Читать книгу Собрание сочинений. Том 8 - Евгений Евтушенко - Страница 87

Над могилой чикагского —

                                             самого первого —

                                                                   Первого Мая,

тихо шляпу потрепанную снимая,

веком согнутый

                          седенький американец

одинокую веточку вербы втыкает,

                                                         сморкаясь.

Эта веточка не превратится

                                       в древко пролетарского флага,

ибо предано Первое Мая

                                          в Москве

                                                         и Чикаго.

Нет мятежных поэтов —

                                         лишь клерки из колледжей

                                                                    над стихами.

Нет пролетариата —

                                  лишь люмпены за станками.

Растоптали в Америке Первое Мая

                                            коней полицейских копыта,

а в Москве оно было в объятиях Сталина нежно убито,

и уж лучше забыть этот праздник совсем,

                                                      как забыли в Чикаго,

чем «Да здравствует Первое Мая!»

                                               писать на воротах Гулага.

Это Первое Мая само,

              все в крови – и своей, и чужой – перемазано,

было главным заложником в Первомайске.

И прикрывшись,

                            как шкурой овечьей,

                                                      знаменами Первомая,

хочет прошлое стать настоящим,

                                           портреты убийц поднимая…

А ведь праздник ни в чем не виновен…

                                  Я в детстве, как будто бы пряник,

по кусочку отламывал

                                     этот любимый мой праздник.

Но теперь я стою

                             с этим согнутым веком чикагцем

над могилою Первого Мая,

                                     пытаясь в надгробья вчитаться.

Был он идеалистом,

                                 анархо-синдикалистом,

а теперь он —

                      реликвия с ликом скалистым.

Держит шляпу вниз дном.

                         Чтоб измерить ее глубину – нету лота.

Но чего-то он ждет

                                и надеется все же на что-то.

И с дерев лепестки

                                в его шляпу летят виновато,

                                                         светясь розовато, —

подаяние

               призраку

                               красного пролетариата…