Читать книгу В ожидании полета - Евгений Сидоров - Страница 31

Это напоминало настоящее бегство, побег из темницы, которая совсем таковой и не являлась, но ощущалась именно так. Эдакий неудачный, но безмерно забавный фильм. Яна сидела в автобусе и ее душила злоба, она плакала. Несправедливо обходиться с ней так. Она же учится. Чего большего от нее требовать. «Знаешь, некоторые подрабатывают, тебе бы тоже не мешало» – так, устало, произнес это ее отец. Но для Яны это было совершенно неприемлемо. Она дернулась, она завелась. Она сказала, что возможно просто ей здесь не рады и что она извиняется, что она не одна из девочек, живущих в общежитии, подальше от дома. Дом становился основополагающим понятием данного момента. Чувствовала ли она себя там дома? Не хотелось ли ей сбежать, уйти, хлопнуть дверью. Слишком сильно хлопать дверью Яна не могла, но это было и не страшно, мама никогда не подведет, никогда не оставит ее без помощи и поддержки. Она поможет. Но Яне все равно хотелось сбежать. Пусть дверь остается приоткрытой. Но все равно – сейчас она хотела оказаться в другом месте. Воздушное дитя, которому всегда кто-то надувал подушки-облака, нуждалась в ком-то, кто и сейчас это для нее сделает. Решительность была ее чертой в той мере в какой может позволить себе решительность человек, тылы которого надежно прикрыты. Дом, решительность. Так складывается мозаика отдельного. А решительность ключ к пониманию общего. Здесь все принимают решения – одни ведут вниз, другие подталкивают вперед, третьи отрывают от земли. Воздушное дитя, пусть ей и было уже двадцать лет, парило на своей кровати-облаке и не хотело спускаться вниз, видеть то, что происходит внизу. Спрятаться под крыло, защититься надежностью, пусть даже и призрачной, этого ей сейчас хотелось. Автобус вез ее вперед, она знала, куда она едет. Как часто люди знают на самом деле куда они следуют? Открывается ли перед ними истинная картина происходящего? Бредут ли они по улочкам далекого, заграничного города, по южным республикам бывшего СССР или по Куршской косе в надежде, что ветер не сдует их. Куда на самом деле они стремятся? Ведь это только сейчас, только сегодня. Ты придешь в перевалочный пункт своей жизни и побредешь вновь дальше, в дальнейший пункт. Некоторые из нас делают из перевалочного пункта свою Мекку и остаются там навсегда, веря, что обрели опору. Но этой опоры нет, черви и термиты подтачивают все возведенные нами здания, истинная сущность вещей их исчезновение, нет ничего постоянного и нет ничего более заслуживающего сожаления чем человек выброшенный на мороз, хлопающий глазами, не понимающий, как это могло случиться с ним – с НИМ? Ведь все было так точно, так надежно. Но безумие смеется, под давлением все распадается – семьи раскалываются, люди одиноко бродят по улицам. Нет надежных пунктов, нет постоянного укрытия от холодного ноябрьского солнца. Даже если катастрофа разразится в июле, ноябрьское солнце всегда где-то рядом. Чей-то смех будет преследовать несчастных, лишенных крова, выброшенных на свет, где они верили, им уже никогда не придется брести куда-либо. Но идти надо, идти надо всегда. Весь мир – это перевалочный лагерь, пункт в который вы пришли переночевать и двигаться дальше. Относитесь к этой жизни как к одной бесконечной поездке за впечатлениями. Ко всему, что вы видите, как к достопримечательностям, а к месту, где вы спите, как к хостелу, который рано или поздно придется освобождать. И не дай вам Бог относится к миру как к чему-то уродливому, это вопьется в вас всеми своими клыками и лишит ваши скитания всякого смысла. Вы будете видеть лишь бесконечные пустынные долины. Долины под ним, под ноябрьским солнцем. Но ваш путь должен лежать дальше. Дальше. Туда, где обрывается земля и начинается море, туда, где за далеким морем…а что там? Кто его знает.

Яна точно не знала. Она была далека от подобных рассуждений. Ей нужна была устойчивость, пусть и временная, а дверь пусть остается открытой, пусть поддержка продолжается, а она будет продолжать свой бунт, свое восстание. Она будет наказывать. Но она не против рискнуть и попробовать что-то новое. И возможно этот автобус отвезет ее куда-то, где это новое окажется возможным.

Автобус мерно урчал, он вез всех своих путников куда-то, а сам не интересовался куда. Ему это безразлично. Как безразлично вашим ботинкам куда вы идете. Как безразлично вашей одежде, как безразлично поездам и самолетам. Яна подумала о самолетах «Было бы здорово улететь куда-то, было бы здорово бродить где-то вдалеке, где никто тебя не знает и ничто не давит на тебя, только ты давишь на дорогу». В этом она понимала Константина. «Каждый город – как новая встреча, открывающаяся тебе, чарующая незнакомка» – так, кажется, он проповедовал. Ох уж этот Константин. Ветреный. Но такой милый, Яна начинала лучше понимать его и видела за юмором и сарказмом человека, желавшего лучшего всем и самого хотевшего быть счастливым. Может ли она составить его счастье? Может ли он составить ее счастье? Можно просто обходится вопросами. Но сейчас, в этот миг, в этой главе истории, вопросы требуют ответов, нужно что-то решать. Ветер поднимается и возносится от земли вверх. Стремительный как ветер. Кто? Все. Все стремительно как ветер. Все разворачивается и темп ускоряется, представление окончено, оно окончилось уже даже давно, настало время настоящим действиям. К Яне приходило осознание этого. Откуда? Она сама толком не понимала. Да и не должна была. Но она готова была рисковать, готова была на что-то решаться.

Она вытащила телефон и набрала номер, его номер:

– Я подъезжаю, встречай, – она улыбнулась, хоть до сих пор и чувствовала себя не очень. Но встреча с ним будоражила ее сознание. Это что-то значит, это будет что-то значить.

Пять минут спустя автобус подпрыгнул и оказался на остановке, новенькой, хоть в каком-то смысле.

Константин приветливо улыбнулся ей, он был одет в черное, но уже зимнее пальто, да, зима пришла, настали три самых темных месяца в году. Вы знаете, что подлинная зима приходит восьмого ноября? Задумайтесь над этим. Яна была одета куда легче. Светлое, почти белое пальто, длинное, прямо до ее черных, невысоких сапожек. На голове у нее была шляпка с полями. Она ответила Константину улыбкой. Они обнялись. Под этим ноябрьским небом тоже возможны объятия. Но к чему они ведут, куда убегает дорога? Кто знает? Константин взял ее за руку и повел к своему дому. Он жил в однокомнатной квартире, один, еще один подарок от родителей, еще одно воздушное дитя, парящее в небе, но его облака были свинцового цвета и готовы были пролиться дождем. Яна чувствовала в нем эту обреченную мрачность, прячущуюся за буйной веселостью. Он не был таким, но что-то таким его делало. Сделало. Что-то или кто-то. Могла ли она помочь ему разогнать тучи? Она не знала. Кому вы можете помочь воздушные дети? Должен прийти кто-то, кто сумеет подхватить вас у земли, когда вы наконец решитесь, а я бы очень хотел, чтобы вы решились, спрыгнуть со своих облаков и принять то, что необходимо принять. Но они не думали об этом.

Яна с Константином поднялись на лифте на его этаж. Они вошли в его квартиру. Яна была освобождена от своего пальто. Ветер подхватывает и несет к решениям всех. Она повернулась к Константину спиной и приподняла руками свои длинные светлые волосы. На ней было красное платье, которое так ему нравилось:

– Застежка сзади, помоги.

Константин осторожно подошел и расстегнул застежку ее платья. Вечер спускался на город, ранний в это холодное, стылое время года.

Ах воздушные дети, вы играете в свои игры, гадая к чему они приведут, надеясь на лучшее, но ваши сердца слишком мягкие чтобы сочетаться в вечном объятии. Воздушные дети идут туда, куда ведут их желания, которыми они ускоряют свои облака. Чистые или свинцовые. Но решение было принято. Платье заскользило по плечам и спине Яны, она обернулась и прижалась к Константину.