Читать книгу Дарю вам этот мир (сборник) - Евгений Филенко - Страница 12
Эти двое
11.
ОглавлениеВторые сутки Пирогов пытался увидеть Таню. Он силой принуждал себя спать, но теперь ему снилась одна лишь густая, вязкая темнота. Или абстрактные пейзажи в два цвета, черный и белый. Что-то мешало. Быть может, осознание того, что это – больше, нежели просто сон? Но в последний раз он видел Таню не во сне. Просто закрыл глаза – и очутился на Земле.
А теперь ничего не получалось.
Пирогов слонялся по планетолету, как неприкаянная душа. В самых неожиданных местах закрывал глаза и мысленно твердил: «Хочу видеть Таню. Хочу видеть Таню». Потом досадливо махал рукой и, шепча ругательства, продолжал свои блуждания по отсекам. Вскоре до него дошло, что каждый раз он попадал на Землю, в Танину комнату, именно из приборного отсека. То ли до Земли отсюда было ближе на несколько метров, то ли еще что. Поэтому он запасся тубами с какао и устроился на насиженном месте.
Он представил себе, как Таня мечется от одного человека к другому, пытаясь убедить их, что он жив, ожидает помощи. А ей никто не верит. Одни сердятся, другие смеются. И вот у нее опускаются руки, ею овладевает отчаяние, разочарование, и она – отступается.
Если бы Таня догадалась зайти к Одинцову! Вдвоем они чего-нибудь и добились бы. Серёжка должен поверить ей. Впрочем – почему должен? Он такой же человек, как все.
Сидя с закрытыми глазами, Пирогов откупорил тубу с ледяным какао и приложил ее к губам.
До него донесся тихий женский смех.
Таня сидела прямо на крауте, совсем рядом. Она смеялась, а на щеках виднелись еще влажные дорожки.
– Я думала, что больше не увижу тебя, – проговорила она. – Представляешь, два вечера тебя не видеть!
– Неужто ты из-за меня плачешь? – удивился Пирогов. – Надо же. Вот теперь и умереть не жалко.
– Только посмей, – сказала Таня, гоня с зареванного лица счастливую улыбку.
– Зато у меня было много времени на размышления, – заметил Пирогов. – Я даже сочинил кое-какие объяснения нашим чудесам. Фантастика, разумеется.
– Не нужны мне твои объяснения, – заявила Таня. – От тебя ничего нельзя ждать, кроме всяких глупых объяснений! Что тут объяснять? Ты хочешь увидеть меня. Я хочу увидеть тебя. Как только наши желания совпадают, ты нежданно-негаданно переносишься ко мне в комнату.
– Ну, примерно. Хотя почему бы тебе не перенестись ко мне в гости?
– Ты же не хочешь этого. И я тоже! Очень нужно мне твое дырявое корыто!
– Вот что я надумал. Природой не зря созданы отдельно мужчины и женщины. Какую-то цель она этим непременно преследовала – она же ничего не делает зря. Должно из соединения двух половинок возникнуть новое качество.
– Ребенок, – хмыкнула Таня.
– Подожди, не перебивай. Все возлюбленные в идеале обязаны подходить друг дружке. Но не всегда так получается, хотя и недаром подмечено, что хорошие супруги понимают один другого с полуслова. Точнее, это почти всегда не удается, потому что вероятность счастливого совпадения исчезающе мала, идеальные пары разбросаны в пространстве и во времени. Но если уж они встретятся, то и начинаются настоящие чудеса. Это самое новое качество.
– Как много ты говоришь! – возмутилась Таня. – Просто ужас.
– И ты можешь не любить меня, можешь ненавидеть, можешь гнать меня прочь, но мы с тобой и есть то идеальное совпадение, тот единственный шанс на миллиард миллиардов, ради которого природа и затеяла древний эксперимент с Адамом и Евой. И если ты снова бросишь меня, то пойдешь наперекор самой природе, а это к добру не приведет.
– Вздор, – тряхнула головой Таня. – Что за идеализм? Значит, ничто никогда не сможет разлучить нас с тобой, счастливую идеальную парочку? Никакие силы?
– Думаю, что никакие… если выживу.
Таня снова засмеялась.
– Представь, я все это сама отлично знаю, – объявила она. – И даже лучше тебя. Поэтому одна только я во всем мире могу спасти тебя.
– Ну, это не открытие, – вставил Пирогов.
– Не шути, пожалуйста. Хочешь, спасу?
– Чтобы потом погубить на Земле?
– Поглядим на твое поведение.
– Я же люблю тебя. И никому не отдам. Я тебе уже сто раз об этом говорил.
Таня перестала улыбаться.
– Говорил, говорил, – промолвила она со вздохом. – Не обращай внимания. Мне просто страшно. Я до смерти боюсь, что ничего не выйдет. Это же всамделишные чудеса, небывальщина.
– О чем ты?
– Понимаешь… Все это время мы с тобой хотели не так много – только повидаться. Но я всегда хотела чуточку большего: чтобы ты, живой и здоровый, очутился в моей комнате. И ты действительно переносился в нее. Ты был здесь, сидел на моем крауте.
– Вот уж это вздор так вздор! – не утерпел Пирогов. – Я ни на миг не покидал этого чертова приборного отсека!
– Да уж, конечно! Просто ты никак не желал поверить в то, что это возможно, по причине своей идиотской трезвости мышления. И потому не мог вырваться из стен этого самого… отсека. Наши миры все же совмещались, но не проникали один в другой. Ты, ты мешал.
– И что же дальше?
– Всего-навсего надо поверить в реальность происходящего. Поверить мне, самому себе поверить. Только изо всех сил, по-настоящему, слышишь? В этом твое спасение.
Пирогов приподнялся на локте.
– Я очень хочу верить, – сказал он. – Очень сильно хочу. Но это… непросто.
– Знаю, – промолвила Таня. – И все-таки ты должен поверить. Ты же говорил, что любишь меня! Так захоти сейчас одного, захоти сильнее всего на свете, захоти так сильно, как никогда ничего не хотел, только одного лишь: войти в мою комнату!
– Н-ну… – промямлил Пирогов.
– Вот моя рука, видишь? Я хочу, чтобы ты ее коснулся. А ты хочешь этого?
– Танька…
– Ну же, вот она!
Пирогов побледнел и прикусил губу, неотрывно глядя на Таню, которая, напротив, изо всех сил зажмурилась. Он почувствовал, как струйки пота скользнули по вискам. Потом наступила тишина, какой еще не случалось в этой комнате. Стало слышно, как за стеной бабушка Поля разговаривает по видеофону с подругой.
Пирогов медленно опустил руку на пол приборного отсека своего планетолета. И ощутил пушистую поверхность краута.
Он застыл, не в силах пошевелиться, боясь утратить это зыбкое ощущение, а с ним навсегда потерять и без того слабую веру в творящееся чудо. И тогда Танина рука пришла в движение. Она вслепую шарила по крауту, пядь за пядью приближаясь к сведенным судорогой пальцам Пирогова.
Пирогов перестал дышать.
Маленькая женская ладошка осторожно легла на тяжелую мужскую руку, дрогнула в инстинктивном порыве отдернуться, но вместо этого тонкие мягкие пальцы с силой сомкнулись на широком запястье.
– И не смей больше исчезать, – прошептала Таня. – Никогда, слышишь?
1988