Читать книгу Ивана Купала - Евгения Маляр - Страница 2

На вторую неделю жизнь в здании Центра анализа и экспертизы затаилась в ожидании. Локомотив, двигавшийся по инерции первые дни, начал сбавлять обороты, и вскоре завис. Иссяк поток поручений, приходивших из Большого дома десятками. Те, кто их выдавал, либо исчезли, не прощаясь, либо сами замерли до новых вводных.

Если бы кто-то с верхних этажей решил спросить у местных старожилов – коменданта и двух его подчинённых по технике безопасности, они бы рассказали, сколько раз такое проходили. В среднем каждые 3-4 года. Однако все трое жили своей жизнью за проходной, прямо не сворачивая, под арку мимо лифтов и гардеробной, далее направо (не перепутать с дверью в вентиляционную шахту!), налево и ещё раз направо в кабинетах 101 и 102 – строго с 09:00 до 18:00, по пятницам – до 16:45. Поэтому их никто не спрашивал, и обитатели первого этажа привычно гоняли чаи.

Жизнь 12-этажного здания находилась в прямой зависимости от Большого дома. Когда там, в Большом доме, менялись начальники, обновлялся состав обитателей Центра. Кадровая текучка была привычной и для обыденной жизни, но во времена перемен ускорялась в разы.

Свежая кровь заселяла Центр, само собой разумеется, начиная с 12-го этажа. Прежний руководитель перемещался в Большой дом и уводил за собой ближний круг (такое случалось редко и считалось оптимистичным вариантом), либо, что случалось чаще, исчезал в пространственно-временном континууме столицы. Сведения о его передислокации становились к 9-му этажу непроверенными слухами, а ниже и вовсе растворялись в рутине повседневности. В любом из вариантов новые обитатели начальственного этажа въезжали в здание со своим самоваром, включая собственное видение стратегических и тактических задач, коррелируемых с личным видением обитателей Большого дома. Это, само собой, подразумевало и обновление состава этажей ниже.

Как правило, новое видение отличалось от старого в пределах погрешности, но кого это волновало.

К пятому этажу волна перемен теряла скорость и упиралась в этажи, сдаваемые последние десятилетия в аренду. Этот оплот стабильности сохранялся в буре перемен, исключительно благодаря договорному праву. Каждый новый начальник Центра рано или поздно приходил к мысли обновить арендаторов, но везло лишь тем, на чьё время договор аренды истекал.

До первого этажа, куда много лет назад были выселены комендант с его нехитрой боевой командой, доходили только отзвуки. Посему с первого этажа путь на выход оказывался сугубо добровольным, и за последние почти 30 лет этим правом воспользовались только дважды, причём оба раза в связи с пенсионным возрастом. Какая никакая, но стабильность у самых Чистых прудов. Однако ж ни войти, ни выйти из здания без ведома коменданта не представлялось возможным: каждый новый сотрудник при поступлении на работу должен был пройти инструктаж по технике безопасности (просто поставить подпись в журнале), а увольняясь, – сдать пропуск. Так что обитатели первого этажа всегда одними из первых видели масштабы очередной пересменки. И уж точно были единственными в здании, кто видел перемены в ретроспективе.

Они не знали точного ответа разве что на один вопрос: чем, собственно, занимается Центр.

На этот вопрос не мог однозначно ответить ни один обитатель здания. Каждый конкретный человек понимал, чем занимается именно он, максимум – его управление, но понятия не имел, что делает обитатель соседнего кабинета. Хотя в общем-то всем было всё равно: соседи менялись, занимая рабочую площадь ровно столько, сколько того требовалось начальству, после чего не прощаясь исчезали, а в их кабинеты заселялись новые.

Доподлинно неизвестно, в связи с чем, несколько лет назад у очередного начальника образовалась острая необходимость в расширении штата: два нижних этажа (выше 5-го) в результате ремонта были переведены из советских кабинетов в open space (что, как выяснилось во время коронавирусной пандемии, было большой ошибкой). Но и сидя за соседними столами, в буквальном смысле плечом к плечу, обитатели только догадывались, чем занят сосед. Хорошо, если здоровались.

Вся полнота картины отсутствовала даже у 12-го этажа. Поэтому проще было отвечать кратко: «Анализ и экспертиза. По широкому кругу вопросов».

На этот раз перемены стартовали нетрадиционно: из Большого дома пришёл слух, что главный подал в отставку.

Поначалу мало кто поверил – настолько глобальные перемены в Большом доме случались нечасто. Скажем прямо, на их веку – никогда. Менялись начальники сильные и вечные, но ступенькой пониже. Само собой, это влияло на вертикаль, но так, что нижний эшелон обновлялся месяцами, иногда годами. Главный из Большого дома время от времени тасовал колоду, но от перемены мест кирпичей пирамида не теряла устойчивость.

Однако слух подтвердился: главный ушёл. Большой дом в растерянности замер. И события только набирали обороны: у вскоре прибывшего нового шефа полностью отсутствовали следы. По кабинетам Дома пробежала паника. Её отголоски донеслись до Центра, стремительно спустившись с 12-го до 5-го этажа. Здание, казалось, стало цельным: с болезненным любопытством и философской обреченностью все этажи обсуждали одно – будущее. И оно не заставило себя ждать: в один такой прекрасный день всеобщего единства начальник Центра анализа и экспертизы исчез.

Конечно, начальники исчезали и до тех пор, в этом как раз ничего необычного не было. Но исчезали фигурально. Уходили без товарищеских рукопожатий и прощальной рассылки, но всё-таки физически собирали вещи, забирали трудовую, получали причитающийся расчёт, наконец, входили в лифт на 12-м этаже, спускались вниз, сдавали пропуск, после чего выходили в дверь.

Нынешний начальник исчез буквально.

Спустя несколько месяцев секретарь вспоминала, что в тот день отошла из приёмной строго на время своего законного обеденного перерыва. Шеф был на месте, говорил по телефону, подписывал документы. Вернувшись, она не застала его, что было нормально – он далеко не всегда предупреждал об отъезде, а совещаний или встреч не планировалось. Только ближе к концу рабочего дня Ирина немного забеспокоилась, не получив ответ на несколько сообщений в мессенджере. И такое случалось – начальник не отличался дисциплинированностью. Лишь на следующее утро, когда шеф не приехал, а телефон оказался отключен, она обнаружила на его столе, традиционно заваленном бумагами, листок с написанным от руки заявлением об увольнении. Здесь Ирина немного слукавила: заявление она могла найти и накануне, но на обеде задержалась, а потом, заглянув в кабинет и поняв, что шефа уже нет, отвлеклась на личные дела и так и не забрала папку с подписанными документами. «Психанул, видимо. Я тогда так решила».

– Не стоит волноваться по пустякам, прекрасная Ирина. Нервные клетки не восстанавливаются, – сквозняком в незакрытую дверь кабинета донесся голос из приёмной.

Ирина действительно была порядочной красоткой, отличавшейся холодной нордической красотой, которую, вероятно, когда-то завезли в Россию её скандинавские предки. Однако оснований для такой фамильярности она никому не давала, благодаря чему быстро взяла себя в руки, вернулась в приёмную и, обнаружив источник звука, по-деловому парировала:

– Во-первых, восстанавливаются. Это уже доказано. Во-вторых, вы, простите, кто? Вам назначено? Шефа сегодня не будет.

Посетитель медленно поднялся из гостевого кресла, в которое его, кстати, никто не приглашал. С виду рослый на поверку он оказался почти одного с ней роста – не выше метра семидесяти. Наверное, оптический обман от худощавости, решила секретарь.

Такого персонажа её приёмная ещё не наблюдала. Его с натяжкой можно было зачислить в категорию престарелых хипстеров – для шефа (теперь уже бывшего) это был стандартный контингент. Но нынешний посетитель не поддавался однозначному зачислению в виртуальный каталог секретарского опыта. Одет в вельветовый костюм болотно-зеленого цвета (угасающий тренд прошлый сезонов) со светло-коричневой рубашкой и мягкими коричневыми мокасинами на босу ногу – намётанный глаз Ирины отсканировал белые лодыжки под укороченными брюками. Галстук отсутствует. Рубашка сильно помята. Небрежность не отталкивала. Наоборот, посетитель казался Ирине ожившим образом с полотен импрессионистов («Я как раз увлеклась историей изобразительного искусства»). На вид – между 40 и 50. Густые рыжие волосы в неловкой попытке зачесать налево. Хаотичная рыжая бородка, отдаленно напоминающая эспаньолку, вытягивала и без того чрезмерно вытянутое матово белое лицо. Такие же рыжие брови и белесые глаза – чёрные точки зрачков, окружённые то ли светло-зеленой, то ли голубой ниткой радужки – толком не понять. Правда, дефектный: левый глаз нормальный, а правый без движения. И ухо! Левое ухо несоразмерно оттопыренное, будто его владельца за левое ухо все детство таскали.

– Прошу прощения. Боровой Иван Иванович, – представился посетитель томным тенором. – И всё же не волнуйтесь. Ваша премия, прекрасная Ирина, безусловно, будет вам выплачена, как и было оговорено. Более того, если вы будете хорошей девочкой, премия увеличится в два раза, плюс я могу гарантировать вам пять ежемесячных доходов в качестве выходного пособия за сущий пустяк – наше обоюдное решение о вашем увольнении, скажем, с завтрашнего дня.

Ирина опешила от наглости незнакомца. Тем не менее, для незнакомца он слишком много знал – как минимум, про обещанную шефом премию. С учётом ситуации с Большим домом секретарь решила придержать на время своё негодование.

– Предложение действует в течение следующих 10 минут, прекрасная Ирина. И мне бы не хотелось вдаваться в подробности перспектив возможного отрицательного ответа. Вы определенно не только красивая, но и умная женщина. И, думаю, вы догадываетесь, почему ваш шеф уже отсутствует на рабочем месте: он выбрал верный вариант, принимая во внимание все известные нам с вами политические моменты. Все довольны. Давайте и мы с вами останемся довольны от этого, к сожалению, краткого, но от того не менее яркого знакомства. Я пока налью себе чай. Нет, не утруждайтесь, я знаю, где кухня.

«А как я по-вашему должна была поступить? Конечно, я согласилась. Шеф сбежал, кто его знает, кто на его место придет. Понятно, что меня рано или поздно и так бы попросили на выход. А тут сразу несколько окладов, премия и за неотгулянные отпуска всё выплатили. Я даже туфли не успела собрать, как мне на карточку деньги упали, – поясняла Ирина следователю позднее. – Мне даже не пришлось дела сдавать и по кабинетам бегать, все документы были готовы, этот вельветовый сам всё принес, поставила подписи и адьос. Нет, меня не волновало, что с шефом случилось. Сбежал, так сбежал. Он-то явно про меня не думал, когда заявление писал. Мне-то что. Сегодня один начальник, завтра другой. А я тут же купила горящую путёвку в Доминикану и улетела на две недели. Можете проверить. Мне-то что. Какая мне разница, что с шефом. Я уж и забыла про него давно».

Всё действительно так и происходило, за исключением того, что, пока посетитель делал чай, Ирина всё-таки попыталась ещё раз дозвониться до бывшего начальника. Абонент по-прежнему был недоступен.

Не без сожаления выпроводив прекрасную блондинку в максимально короткие сроки, вельветовый посетитель (а его и вправду звали Иваном Ивановичем Боровым), первым делом раскрыл нараспашку все окна. В приёмную и кабинет ворвался холодный воздух. Он был ему не по вкусу – слишком много примесей городской жизни. Но воздух, циркулировавший в модернистской стеклянно-бетонной коробке выпуска 1960-х, вдыхался ещё тяжелее. Иван Иванович закрыл дверь, отключил стационарный телефон и вернулся в кресло, закинув левую ногу на правую. В ожидании, словно причудливая коряга от старого дуба, поросшего мхом, он погрузился в полудрёму.

Не прошло и часа коряга зашевелила губами:

– Почему так долго?

– Долго недолго, как только так сразу, – капризно защебетало воздушное создание. – Здесь холодно.

– Закрой окна, – открыл, наконец, глаза Иван Иванович.

На секретарском столе, по-детски раскачивая стройными тоненькими ножками в ярко красных замшевых сапожках, расположилась нимфа – иначе не сказать. Волны длинных золотистых волос покрывалом окутывали её хрупкое тельце, одетое в не по сезону лёгкое шифоновое платье. Игривый взгляд больших васильковых взгляд, фарфоровая кожа, слегка вздёрнутый носик и маленькие пухлые губы бантиком – девушка без определённого возраста: с равным успехом ей могло быть и 15, и 35.

– Закрыть так закрыть, – пожала она плечами, легким движением спрыгнула со стола и отправилась выполнять поручение.

– Пётр где? – спросил вдогонку Боровой.

– Я здесь, Иван Иванович, – из смежной с приёмной кухни вышел с большой чашкой капучино молодой человек, неуловимо похожий на девушку, но крепко сложенный, высокий – под два метра ростом, с классическими чертами лица. Скандинавский бог. Идеально скроенный серый шерстяной костюм-тройка с голубой рубашкой и темно-синим галстуком нарочито подчёркивали его неземную красоту.

Боровой, сбросив сонное оцепенение, поднялся с гостевого кресла и слегка прихрамывая направился в кабинет, рукой указав следовать за ним.

Девица в красных сапожках как раз закрывала последнее окно.

– Лета, присядь, – приказал Иван Иванович.

Она невинно улыбнулась, вновь пожала плечами, как будто извиняясь, что ей придется сесть, и без особых размышлений забралась на начальственный стол, подмяв под себя ворох документов. Вдруг ощутив на себе тяжёлый взгляд Борового, она мило хихикнула, в очередной раз пожала плечами и легко переместилась на один из стульев за совещательным столом. Скандинавский бог, он же Пётр, разместился напротив Леты. Боровой занял место во главе стола.

– С чего начнем? – не выдержала затянувшегося молчания девушка.

– С того, что ты научишься молчать, пока тебя не спросят, – раздражённо ответил Пётр.

Иван Иванович сделал вид, что не заметил перепалки. Он протянул Лете блокнот и карандаш:

– Записывай. Теперь это твоя работа – записывать поручения, отвечать на звонки, формировать график, подавать чай. Будешь секретарем.

Девушка довольно улыбнулась, незаметно показав молодому человеку напротив язык.

– Пиши. Во-первых, найди дизайнера – к утру, максимум до полудня, здесь не должно быть и следа от этого хлама. Её вкус ты знаешь. Во-вторых, нужно назначить на завтра, на 15:00, совещание с заместителями начальника и руководителями управлений. В-третьих…

Иван Иванович остановился и с нескрываемым скепсисом посмотрел на Лету.

– В-третьих я сам займусь. Тебе пока достаточно. Можешь идти.

Девушка захлопала длинными ресницами, на мгновение обиделась, но интеллект бабочки не позволял долго держать в голове такие мелочи, поэтому как обычно, пожав плечами, улыбнулась, встала и вышла за дверь. Боровой остался наедине с Петром. Тот в полном спокойствия ожидании внимательно смотрел на вельветового господина.

– А тебе, Пётр, пора браться за дело.

– Без изменений?

– Без изменений.

Выждав ещё несколько секунд, не скажет ли Иван Иванович чего ещё, Пётр поднялся и вышел из кабинета. Боровой, поразмышляв в одиночестве ещё минуту, покинул кабинет, а следом и приёмную. Лета, не обращая внимания, уже вовсю щебетала по телефону, разворачивая спецоперацию по молниеносному редизайну начальственного офиса.