Читать книгу Избранное. Стихи, поэмы, переводы - Евгений Лукин, Момо Капор - Страница 5

Синь рассекая водорезом,

С разбега струг врезался в струг

И острым, как копье, железом

Крушил сосну ладейных рук.

Когда, пронзив ладью Эллады,

Железный клюв кромсал кряжи,

На гребень варварской насады

Рвались ахейские мужи.

А если мимо корабля

Стальные молнии летали,

Удары весел синь считали,

Смерть отвращая от себя.

Размыканные корабли

Льнов опоясками сверкали:

Одни ко дну мгновенно шли,

Других же громы повергали —

Сталь побеждала красоту.

И бог войны, огнем каленный,

Срываясь с тетивы крученой,

Звеня железом на лету,

Врезался в бой стрелой точеной.

Тут смерть куски свинца несли,

Горящие льняные связки

На палках, срубленных вдали

Для бычьей пастухом острастки.

И много жизней во вселенной

Легло на жертвенник военный —

Медноголовых змей наука,

В пространство пущенных из лука.

Огнистые потоки тут

От кораблей струились ало,

Багряня гриву-изумруд

Дневного моря. Все кричало.

Морская сила персиян

Помчалась в море-океан:

На нем венец из рыб сверкал

И мраморились крылья скал.

Какой-нибудь фригийский ратай,

Чью землю в день не обойти,

Руками, как большой лопатой,

Копал ладейные пути.

Он плыл, как остров, по теченью,

Бичуемый кнутом ветров,

Искал повсюду путь к спасенью

И умолял своих богов.

Когда же ветер затихал,

Уста захлестывала брага:

Ее варила между скал

Отнюдь не Вакхова корчага.

И, соль из глотки изрыгая,

Зубами скрежеща во тьму,

Кричал безумец, угрожая

Морскому богу самому:

«Ты, дерзкий, видно, позабыл,

Но мой владыка неспроста

Над Геллой берега скрепил

Льняными узами моста.

Настанет время – он придет

И соснами азийских гор

Взволнует воды, а простор

Во взор блуждающий замкнет!»

Туда, где зыбь морская,

Стремится побыстрей

Распуганная стая

Персидских кораблей.

Летят они над бездной

В сумятице такой,

Что бьется клюв железный

О гребень струговой.

Стоит и треск, и скрежет,

И шум, и брань вокруг,

Когда железо режет

Сосну ладейных рук.

Вот в скрежете и взвизге

Удар еще страшней.

Лишь мраморные брызги

Летят из челюстей.

Кормила, гребни, ростры —

Все рушится во прах…

И было небо в звездах,

Как море – в мертвецах.

А тот, кто все же спасся чудом,

Кто по прибрежным скользким лудам

Добрался до Силенских скал,

Бореем напоен студеным,

Под чужеземным небосклоном

Созвездья Азии взыскал:

«О вы, мизийские разлоги,

Где чернолесья так растут,

Что златокованые роги

Запутывает месяц тут.

Вернуться б к вам, родные дебри,

Забыть о Греческой стране,

Где ветры рыкают, как вепри,

И рыщут от волны к волне.

Здесь вход в пещеру нереид,

Который день и ночь открыт:

Лежит без дна морская падь —

Мне до нее рукой подать.

Судьба, веди меня к пределу,

Откуда, не смутясь ничуть,

Ты вымостила через Геллу

Столь далеко ведущий путь.

Я б город Сарды не покинул,

С шихана Тмольского не слез,

С размаха в эллина не ринул

Стальной персидский криворез.

А ныне, мыкаясь в беде,

Ищу убежища: везде

Лишь море синее шумит

Да эллинская сталь звенит.

Живу одной надеждой смутной:

Когда бы мог я наяву

Припасть к богине златокудрой,

Одетой в черную листву:

О Великая Горная Матерь, спаси,

В золотую мизийскую даль унеси,

Огради прегражденного в днях ты от сеч,

Да не срубит мне голову эллинский меч,

Да не сгубит мне плоть леденящий Борей,

Не размечет по синим отрогам морей;

Чтобы славил до смерти богиню мою,

Прикажи от меня отлететь воронью».

Как повел не спеша

Ратоборничек в плен

Одного торгаша

Из богатых Келен.

Тот к коленам припал

И к поножам приник,

И Эллады язык

С азиатским мешал.

С уст срывая печать,

Он пытался кричать,

Но от страха икал

И лобзал острый меч.

Он на ощупь искал

Ионийскую речь:

«Я, мне, табе… В чем дэло, друг?

Меня вел царь, я не хотэл.

Друг, никогда здесь воевать.

У Суз, у Сард – там буду жить

Я тыхо-тыхо…

Зевес – мой бог, свидэтель он!»

А царь поверженной Персиды

Еще взирал издалека,

Как расточали нереиды

Его блестящие войска.

Там мечники, на диво прытки,

В кривом бегу стремились прочь,

Прекраснотканые накидки

Перстами раздирая вклочь.

Там лучший лучник Экбатана

Быстрее дротика летел,

Вышвыривая из колчана

Горсть обоюдоострых стрел.

Там копьемет из Вавилона,

Метнув куда-то копьецо,

Рысил, спасаясь от полона,

До слез царапая лицо.

И над ахейскою землею

Стоял такой великий стон,

Как будто Азией самою

Он был из неба извлечен.

И так смешалось все в округе —

Огонь и море, кровь и гарь,

Что очи отвратил в испуге

Великий азиатский царь:

«Дворец, и тот на гибель обречен,

Когда оградой он не защищен.

Сегодня греческие корабли

Персиды щит разбили и сожгли.

Где слава Азии? Где чудный цвет ее?

Где молодое воинство мое?

Иных пожрал огонь, а меч иных посек.

Плывут пустые струги на Восток.

Рыдай, Персида: скорбный час пришел.

Обратный путь и горек, и тяжел…

Немедля запрягать мне четверню!

Предать шатры поганому огню!

Сносить в повозки злато, серебро —

Не будет впрок им царское добро!»

А греки, возвратившись к месту

И сотворив по мертвым жаль,

В удел священному Зевесу

Воздвигли варварскую сталь.

А после, следуя закону,

Свершая праздничный обряд,

Воспели славу Аполлону,

Ногами ударяя в лад.

Оставь Пифийское подворье,

Златокифарный ворожей,

Приди и окажи подспорье

Поэме звончатой моей.

А то иной знаток зловеще

Шипит из темного угла,

Что голосом своим бесчещу

Я лад святого ремесла.

Люблю друзей златокифарных,

Зато взашей гоню других —

Звукозаконников бездарных

И горлодеров площадных!

Когда-то в чародейной тяге

Орфей к узорной черепахе

Приладил семь крученых жил

И песню первую сложил.

Небесному вверяясь дару,

За ним Терпандр взнуздал кифару,

Десницей натянув своей

Десяток золотых вожжей.

И вот, владея слухом верным,

Теперь пришел другой колдун,

Который чистым звукомером

Одиннадцать настроил струн.

Он отворил чертог согласья,

Где твой оберегался клад:

Голосники труда и счастья,

Любви волшебный звукоряд.

В священном городе туманном

Явись ты, вещий Аполлон,

Даруя мирным горожанам

Добра и красоты закон.