша страна до сих пор еще полностью не стала страной, где так вольно дышит человек, но я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит злоумышленник. Поезд нашей страны потерпел столько крушений именно потому, что с перенапряженных, перекаленных рельсов истории мы своими собственными невежественными руками поотвинчивали столько необходимейших гаек на грузила. А к тому же мы по-холопски позволили самих себя превратить из живых существ в гайки – то бишь в винтики, и почти безропотно позволяли себя перевинчивать то из вишневого садика в бараки Колымы, то из Кремля в подвалы Лубянки, то из Академии наук в обнесенную колючкой лагерной «шарашку» для крепостных мозгов. Чернобыль не есть только трагическая случайность – а результат планомерного, попятилеточного обесценивания человека как индивидуума. А для чего это делалось? Чтобы лишить человека независимости, возможности сопротивления. Раскулачивание было не столь экономической акцией, сколь идеологической – потому что крепкое зажиточное хозяйство было основой независимости от государства. Раскрестьянивание, расказачивание шло вместе с распролетариванием, с разинтеллигентиванием. Шло уничтожение мастеров своего дела – профессионалов, делателей ценностей. Профессионалы, с одной стороны, вроде и были нужны государству, но с другой стороны – опасны, ибо творческий профессионализм подразумевает опять-таки независимость.

Воробьев, работавший вместе с доктором Гейлом, пишет: «Мы пожинаем богатый урожай, посеянный диктатурой, когда чины и звания раздаются кучкой малограмотных людей, убравших настоящих ученых. Именно поэтому аварийность у нас является не случайностью, а она – закономерность. А может быть, и дальше так будет? Будет, если неспециалисты наконец не одернут так называемых специалистов, перегруженных званиями, наградами, но не знаниями и не заслугами перед своим народом…»

Позволю себе гипотезу: если бы не было в результате невиданного самогеноцида уничтожено столько мыслеробов и хлеборобов, то, может быть, не было бы ни чернобыльского апокалипсиса, ни аварии с «Нахимовым», ни взрывов в Арзамасе, в Свердловске, ни пожара поезда возле Бологого, ни уничтожения Арала… Все эти разрушения произошли от разрушения профессионализма.

Преступный дилетантизм дутых авторитетов, объединившихся в мафиозный союз злоумышленников, привел к тому, что они тем выше взбираются по карьерной лестнице, чем ниже уровень их компетентности. Некомпетентность на ответственном посту есть потенциальное злодеяние. Одним из признаков творческого профессионализма, за исключением профессионализма мошенников, наемников, убийц, всегда была совесть. Академик Сахаров, один из творцов атомной бомбы, однажды ужаснулся опасностям, таящимся в творении рук своих, и именно эти муки сделали его великим гражданином и нашей страны, и человечества, а город Горький, куда его сослали, стал столицей свободной мысли. Мы уже никогда не выскребем чернобыльский воздух из наших легких, хотя, по выражению Ивана Драча, современные понтии пилаты уже умыли свои руки от радиации. Не хочется верить в то, что по невеселому предсказанию Чаадаева наш народ существует лишь для того, чтобы дать страшный урок человечеству. Не позволим друг другу поддаться разрушительной радиации гражданского пессимизма, будем профилактическими пожарниками всех новых чернобылей. Но наш быт с его дефицитами, ежедневными мытарствами доставания тоже превратился в своего рода ежедневный бытовой Чернобыль. И если благонамеренные злоумышленники в форме спецвойск будут применять саперные лопатки и химические гранаты, то это приведет лишь к нравственному Чернобылю. Будем бдительны к тем, кто под видом спасения нашего исторического пути от открученных гаек закручивает их так, что намертво прищемляет и свободу, и живых людей. Нет – всем чернобылям – и атомным, и бытовым, и нравственным! Нет – рабскому преклонению перед атомом! Да – уважению к каждому атому человеческого тела и души!

1987