Читать книгу Парадокс в онтологическом измерении логики (К метафизике АЛ-ХАЛЛАДЖА) - Евгений Кирьянов - Страница 12

Теперь желательно было бы высказаться о таком знаменательном философском и богословском феномене как факт использования неоплатонистических наработок греков в христианском богословии. Вершиной богословского синтеза можно считать включение таких достижений эллинской философии, как превосходно разработанная ими апофатика, принципы иерархии в сущих и диалектика Единого и троичности. Но настораживает и присутствие скепсиса относительно правомерности подобного слияния даже и у отдельных апологетов христианства. И для этого есть некоторые основания. Ведь как бы высоко ни восхищалось усмотрение предмета такой теологии, сама динамика его предполагает некоторые ограничения в неявном определении именно таким образом самого этого предмета. Это усмотрение исходит из процесса эскалации абстрактности и универсальности идеи о рассматриваемом предмете. Этот процесс потенцирования представления в универсальности исходит во многом из ниже обусловленных интуиций о сущих и распространяется на более универсальные категории именно посредством процесса потенцирования в универсальности. Но процесс «проседания» сущностного статуса рассматриваемого понятия при этом параллелен предполагаемому восхождению в умопостигании. Кроме того, и это особенно важно, вся фактура используемого в таком синтезе онтологически значимого для умозрения материала не просто несёт на себе знак организованности сообразно инициированному высшей инстанцией нерушимому порядку, но и свидетельствует об этом каждой своею деталью.

Тот хаос, который при этом присутствует, есть именно пластически организованный, «укрощённый» и упорядоченный хаос. И это не просто внешнее ограничение хаоса. Поскольку акт организации Космоса мыслится осуществлённым до осуществления различений в соответствиях между сущими, то это упорядочивающее устроение в Космосе пронизывает Космос тотально. Таким же образом постулируется и жёсткая иерархия в совокупности сущих, образующих мир. Параллельно с произволом воли Всевышнего присутствует как будто и не отменяемое им мироустройство, подчинённое этой воле, но уже постфактум представляемое как единственно оправданным. Это похоже на то, как если бы эти законы имели всеобязательность их осуществления всегда, но ожидали гениального исполнителя, который бы их открыл и утвердил.

Разумеется, и в апофатическом импульсе присутствовала интуиция об открытости мира действию не законов мироустройства, а надзаконному Принципу, который не ограничен в своей немотивированной экспансии. Но зачем бы придумывать новые понятия, если уже есть обращённость в осознании этой проблематики в христианстве к Богу? Но именно это и обеспечивает не размножение богов в языческой абсолютизации априорных пластических предпосылок для мироустройства – идей или законов, а гносеологически значимый факт усмотрения в божественной воле ресурсов для обозначения вех, позволяющих обрести существенное дополнение модусов более свободных спекулятивных философски значимых образований. И они действуют не только в поле абстрактного формализма, но и открывают глубину для проникновения умозрения в необозримость скрытых дотоле онтологически значимых измерений.

Отдельно стоит сказать и о месте Единого в такой схеме. Ведь оно понимается и как источник онтологического наполнения сущих. Но и Единое может умопостигаться неоднозначно. И как Неизречённое и запредельное всякому полаганию во всяком ограниченном логосе, но и как сам принцип логосности. Но даже и первый вариант отсылает интуицию к усмотрению вопроса о Едином в плоскость экстраполяции логосных предпосылок его предъявленности сознанию. Даже шаг к подозрению в неактуальности рассмотрения дихотомии Бытие – Небытие и постановка проблемы усмотрения безграничной многозначности в альтернативности самим модусам бытийности и её отсутствии располагает нас во всё той же плоскости уже свершённой оформленности в данном упорядочении.

Остаётся один шанс для выхода из плоскости ограниченных логосом перспектив для умопостигания запредельности всему качествующему в законной свершённости. Он состоит в тотальном включении в саму ткань мыслительной субстанции размыкания в открытость всевозможных перспектив умопостигания в сущих в причастности их сверхбытийности и даже помимобытийности. В несравненной простоте и цельности переживания истинности этого акта в сознании. К сожалению, я не имею достаточного ресурса в доступном логосе для полноты выявления существа того, о чём теперь говорю.

Следует осмыслить то трагическое обстоятельство, что любая реальность «моего» вписывания как сущего в неё не даёт никаких гарантий, что цена этому не больше, чем цена эфемерного сновидения или бреда. Это уже видно из того, что в универсуме нет никаких априорных предпочтений в сущих. Ужасает факт бесперспективности всякого предположения о реальности «вот этого» мира.

Даже если и реальность есть, то затерян ключ к критериям присущности её к данной «переживательности». И его никогда не было. Выражение факта тотального доминирования всевозможностей осуществления – плата за принципиальную виртуальность всех миров представляющих сущие в универсуме. Но бессодержательность альтернативы «реальность – виртуальность» и бессмысленность постановки вопроса о ней снимает принципиальность самой этой альтернативы как химеры рассудка. Как и многие приводящие в смятение умы людей сакраментальные альтернативы человеческого существования, кажущиеся фундаментальными и универсальными вопросами их бытия, это, возможно, всего лишь – никак.

И это не теоретический посторонний взгляд, а то, что органично включено в ткань всякой осуществлённости. Это иная грань всё той же «рассеянности» сущих в мирах универсума. И даже выход за его пределы в неизречённость немыслимого выхода за все возможности. Там вотчина духа, грезящего об обретении сознающим сущим аксиологически значимой опоры в его самодостаточности в модусе осуществлённости. Опоры паче всякой безопорности. Так кого же спасать? Его и надлежит спасать, поскольку именно он и подозревается как ценность. Но где взять ресурсы для его нахождения в рассеянности сущих в мирах универсума? Ведь нужно отделить от него всё то, что есть плод эфемерной фантазии. А значит, и все признаки осуществлённости в «этом». Как найти надёжные критерии причастности к истинному бытию? Как узнать, что иллюзорность твоего существования не тотальна? Никак! Это невозможно, и этого нет иначе чем в акте выхода за пределы инерции в сущих при любых их презентациях в мирах. Сама постановка этого вопроса есть, как выше сказано, химера рассудка.

Значит, это есть или неописуемая парадоксальная немыслимая авантюра, или тщета в стяжании обретения всякой надежды на выход из трагической погружённости сознающего сущего в бездну онтологически неопределённых негаций.

Прежде чем продвигаться дальше в попытке усмотрения причин для благоприятного исхода сознающего сущего, надлежит ещё раз подчеркнуть, какой именно потенциал для обозрения всего диапазона осуществимости обеспечивает догадка о неисчерпаемости источника онтологических ресурсов для всевозможности осуществлений. Сверхзаконность произвола действия этого источника распространяется неизмеримо далеко за пределы допущения возможностей, которые может обеспечить даже самая бесконтрольная фантазия.

Почему? Но ведь модус всевозможности инспирирован тем запредельным, к несуществующим границам которого человек не только не может приблизиться в количественном измерении этой невозможности, но и ни в какой даже малости умопостигаемого прикосновения не обладает для этого ресурсами адекватного качества этого прикосновения. Любые, самые дерзкие, фантазии изощрённого и болезненного ума – всего лишь плоское изображение сравнительно с всевозможностями, которые обитают в беспредельности Универсума. И имя этой всевозможности – ВСЁ. И это значит, что любая присущность любой модальности в дефинициях сущих не имеет также и онтологических пределов и границ. Любой шаг в реализации безудержности и безграничности фантазий лишь дополнительно выявляет в интуиции невозможность таким ущербным образом постигнуть неограниченный ни в каком смысле творящий потенциал, инспирированный невыразимой простотой сверхсущности. Но не в этом ли коренится перспектива для осуществления надежды взыскующего в оправдании своего существования? Но чрезвычайно важно понять, что при всей запредельности источника онтологического и невместимости сознающим сущим полноты беспредельности универсума самим фактом неотменяемости единства в сущих эта беспредельность есть неотъемлемое достояние абсолютной простоты и неизбежности сущего как сознающего в причастности Сверхсознанию.