Читать книгу Требуется Робинзон - Евгений Иванович Пинаев - Страница 6

Близилось время платежа за квартиру. Собираясь на шхуну, он сказал бабке Павлине о своем банкротстве, о том, что поиздержался. Писал другу – просил взаймы некоторую сумму, но ответа пока не получил. Возможно, друг в отъезде и пришлет позже. Павлина Тарасовна всплеснула руками: «Ах, как же так?! А она-то рассчитывала!». И, демонстрируя душевные муки признаками зубной боли, ухватилась за подбородок, а потом скрылась на кухне, «чтобы хорошенько подумать» и предъявить должнику свои контраргументы.

– Павлина Тарасовна, ухожу от вас не куда-нибудь – в пираты! – сообщил он, сунув голову в дверь. – Как только распатроним жирного купчину и разживемся золотишком, воздам вам сторицей за приют. Все-таки два месяца я жил у вас, как у Христа за пазухой.

Бабка Павлина сделала отмашку пухлой рукой. Она всё еще изображала переживания и душевное смятение. Давала понять, что ей не до шуток, что мысль ее бьется в клетке, ибо решения головоломки, предложенной жильцом, нет и в помине.

Константин Константинович помялся, потоптался у двери, пообещал с первой получки вернуть ей мешок пиастров, а за просрочку – попугая, но так как реакции снова не последовало, вернулся к себе в комнату, которая уже сегодня станет не его. Да, надо прощаться с надежным убежищем, которое целых два месяца укрывало его от всех дневных неудач и «хождений по мукам» канцелярским, которые оказались непреодолимым бастионом. Пока! Уж в этом он был убежден, и потому, опустившись в кресло, с удовольствием, чего не бывало раньше, посмотрел на сервант, уставленный фужерами и графинчиками, сервизами, стопками, рюмками, понурыми слониками и чертями, делавшими «нос» друг другу.

Хорошая, мирная комната, но… уже не его. Скоро она будет принадлежать прозектору Марку, жрецу смерти во имя жизни, пожелавшему вернуться в родной город ради первой любви. Достойное чувство! И дай ему Бог удачи и счастья. Да, пусть будет счастлив младшенький, как, видимо, счастлив старшенький, и пусть эта бонбоньерка не станет монашеской кельей, пусть прозектор вернет женщину и добьется любви пасынка, и сам непременно тоже полюбит его настоящей отцовской любовью.

В отличие от Павлины Тарасовны, он чувствовал себя распрекрасно и, прощаясь с комнатой, вышел на балкончик, глядя на двор сквозь ажур ветвей и листвы. Всё было так привычно, так знакомо… Этот двор, акации, скамейки, лестница наверх, будто уходящая в небо, внизу – десяток ступеней, ведущих в еще один ярус двора, имевший выход на улицу через арку в длинном многоквартирном доме.

Константин Константинович задумчиво покачался на носках и даже тихонько пропел: «Чайный домик, словно бонбоньерка, в палисаде из цветущих роз, с палубы английской канонерки на берег…». И осекся: показалось, что аркой прошли давешние женщина и мальчик, с Греческого мыса. Константин Константинович напрягся и, смахнув с лица мгновенно выступивший пот, со свистом выдохнул воздух: «Показалось! А если и не показалось, что с того?».

Он вернулся в комнату одновременно с бабкой Павлиной, вошедшей, как всегда, без стука. «Нервничает бабулька!» – отметил жилец, когда та включила телевизор, но, увидев на экране расхристанного, в блеске и мишуре певца-эпилептика, готового укусить ребристую шишку микрофона, торопливо щелкнула тумблером и погасила попсу.

– У каждого из нас, Константин, свои принципы, – возвестила она голосом, каким, наверно, открывала педсовет, – и я, Константин, во имя своих, хотела бы получить все-таки с вас собственные деньги. Собственные!

– Увы мне! – развел он руками и, чтобы оттянуть время и придумать какой-то спасительный ход, перешел на английский: – Ай хэв ноу мани, мэйби ю тэйк май съюткейс инстед?

– Не заговаривайте мне зубы! – отчеканила бабуля, устремив в негодовании ледяной взгляд, когда-то приводивший в трепет и школяров, и педагогов. – Я – историчка, а вы решили сделать из меня истеричку?

– Нет у меня денег… – пробормотал он и вытащил из-под кровати свой чемодан. – Возьмите его в залог. Я не бегу от вас на край света, а долг верну при первой возможности.

– Олл райт, Константин! – согласилась та с издевкой.

– Вэри вэл, – откликнулся он с облегчением. – С вашего позволения, я возьму из него лишь смену белья и бритву. Гуд?

– Конечно, конечно! Чистота – залог здоровья даже на пиратском поприще! – взрезвилась теперь и бабуля, а он быстро собрал нужный скарб и сунул в портфель.

– Гуд байте, Павлина Тарасовна, – сказал, обернувшись в дверях. – Благодарю вас за кров. Я понимаю, что на войне как на войне. За всё нужно платить, особенно за принципы, и если я погибну в кровавой схватке на борту шхуны, то, как адмирал Нельсон, подниму на мачте сигнал: «Павлина Тарасовна надеется, что Константин Старыгин выполнит свой долг». В смысле – вернёт его вам. И я погибну не раньше, чем расплачусь с вами.

– Надеюсь, Константин, очень на это надеюсь. В противном случае, на вашей могиле вместо обелиска придется поставить чемодан.

– Ваша взяла! – усмехнулся он и сбежал по лестнице во двор.