Читать книгу Ёлки-палки. Сказка для взрослых - Евгений Тарбеев - Страница 4

Часть первая
3

Оглавление

В первое время после отмены уравниловки лесной народ Хмуру верил. Медведь объявил:

– Теперь каждый сам себе хозяин. Отныне за работу будут платить монетой, а там покупай чего пожелаешь.

Подкармливаемые медвежьими посулами, звери не желали возврата старых порядков. Внезапно свалившаяся свобода пьянила. Эх, заживем!

Первый всенародно избранный распорядился выпустить из темниц тех, кто заикался про права, и дозволил вернуться филину Виргинию. При Зверосовхозе того избили, отмели имущество и сослали от Теремка куда подальше, чтоб не сказывал населению преданья старины глубокой и не пугал страшенным судом. Гонения старика не сломили. Вернулся и, как прежде, знай себе талдычит про древних витязей духа.

– Вот вам пример, – говорит, – верьте, надейтесь и исправляйтесь!

Чудны́е вещи сказывает: те, кто не злится, не шастает по чужим норкам и не завидует, скинут шкуры и будут жить на небе. Будут обходиться без шерсти и клыков, значит… Во какая невидаль!

В Зверосовхозе-то для всех вера была одна – в равенство, героическую смерть и светлое будущее. Как наш ум, честь и совесть скажет, в то и верим, куда укажут – затылок в затылок идем. Хмур этот запрет снял: верь – не хочу! Подписал указ вернуть Виргинию изъятое. Рассчитывал, что старик, восстановленный им в правах, во всем поддерживать его станет. А тот, как заговоренный, твердит об одном:

– Дорогие, опомнитесь! Очнитесь! Покайтесь!

Сдается, из ума выжил. Токмо настоящей жизни нюхнули, а он свое «бу-бу-бу». Так и вертится сказать: сам очнись, развалина! Ты в каком веке-то? Засунь свои дремучие предрассудки знаешь куда?.. Ишь чего выдумал! Пережиток ты! Мы состоим из мяса и костей – и баста!

Правители соседних земель перемены в Лесу приветствовали. Еще бы! Не стало Зверосовхоза, с которым боролись, чай, полвека.

Воевать в открытую мешали ядовитые чемоданы. Соперники обзавелись ими ценой огромных затрат и усилий тысяч умов сразу после предыдущей мировой бойни. Использовать содержимое чемодана – значит обречь планету на вымирание. Отравы в чемоданах с запасом. Не уцелеет никто. Кому нужна такая победа?

А тут Зверосовхоз сам себя стер с карты. Мерзлая война кончена! Glorious victory!

Медведя пригласили посетить Мрикосию и Дубвальд. Показали ему тамошнюю сытую жизнь, угостили как следует. Поглядел медведь – чисто тут, в скатерть не сморкнуться – и решил устроить в тайге не хуже.

– Забудем обиды прошлого! Зверосовхоз и уравниловка кончились – противоречия сняты. Теперь ничто не мешает нам сотрудничать. Мы часть мира, понимашь, а не отрезанный ломоть. У нас тоже стремление к свободе и правам личности.

Улыбчивые хозяева-доброхоты откликнулись – согласились просветить, подучить, как провернуть перемены поживее: свободный мир вам поможет! Хмур, осушив чарку дружбы, в ответ благодарно махнул лапой: «Эх, дружить так дружить! Проси что хошь!».

Приятели забугорские испросили о самой малости – хотя бы частично возместить затраты, понесенные ими в годы противостояния. Сказали и договорчик тотчас подсунули. Хмур в очередной раз подивился расторопности новых друзей и, чтоб не обижать вопросами, не глядя приложил лапу к бумаге. От чего, нужно заметить, ихние министры вздрогнули, ибо готовились к длительным переговорам и многолетнему торгу, как принято.

На радостях медведя опять хорошо угостили, дали оркестром подирижировать. От души повеселился Хмур, аж развезло от усталости.

На обратном пути был намечен официальный визит в одно из королевств забугорных. Правителя Леса вышли самолично встречать король и королева.

Но вместо Хмура из кареты вылез Куржак и с прискорбием сообщил, что Его Высокопревосходительство дюже захворал. Так-де укачало в дороге дальней – на ногах не держится, трех букв связать не может. Встречающая сторона выслушала объяснение с королевской невозмутимостью и списала недоразумение на дикие лесные нравы.

Хмур продрых до самого Теремка и очнулся с горьким послевкусием. Из последнего, что помнил, – сломанная о чью-то голову дирижерская палочка и брыкливая княгинька, не желавшая сначала пить, а после целоваться на брудершафт.

Вскоре с милосердным обозом прибыли в Терем-град забугорные советники и принялись подсказывать. Медведь наказал придворным внимать во все уши и делать как говорят.

Первые годы правления Хмура стали временем безграничной любви к иноземным порядкам. Хотелось, чтоб и в Лесу непременно было, как в просвещенном забугорье.

Началось переименование жизни на ихний манер. Лавки превратились в шопы, приказчики стали менахерами, купцы – комерсами. Раздали ваучеры, кинулись делать бизнес, ширился рэкет, размножались мерчендайзеры, появились йогурты, памперсы, випы и киллеры.

Купцам забугорным дозволили беспрепятственно торговать, покупать земли и открывать кумпанства, разрешили зелеными бумажками платить вместо золота. Ибо бабосы по всему миру в ходу!

В лес потянулись обозы с товарами иноземными, из тайги поехали редкие породы деревьев, руды, металлы, каменное масло, целебные травы и дикоросы.

Цивилизованное забугорье одобряло стремление Леса к открытому обществу и свободному рынку.

При старом режиме всего не хватало, а теперича от заморских прелестей глаза пучились. Из Мрикосии завезли долгожеланную жвачку. Диво дивное: во рту сладко, в животе пусто, а денег уже нет!

Зверей отпустили на вольные хлеба в дикое поле рынка. Эй, ухнем! Лес стремительно превращался в гигантскую барахолку. Комки и маркеты росли быстрей грибов после дождя. Торгаши разживались, барыши считать не поспевали: в Лесу, как дикие, сгребали все! Завези сюда хоть тухлятину, и ту продашь, да с выгодой. В Мрикосии за такие дела вмиг хвост укоротят по самую голову, а в Лесу никто и не заметит. Подумаешь, помрет десяток-другой белок… Так новые народятся! Лес, он большой!

В жизни происходили чудные выверты. Верность потеряла значение, совесть уходила по цене однокомнатной конуры, честь обесценилась до горстки монет. А вот правильный прикус всегда в цене! Кто половчее и с зубами, богател как на дрожжах. Менял, кидал и ростовщиков развелось пруд пруди.

Крысы заморские завезли в лес новое чудо – кривые зеркала. Глядишь в такое зеркало, а оно тебе жизнь красивую кажет. Засмотришься! Поднесли купцы забугорные зеркало в подарок Матрене Потаповне (примите, мол, Ваше Высокомедведие, в знак уважения презент), а сами рассказали о том сорокам. Те вмиг по лесу растрещали. Реклама! Звери узнали, чем в Теремочке тешатся, им тоже захотелось. А негоцианты тут как тут: давай деньгу, получай развлечение.

По зеркалам про новые товары рассказывали и красивую жизнь забугорья показывали. Из таежных картинок – только новости. Да и те с заморской приправкой.

Звери лупились в зеркала и узнавали, что за бугром как есть лепота – живут не нарадуются. А в тайге постоянно валит снег и житье все горше: под каждым кустом валяются окосевшие русаки, безработные грызуны толкутся в очередях за бесплатным борщом, медведь в печали тренькает на балалайке:

На столе клопы сидели

И от солнца щурились.

Заглянули в мой карман,

Сразу окочурились.


В сытых Картавии и Дубвальде свобода и веселье, а лесную сторонушку презирают, никто не уважает и все боятся, как бы с голодухи и зависти не поперла она войной на свободный мир.


Прошел год, другой. Лесная дума не успевала прочитывать законы, которые выпекали иноземные советники, и принимала их с ходу: сладкой жизни хотелось побыстрее. У них законы правильные – поэтому и живут хорошо! Чиновники за долю малую помогали купцам принятыми законами пользоваться. Хмур терпеливо ждал, когда ж наступит порядок и благоденствие.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Посулы медведя никак не хотели сбываться. Жизнь становилась другой, но, к сожалению, не становилась лучше.

Лавки ломились от товара, но цены росли быстрее жалованья. Вот тебе кукиш, чего хочешь, того и купишь!

Бизнес уполз в серую зону. Власти старались выпихнуть его из сумрака, а он все никак не хотел. Доходы утекали мимо казны. Налоги сделали больше – собирать стали еще меньше.

– Обратимся к друзьям. Забугорье нам поможет!

Хмура обнимали, хлопали по плечу. Ему улыбались, но денег не давали. Помогали все больше советами, постоянно напоминая о необходимости каяться за рабское прошлое и неумение работать.

Когда казенное имущество пустили с молотка, новые хозяева заставили рабочих трудиться в два раза больше, а лишних выгнали. В придачу закрывались некогда большие артели, не устояв под хлынувшим из-за бугра потоком товаров. Многие работяги остались без пропитания.

Хмур Хмурыч не упускал случая подчеркнуть близость к народу:

– Пока мы живем так бедно и убого, не могу я, понимашь, осетрину есть и заедать ее черной икрой. Будет хорошо! Я обещаю! С утеса высокого прыгну, если станет хужее!

В другой раз нос дал на отсечение, что все будет хорошо. Хмур не уточнял, у кого именно грядут улучшения, поэтому когда большинству становилось плоше, выполнять обещание не торопился.

Сколько ни говори «мед», во рту слаще не станет. Лесичи зверели: в карманах-то дыры! Ходят мимо шопов – видит око, да зуб неймет. Может, нас не в то будущее завели?

С грустью оглядывались обыватели на недавнее прошлое, а кабан Зюхряк призывал с трибуны вглядеться взад получше. Тогда хоть и не до жиру было, но всем поровну и не так обидно.

Голова Хмурова шла кругом – не знал, за что ухватиться. Работал не просыхая, а все одно! Как тот дедка, и бабка, и внучка, и Жучка, тянет-потянет, а вытянуть не может. Возьмется за одно, другое расползается. При уравниловке-то было понятно: дали команду – выполняй и не раздумывай, а нынче кто во что горазд. Одна напасть за другой выкорячивается, нос вытащит – хвост увязнет.

Как-то раз медведь заперся в кабинете с бочкой медовухи думку думать. И до того ему тошно сделалось, что не стерпел отложить на утро и прям посреди ночи вызвал советников да министров ответ держать. Полусонные чинуши, видя правителя дюже сердитым, переминались с лапы на лапу и мямлили невпопад.

Мол, на острове Люксбурге и в Мрикосии к нонешним порядкам столетья шлепали, народишко у них покладистый и работящий. А в Лесу за что ни возьмись, он как заколдованный…

Хмур слушал-слушал и взревел, что в тайге без сопливых скользко, что обещали быстро, что… чтоб завтра же духа вашего здесь не было!

На послезавтра медведь пробудился и обнаружил Теремок полупустым. Советники собрали сундуки и свалили к себе за бугор. Министры тоже заобиделись: на столе высилась стопка утвержденных прошений об отставках. Как их подписывал, Хмур не помнил, но на попятную – ни за что!

Выглянул правитель в коридор: по полу разбросаны бумаги, настежь двери опустевших кабинетов. Лишь кое-где за столами тихонечко царапают перьями помощники министров и всякая шушера – остались на перспективу.

Хмур Хмурыч дал распоряжение Куржаку привести самого умного. Предстали сразу пятеро.

– Нам врозь никак нельзя, – тихо прочмокал упитанный детинка.

– Чего можете?

– Все могем! – рубанул вихрастый. – Нас выучили, а полномочий не давали.

Ишь ты! Подивился Хмур, разозлился было, но удержал себя в лапах и дозволил говорить. Молодые умники вещали длинными скользкими фразами. Вскоре от обилия заумных слов Хмура начало мутить:

– Ты величиной секвестра не тряси! У нас тоже, понимашь, размер…

Толстоморденький растерялся – как рыба на берегу, ртом воздух хватает. Ему вызвалась помочь чернявенькая. Стала чего-то гундеть про девальвацию и облигации. Как серпом по стеклу! Ни шиша не понять! Сплошной Доу-мать-его-Джонс!

– Про волатильность свою мужу сказывать будешь! Что, в академиях нормально говорить разучились?!

Образованцы языки проглотили, глазами лупают. Довольный тем, что уел зазнаек, Хмур смягчился:

– Ладно, отвечайте прямо: обещаете?

– Нам бы только право подписи получить, – задумчиво глядя вдаль, высказался за всех рыжий колонок.

Вспомнил Хмур лихую молодость, как за день в одиночку мог избу срубить, посмотрел на отрубленный палец, расчувствовался и доверился грамотеям.

У умников реформы шли туговато, как и у предшественников. Быстренько исправить не получилось. И быстро – тоже. Правителя просили подождать чуток, а он, в свою очередь, просил потерпеть подданных.

А потом головастики объявили в газетах о временной задержке выплаты государственного долга:

– Мы должны защитить лесной рынок и, пользуясь международными правилами, объявляем отсрочку на три месяца.

За обтекаемой формулировкой скрывалось признание неплатежеспособности Леса и последующее обнищание миллионов. Миллионы этого пока не усекали, но на биржах заявление поняли правильно. Денег в казне нет, государство – банкрот! Началась паника: инвесторы побежали из Леса, вкладчики кинулись в банки.

Такого подвоха от младореформаторов никто не ожидал. О готовящемся решении знал во власти очень узкий круг. Хмур, судя по всему, в число посвященных не вошел. Иначе не стал бы накануне давать слово в очередной раз на дорогу лечь, ежели что не так.

От обвальной новости глазищи лесоначальника округлились и челюсть щелкнула. Через секунду-другую тупое недоумение сменилось испепеляющей яростью:

– Чтоб так со мной обойтись, гниды!

Те, кто находился рядом, вмиг испарились. А те, кто не успел спрятаться, из всех желаний у золотой рыбки попросили бы одного – незамедлительно стать прозрачными.

Позже открылось: головастые придумали отдавать долги первым, занимая под проценты у последующих. Какое-то время получалось здорово, а потом одновременно кончились и деньги в казне, и кредиторы.

Бойкие помощники и узкий круг облимонились и оставили после себя гадюшник пуще прежнего. Ежики не горюй! Цены рванули ввысь, биржи покраснели (пришлось закрыть), затрещали-полопались банки, разорились тысячи артелей, квашней поползла через край безработица. Страну залихорадило, как в последний раз. Черный песец точил косу – готовился собирать скопытившихся с голоду.

Поганцев, ясное дело, взашей выгнали из Теремка. Молодых и умных впредь запретили пущать. Но невзгод у медведя не убавилось.

Пережив бросок через голову, опять заперся Хмур в кабинете думать. Чтобы не тревожили, всем объявили: занедужил.

Долго медведь кумекал – одним бочонком не обошлось. Что ж все валится и сыплется?! Может, Лес и впрямь заколдован?

Опять полетели бошки. В Теремке пошла чехарда. Министры сменяли друг друга скорее, чем Хмур успевал додумать очередную бочку. Дело швах!

И тут друзья забугорные наконец созрели поговорить о деньгах:

– Просто так дать не можем – в цивилизованном обществе это не принято. В залог, так и быть, возьмем – земельку, рудники, мануфактурки. Проценты высоки? Так и риски велики. Берите, пока даем.

– Делать нечего, берем.

Однако ж проку от заемных денег оказалось мало. Международные кредиты, пересекши границу, бесследно исчезали на бескрайних лесных просторах, в казне не задерживаясь. Дело в том, что Лес захлестнула стихия казнокрадства и беззакония. Размах бедствия поражал даже забугорных банкиров, принимавших на хранение вывозимые капиталы.

Звери грызлись за металл, как с цепи сорвались. По слухам, уважаемый соловей – и тот стал разбойником: засветло выступал с концертами, а затемно главарил. Расплодились оборотни в погонах. Должности покупали, не стесняясь. Жулики шиковали в обнимку с чиновниками на совместно наворованные деньги. А народ последний корешок без соли доедал…

Ко всем печалям волки в Южных горах принялись безобразничать – грабить обозы, устраивать набеги на деревни у подножия горного хребта, продавать в рабство захваченных селян. Получая подпитку от лесных недругов, они вдобавок почуяли силу и безнаказанность, и объявили, что отделяются от Леса – будут жить своей стаей по своим волчьим обычаям.

Генерал Кирдык дал Хмуру зуб навести порядок за неделю. Получив отмашку, погнал щенят на штурм – а там засели матерые волки. Положили всех. За неделю.

Ни со второго, ни с третьего налету усмирить повстанцев не вышло. Волки биться умели – выреза́ли полуголодных желторотых новобранцев тыщами.

Истребление посланных на смерть недопесков и решимость военачальника смыть позор, бросив в бой остальных, повергли Лес в шок. Матери призывников пообещали полководца самого на жижиг разделать. Воевода опомнился, закаялся так штурмовать впредь. Войска отвели. Дайте денег на подготовку! Дали. Войска подвели. Еще денег надо бы… Войска ввели. Денег срочно! Нехватка стрел! Войска отвели, опять подвели…

Мировая общественность, которая всегда не прочь уменьшить Лес, настойчиво взывала к лесичам, требуя оставить горцев в покое. В кривых зеркалах по всему миру ежедневно рассказывали об агрессии Леса против свободолюбивого горного народа. Зрителям показывали злобных зайцев в ушанках, жгущих дома мирных жителей, и объясняли, что единственная вина погорельцев состоит в нежелании жить в стране рабов, воров и пьяниц.

Южные горы превратились в болезненную язву, излечить которую Хмур так и не смог. Число его сторонников таяло с каждым днем. Простой народ в нем разуверился: прежде нами правил безумец и убийца, а теперь дурак и свинья! Все чаще раздавались требования справедливости и порядка. Внимательный к голосам снизу председатель Зюхряк обещал озлобленным гражданам и то, и другое.

Тлеющий костер горной войны гарантировал недоверие народа и слабую власть на годы вперед. Тем временем Лес продолжал успешно распиливаться.

Стало яснее ясного и ежу, и ужу: править державой в новых условиях медведю не по зубам. Дошло и до Хмура – он стал хворать.


Своими болезнями и невнятными решениями медведь все пуще расшатывал под собою кресло. В Терем-граде только и говорили, что правитель Леса дремучего совсем от дел устранился. Молва народная с презрением отмечала: как хотят, крутят-вертят трудоголиком горемышным, и похожа страна на курицу, которой отрубили голову, а она продолжает бегать.

Опытный Зюхряк, почуяв, что вчера было рано, а завтра будет поздно, изготовился влезть на престол. В прессе начали обсуждать передачу полномочий правителя премьер-министру. Лидер краснокожих через газеты заявлял на всю страну: «Работать плодотворно Хмур не в состоянии. Самый лучший выход – прислушаться к требованиям народа и уйти в отставку. Не мучить ни себя, ни страну. Не превращать все это в трагикомедию. А некоторым наглым рыжим мордам нужно запретить вход в Теремок!

До чего страну довели! Пока мы с протянутой лапой кредиты за бугром просим, из Леса ежемесячно вывозят обозы денег. На подкуп госаппарата до половины прибыли тратят. Как там в рапорте разведки: «Экономические преступления носят дерзкий характер и несут серьезную угрозу безопасности государства…».

Борьба с утечкой капитала стала главным делом правительства во главе с енотом Примусом. Сыскари взялись разбираться. Хитро скрученные ниточки вели на самый верх – в окружение правителя.

Личный консультант тотчас донесла папе, что первый министр восхотел его подсидеть. Медведь решил проверить енота на вшивость и вызвал к себе.

– Хочу видеть вас своим преемником, – объявил он Примусу.

Енот ответил, что совершенно точно не хочет им быть.

Ко времени означенной беседы Хмур неуловимо для себя перестал быть главным в стране. Пока он болел с документами, верховодила семья во главе с дочкой Медвежанной, Плутоном в придачу с Жориком и нетонущим колонком – умником Чуйбаксом.

Предложение стать преемником не могло быть случайным и заставило опытного енота задуматься. Понимая, кто нынче главный, Примус пригласил к себе папину дочь.

С ней он старался держать дистанцию. Спиной к семейке оборачиваться нельзя: вмиг на шею сядут! После того как глава кабинета министров отверг рекомендации Медвежанны, отношения между ними натянулись в струну. «А то без нее не разберусь, кого назначить главным по лекарствам!», – в тот раз проворчал про себя енот. А на сей раз сказал вслух:

– Мне непонятно – вы в обход меня решаете вопрос, лично меня касаемый.

– Мы вас так уважаем, – с улыбочкой заверила консультант.

Енот решил быть осторожнее и при первой возможности разогнать камарилью.

Ёлки-палки. Сказка для взрослых

Подняться наверх