Читать книгу Обручник. Книга первая. Изверец - Евгений Кулькин - Страница 38

Что бы о Кэтэ ни говорили, но нечестивые поступки ей не шли, как не идет зеленое к голубому. В природе встречается – голубое небо и зеленый лес, а в обиходном сочетании у людей это встречает непротивление, а то и вовсе неприязнь.

Конечно, ее пышные, влекущие груди, которые под любой одёжей, как бы она ни была кротка, словно говорили, что всякий умер бы от удушья чувством, коли прикоснулся бы к их литой неизвестности. И, наверно, именно поэтому многие из мужиков хвастали, что обскакали друг дружку на этом пригорье. Так в Гори зовется выигрыш в соперничестве.

Но некий ангел-хранитель присоветовал Кэтэ идти или ехать той дорогой, где легкие мысли почти не встречаются, а тяжелые вздохи не тяготят душу.

Говорят, ничто так не сближает людей, как общие враги.

И такие с Ханой у них появились. Это азербайджанец Мешкур Наибов и хитрун Анзор Агладзе.

Эти два – оба – вроде бы как по сговору – стали приставать к обеим замужницам, причем перестревать их при народе и даже кричать вдогон непристойности типа: раньше, мол, и не дрыгались, чего теперь, мол, дергаетесь.

Хана, конечно, может пожаловаться своему мужу Якову. Он хоть и не силач и не ловкач, но при деньгах. Может кому надо ладонь посеребрить, и та запросто в кулак обернется. А хороший кулак всегда найдет, куда ему опуститься.

А вот за Кэтэ постоять некому. Бесо неведомо где обретается.

A Сосо еще не вошел в полную зрель, чтобы заступиться за мать и, главное, понять, что она далеко не такая, как о ней ходит по Гори пьяная молва.

И еще одно, что с сына снимает всякую надежу, Кэтэ постоянно учит его смирению, прощению своих врагов. Вернее, не столько прощению, сколько пониманию их. А разве подымется рука, когда станет ясно, что твой враг – это заблудший в безверии несчастец, которого впору пожалеть, нежели покарать.

И, видимо, так глубоко, а может, даже бездонно задумалась обо всем этом Кэтэ, как вдруг ей путь преградила тень.

И была она, как ей показалось, глыбистее гор, что нависали над Гори.

Кэтэ вскинула глаза и – невольно – отпятилась назад.

Перед ней стоят не кто иной, как Святой Дух.

Этого громилу знали все. Он не ведал милосердия и жалости. Недаром братья Наибовы сперва прикормили его, как бездомного льва, потом, как видно, и окончательно приручили. И теперь он признавал только их силу и власть.

Не столько заступив, сколько зазастив Кэтэ дорогу. Святой Дух, однако, улыбался. Глуповато, правда. Но тем не менее на морде его жило что-то человеческое. Потому он с доброй укоризной вопросил:

– Чегой-то ты такая пугливая?

И со стороны могло показаться, что именно это обстоятельство вызвало с его стороны такой доброжелательный интерес.

И на расстоянии Святой Дух довольно крепко пах водкой. «Живцом», как говорит Бесо, то есть не перегаром, а тем, что только недавно оказалось влитым в желудок.

А может, такому неуёмнику, как Святой Дух, водка попадает прямо в голову. Ведь до нее-то ее путь куда ближе.

Видимо, нужны годы, чтобы добиться по отношении Святого Духа хоть какой-то приязни.

Он был не просто рыхло-глыбист, но и расплывчато-рассыпчат, что ли. Руки, даже без жеста, как бы ссыпались с его тела, и он мельтешил ими, словно недоумевая, почему они ведут себя не так, как он этого хотел или питал надежду.

Но нынче другое удивило в Святом Духе. Это его одежда. Она сплошь состояла из всего еврейского. На плечах был серый лапсердак, ниспадающий по его широким плачам, а на голове миниатюрилась ермолка, прихваченная, кажется, как это делали почти все евреи, резинкой. Только пейсов не хватало, чтобы окончательно уверовать, кто перед тобой.

Ежели бы его ум изощрила изворотливость, которая свойственна тому же мужу Ханы Якову, то Святой Дух был бы куда опаснее, чем он есть сейчас. Потому многие женщины, чей путь он вот так заступал своей тенью, сразу же находили противоядие. Они принимались хвалить увальня.

По счастью, это все знала Кэтэ, потому как можно простоватее сказала:

– А я, между прочим, хотела тебя увидеть.

– Это зачем же? – насторожился он, построжев, кажется, как шутит Сосо, «и ухом и брюхом».

– Да в подвале у нас, – соврала Кэтэ, – неустойность она образовалась.

– Какая же?

– Палка такая, – начала объяснять Кэтэ, – на какой пол держится, лопнула и пощепилась, можно сказать. И вот бы ее малость приподнять да на место поставить. Звала я троих солдат, так они этого не осилили.

Святой Дух хмыкнул. На его парном лице изобразилась умиленность. Да что там стоют эти трое! К тому же русские. На них дунь и плюнуть не успеешь, как они упадут.

– Ну пойдем доглядим, что у тебя там, – произнес Святой Дух, уже напрочь забыв наущение Мешкура приволочь Кэтэ в Пещерный город, где Наибовы обородували что-то в виде тайной застольницы.

Кэтэ шла впереди, похрустывая камешником. И, видимо, давя его, но беззвучно шествовал за нею и Святой Дух.

И тут все дело чуть было не испортил Сосо, неведомо как оказавшийся дома.

Завидев Святого Духа, он метнулся в комнату и выскочил оттуда с выпростанным из ножен кинжалом.

– Не подходи, убью! – завопил.

На грубом, чуть подживленном оспинами лице Святого Духа обозначилась тяжелая, как бывает у косо обрубленного полена, щерь, и он простовато произнес:

– Ну и лихо ты гостей встреваешь. По-но-жов-щик!

Последнее слово Святой Дух произнес через некие запинки, которые обычно появлялись в его голосе, когда он начинает злеть, как зверь.

Кэтэ попыталась вспомнить все, что ей говорила Хана. Ибо это по ее наущению вела сейчас к себе домой этого верзилу. Она еще точно не знала, что именно сотворит. Но ей надо было пообтесать его какими-то, по возможности, ласковыми или даже нейтральными словами, сбить с того поползновения, с коим он вышел на тропу, по которой Кэтэ стремила себя по своим многочисленным делам.

Мать, надеясь на смышленость сына, чуть прикрикнула на него:

– Дай нам поговорить! – и обратилась к Святому Духу: – Тебя как зовут?

– Леван, – чуть притупившись, ответил громила.

И Сосо действительно быстро сообразил, произнеся:

– А я думал, еврей какой нас грабить идет. Ведь одежа-то у тебя сплошь иудейская.

– За свои купил, – гнилозубо ощерился Святой Дух, вдруг разом став совершенно нестрашным.

И Сосо подумал, что врагу, как и дареному коню, все же не стоит смотреть в зубы. Что и так понятно, кто есть кто.

– Ну чего у вас тут случилось-приключилось? – вопросил Леван и, совсем по-хозяйски, словно в этом дворе был сто раз, стал спускаться в подвал.

И как только он там оказался, Кэтэ тут же накинула дверь на цепок, а вместо обыкновенной на тот час тут всегда лежащей палочки вставила ярмовую занозку, неведомо когда принесенную Бесо с какой-то своей пьянки. Кажется, именно ею перебили ему как-то ключицу.

Видимо, Святой Дух не сразу понял, что его обдурили. Он какое-то время ходил по подвалу, разговаривая сам с собой, потом крикнул:

– Ты тут посвети мне.

И только тогда Кэтэ поняла, что сотворила как раз то, чего меньше всего желала.

Но она боялась отрезвления Левана. То есть вхождения в себя, что ли. Когда он вдруг поймет или осознает, что тут совершенно не нужен, и – за ее такую, пусть и невинную, но проделку, – неведомо что сотворит по пьяни и дури. И тогда Кэтэ сказала сыну:

– Ты тут постой, а я – сейчас.

Она выскочила за улицу и зарысила в сторону дома Мошиашвили.

Хана все поняла раньше, чем – на сбивчивости – Кэтэ пробовала ей объяснить.

– Хорошо! – воскликнула она. – Ты – умница.

– Но что дальше делать? – взмоленно возвела Кэтэ глаза к небу.

– Ну это уже не твоя печаль. Главное, зверь заманен и надежно закрыт.

А Святой Дух действительно по-звериному бушевал. Он и ломился в дверь, и пытался, высадив стекла, вылезти через окно.

Но на нем жирно паутинилась решетка, которую тоже не удавалось сорвать.

– Выпусти меня отсюда! – орал он на Сосо. – Ведь раздавлю, как гниду.

– А я тебя сейчас, – загремел перед его носом спичками Сосо, – подожгу. Чтобы ты изжарился, как рождественский гусь.

– Не делай этого! – завопил Леван. И вдруг спросил: – А жить где будете?

– В Пещерный город уйдем. Там места всем хватит.

Святой Дух ухмыльнулся давешней ощерью:

– А там тебя Наибы – цап-царап. И пастькой клацнуть не успеешь.

Сосо рассмешило слово «пастька», так, видимо, громила именовал рот в менее огромном, как у него, исполнении.

– Ну а тебе, – продолжал разглогольствовать свои запугивающие заповеди Сосо, – все равно гореть или в аду, или тут, на земле. Но там твоя смерть, то есть адовая жизнь будет вечной. А тут – раз, и – глаза полопались. Представляешь себя с полопанными глазами?

Леван зажмурился.

– Но ты же не сделаешь этого?

– Ну и почему, скажи?

– Хотя бы потому, что в духовном училище учишься и, наверно, в Бога веруешь.

– Но за тебя Всевышний не накажет. Даже награду какую-нибудь – выдаст. Потому как ты не только погряз, но и утонул в грехах. – И он уточнил: – С головкой и даже глубже. Поэтому молись Богу перед смертью.

– А ты научи хоть одной молитве, – вдруг заканючил Святой Дух. – А то, в общем-то, смысл многих из них я знаю. А вот доподлинность мне никак не дается. – И он тоже уточнил: – С раннего детства.

Леван на минуту умолк, потом продолжил:

– А с отцом мы твоим друзья неразлейные. Иногда один глоток водки – изо рта в рот – напополам делили.

– Отцу тоже кипеть в геенне огненной, – произнес Сосо. И Леван притворно ахнул:

– И отца тоже сожгёшь?

– А чего же? – простовато ответил Сосо. – Раз я наместник Бога на земле. То мне, как говорится, и карты в руки, и деньги в зубы.

А в ту пору подруги шли к солдатским казармам.

– Ваше благородие! – обратилась Хана к какому-то солдату. – Мне нужен офицер.

– Какой? – вопросил тот и тут же, спохватившись, поинтересовался: – А как его будет фамилия?

И тут же подле них остановился офицер.

– Разрешите представиться? – чуть подпоклонился он дамам. И довольно солдафонски гаркнул: – Штабс-капитан Поморников, Игорь Олегович.

– Именно вы мне, то бишь нам нужны, – начала Хана. – Вот к госпоже Джугашвили, – она указала на Кэтэ, – проник в подвал вор. И поскольку она женщина мужественная, то не побоялась закрыть бандита там, чтобы впоследствии вызвать подмогу.

– А вы в полицию обращались? – обернулся штабс-капитан к Кэтэ.

– Да разве там с ним справятся? – вопросом ответила на его фразу Хана. – Вы если бы видели эту обезьяну!

У Поморникова дрогнул на лице какой-то продольный нерв.

– Часовой! – обратился он к вытянувшемуся солдату. – Вызови мне из караула двоих.

– Господин офицер! – на этот раз разлила свои запинки по фразе Кэтэ. – Он же больше Ильи Муромца!

– Тогда пятерых, – внес поправку Поморников.

Когда они пришли на подворье Кэтэ, то увидели почти умиляющую картину: Сосо кормил пленника сырым мясом, насаживая его на острие кинжала.

Святой Дух вышел из подвала с завернутыми назад руками, даже не пытаясь не только сопротивляться, но и постоять за себя. И мрачно, но со вниманием выслушал назидание Поморникова:

– Если ты тут когда-нибудь по собственной инициативе или по чьему-то наущению появишься, то…

– Я никогда сюда не приду! – воскликнул Леван. И добавил: – Я – понятливый!

Так по Гори заклубился еще один слух. Теперь уже многие утверждали, что Сосо не кто иной, как сын русского офицера, который, приревновав, чуть не убил самого Святого Духа, какого весь город боялся, словно сатану.