Читать книгу Медные пятаки правды - Евгений Мосягин - Страница 6

Очень трудно жила наша семья. По карточкам выдавали только хлеб, норма небольшая. В этом году партия и правительство приняли решение в очередной раз экономить выдачу хлеба населению. В результате этого моей матери не выдали хлебную карточку. Мама нигде не работала, у нее было четверо детей, а вести домашнее хозяйство и растить детей при коммунистическом правительстве работой не считалось. Поэтому на таких женщинах, как наша мать, государство решило сэкономить расход хлеба. Но, видимо, это давало незначительную экономию и решение о подобной мере было отменено. После этого наша мама хлебную карточку получила. Отец говорил, что жить очень тяжело. «Картошка поспеет, тогда, может, будет полегче».

Наша семья полной мерой испытала кровавые напасти военных грозы. Самый старший мой брат Алексей погиб в самом начале войны где-то в Прибалтике. Второй старший брат Федор прошел всю войну от звонка до звонка, от Москвы до Берлина и не в каком-то метафорическом, а в самом буквальном смысле. Он участвовал в битве за Москву и в битве за Берлин. Первую малую кровь он пролил под Москвой, где-то вблизи Солнечногорска, а в Берлине он получил три тяжелых ранения. До марта 1946 года он лечился во многих госпиталях и был комиссован как инвалид второй группы. В девятнадцать лет он стал офицером, а инвалидом войны он стал двадцати одного года и шести месяцев от роду. Среди прочих наград за войну у брата имеются медали «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Мне тоже довелось повоевать.

Когда немцы оставляли Новозыбков, произошло страшное событие. Мои родители время отступления немцев решили переждать в деревне неподалеку от города. Через деревню невесть откуда двигалась немецкая команда. Солдаты увидели отца и заорали: «Партизан, партизан!» и поставили моего отца к стенке сарая расстреливать. Один немец передернул затвор и вскинул к плечу винтовку. Мать бросилась на ствол, пуля пробила ей грудь навылет. Обер-лейтенант остановил расстрел. Отец остался жив, мать тоже выжила. Удивительные совпадения выстраивает жизнь: мой отец был инвалидом Первой мировой войны, а мать стала инвалидом Второй мировой войны.

Жизнь беспросветная. Народ терпит и ни на что не надеется.

А сколько убитых! Ваня Масаров, Алексей Копылов, Коля Малеев, Митя Гержедович, Георгий и Константин Непогодины, Никита Соколов, Павел и Кузьма Дороховы, – каждому из этих друзей и товарищей моих, убитых на войне, не было и двадцати лет.

Во время оккупации я знал одну милую, хорошую девушку Зотову Аню. Ее угнали в Германию. Слава богу, она вернулась домой. Я встретился с ней совершенно случайно в парке и проводил ее домой.

– Мы не смогли эвакуироваться во время войны и остались под немцем. Да разве мы одни! Но ты же видел, как я жила в оккупации. В Германии я тоже честно держалась. Как же мы ждали освобождения! А теперь на нас смотрят, как на виноватых. Мне хочется нормально учиться и работать, а мне на каждом шагу говорят: «Ты была в Германии». От института на каникулах нас посылали на торфоразработки, так даже там меня оскорбляли.

Милая, славная, Аня, что сержант стройбата мог тебе сказать? Что он мог тебе сказать, Анечка? Чем утешить?

В стройбат я вернулся с душой разбитой и подавленной. Всех жалко! И никому ничем невозможно помочь.

Свое возвращение я просрочил на сутки из-за транспортных осложнений. Начальник штаба капитан Филутин, человек пре подлейший, грозил трибуналом, потом собирался посадить меня на «губвахту», потом почему-то отстал от меня… Хозвзвод в отсутствие своего командира функционировал бесперебойно и никаких нарушений служебного порядка не допускал: сапожники сапожничали, портные портняжили, повара варили баланду а писаря писали. Что же касается комсомольцев, то они точно так же, как и все стройбатовцы, служили, работали, нарушали службу и по мере возможностей отлынивали от работы. Словом, все как обычно «Отряд не заметил пропажу бойца». Какой-то взвод из третьей роты ночью учинил драку с местным населением. Говорят, что с обеих сторон участвовало в побоище около полсотни человек. Кто одержал победу не известно, но в больницу попали по несколько человек с каждой стороны.

Как рано в Москве начинается осень, Еще не окончился август, а в Лефортовском парке желтеют березы. Я вспоминал осень в Новозыбкове, вспоминал роскошную осень в Хоботовском лесу под Мичуринском. А какая стояла осень в Белоруссии на Березине в 43-м году – сухая, теплая, долгая и очень желтая. Ночами я часто стоял в караулах. Кричал филин, тихо шумел лес. По звездам я научился определять время смены караула. После того, как я сдавал пост, сменщику так приятно было забраться под теплую свитку или чекмень и, засыпая, прислушиваться к тихому осеннему лесу.

Произошла авария в канализации на Краснокурсантском проезде. Отделение из взвода Васи Кудреватого направили на ликвидацию случившегося. Солдаты спускались в люк и ведрами таскали снизу вонючую грязь. Слесарь Громов, внешностью своей и поведением опровергающий свою фамилию, человек тихий и чахлый говорил:

– Видать родителей своих не почитали, раз довелось вам таким делом заниматься Чудак Громов, прикажут отцы-командиры – и не такое дело станешь выполнять.

А ефрейтор Телегин недавно рассказывал:

– Копали, значит, траншею. Мимо народ ходит. Две бабы остановились, посмотрели на нас и одна баба сказала: «Смотри, какие немцы молоденькие. Без охраны работают». А другая тетка ответила: «А куда они денутся? До Германии далеко отсюда».

Солдаты были одеты в старое трофейное немецкое обмундирование.