Читать книгу В любви и боли. Прелюдия. Книга первая - Евгения Владон - Страница 2

Университетский городок Эшвилль, 10 лет назад, 200… год.

Наша история началась чуть больше десяти лет назад. Я как раз заканчивала обучение в одном из филиалов Национального колледжа искусств, занимаясь вплотную своим дипломным проектом, на который, как правило, выделялся практически весь выпускной семестр, как и на подготовку к гос.экзаменам по общеобразовательным предметам. Ещё до поступления в гуманитарный вуз нашей страны* (*действие событий происходит в выдуманном европейском государстве Эспенриге) я прекрасно знала, чем буду заниматься в предстоящем будущем и кем хочу стать. И я не металась изначально из одной стороны в другую, якобы не имея представления, какому из имеющихся факультативов отдать своё исключительное предпочтение. Мои цели были определены ещё до моего официального зачисления, и я собиралась посвятить все четыре года предстоящей учёбы именно им, с полной отдачей прилагающихся способностей крайне прилежной студентки.

Национальный колледж изобразительных искусств в центре северной столицы моей родины был несколько мне не по карману. Зато его более доступные филиалы в университетских городках в центральных и северо-восточных графствах Эспенрига находились в полном распоряжении таких провинциальных выходцев, как я.

Национальный колледж изобразительных искусств в центре северной столицы моей родины был несколько мне не по карману, зато его более доступные филиалы в университетских городках в центральных и северо-восточных графствах Эспенрига находились в полном распоряжении таких провинциальных выходцев, как я.

Многие скажут, что изобразительное искусство довольно-таки престижное поле для неохватной деятельности и даже вполне себе высокодоходное. Правда найдется немало художников, которые могут с этим не согласиться.

Дело в том, что вид моего «прикладного» творчества считается, в некотором смысле, узкопрофильным, а некоторыми циниками даже не приравнивается к монументальному списку художественных профессий. Хотя художник-фотограф вроде как достаточно специфическая профессия. Я бы даже сказала, не сколько редкая, а, скорее, востребованная лишь в определённых сферах рекламного бизнеса с весьма однообразным применением скрытых в ней возможностей.

И, тем не менее, она также весьма интересна, познавательна и не имеет границ в самосовершенствовании, в поиске захватывающих тем и идей, как и любая другая специализация в изобразительном искусстве. Да и вообще, об этом можно рассуждать до бесконечности. Но вот в чём я была уверена на все сто, так это в выборе своей профессиональной стези! И что бы ни случилось со мной в будущем, куда бы не забросила меня судьба-насмешница и кем бы впоследствии не сделала, я всё равно буду фотографировать, пусть даже и для себя.

Надо отметить, что наш колледж мало чем отличался от своих собратьев в других точках земного шара, особенно в той части света, которая именовалась цивилизованной старушкой Европой, либо процветающим Западом. Здесь тоже имелось вдосталь своих классовых и возрастных иерархий, социальных группировок и классических братств с отличительными целями ПО жизни и мировоззренческими взглядами НА жизнь. Ну и, само собой мажоры-небожители и серая биомасса так никуда и не примкнувших индивидуумов. Куда уж без «ботаников» и «золотой молодежи»?

Тем не менее, каждый год колледж выпускал и брал на учебу по нескольку тысяч как страстно желающих грызть гранит всесторонних наук, так и не очень, и куда входили не одни лишь желторотые выпускники старших школ. К тому же, ему реально посчастливилось разместить свои стратегические объекты учебных зданий и кампусов в черте промышленного городка, ещё и на окраине самобытного заповедника. Он чем-то напоминал мне родной Каслфорд, до коего приходилось добираться именно из Эшвиля не менее пяти сотен миль. Да и в каких-то сорока милях к северу перед нами раскрывала свои радушные объятия северная столица нашего государства. Можно сказать, мы были всего в двух шагах, или, точнее, в получасе езды на электричке от настоящей европейской цивилизации.

Прелестей современной жизни здесь вполне хватало. Их нам доставляли личности определенного классового «меньшинства», но не того, о ком вы подумали. Хотя, об этом чуть позже…

Вернёмся, так сказать, к главному.

В середине марта впервые, за время всего своего обучения я решилась на несвойственный мне шаг. Практически, отчаянный. А, точнее, мне пришлось разместить на досках объявлений по всей территории колледжа «заметку» собственного сочинения. Я искала фотомоделей или просто желающих бесплатно попозировать в фотостудии нашего факультета для моего дипломного проекта. Проще выражаясь, хотелось поработать с профессиональными моделями или, в худшем случае, с начинающими, убив при этом и как бы двух зайцев одним выстрелом. В общем, с теми, кто был согласен провести пару часов личного свободного времени с безызвестным фотографом, чье портфолио желало лучшего, ну, или на благотворительных началах, так сказать, в помощь начинающему «профессионалу».

Моя лучшая подруга по колледжу, соседка по общежитию и по совместительству будущий архитектор Саманта (или просто Сэм) Грин долгое время в открытую потешалась над моей затеей, цепляясь к ней по каждому подходящему поводу, а без оного так в особенности. Пока мое объявление безответно висело в центре других более дельных предложений, она не пропускала ни одного удобного случая, дабы не поиздеваться надо мной всласть и, главное, от всей души.

– Ты действительно думаешь, что вот так вот, за здорово живешь, кто-то вдруг придёт и начнёт тебе позировать?

Иногда она любила озвучивать мои собственные невысказанные вслух вопросы, чем порою доводила меня до дичайшего раздражения.

– Я думаю, всё же найдется несколько человек, которые захотят получить в свое портфолио пару новых и совершенно бесплатных снимков.

Это был один из самых первых наших разговоров на эту тему.

Когда прошло несколько дней, мне никто так и не позвонил, а в студию никто не постучался, ирония Саманты начала обретать пугающие размеры, а то и целые необъятные вселенские масштабы.

– Эллис, очнись! Одно дело, если бы ты поместила свое объявление в газету, хотя и там не бывает без проколов. Подумай сама, кто ты такая, чтобы распускать пальцы веером и предлагать в качестве оплаты снимки от фотолюбителя, помешанного на чёрно-белой фотографии?

– По-твоему, я зря проучилась все эти годы в этом колледже, именуемом высшим учебным заведением изобразительных искусств? Тебе не кажется, что звание «фотолюбитель» даже из твоих уст звучит как-то оскорбительно?

– Чтобы позировать и работать с начинающим фотографом надо тоже обладать определенными навыками. Профессиональная фотомодель просто пошлет тебя куда подальше. Кто станет тратить личное время только за возможность получить пару сомнительных снимков? Ты ведь не из тех законченных профессионалов, которые знают, какие ракурсы у определенных моделей удачны, а какие стоит избегать. Да ты вообще непонятно что такое, уж прости за прямолинейность. Я уже молчу о твоём внутреннем гении с его навязчивыми идеями по поискам креативных точек у твоих жертв и оригинальных ракурсов в композиционных сюжетах. Боюсь, на твоих снимках твоих «экстремалов» родная мама не узнает.

С каждым следующим днем красноречие Саманты достигало очередного более высокого уровня словесного садизма. Иногда мне казалось, что ей не терпелось смешать меня с асфальтом, притоптать пригорочек усердно ножками и чем-нибудь украсить сверху напоследок. Там флажочком каким или выложить галькой узор в виде картинки инь/ян.

– Почему ты так негативно настроена против моих работ?

– Да потому, что они ненормальные! – ну, да, это она тоже любила с необычайной страстью – перегибать палку. – Любой вид изобразительного искусства направлен на воспевание красоты, на её гиперболизацию и возведение на пьедестал недосягаемого эталона, чтобы рядовой потребитель мог ей восхищаться, как ребенок при виде большого разноцветного шарика.

– Исходя из твоих умозаключений, я сознательно её уничижаю?

– Да нет, в том то и заключается твоя исключительная фишка! Ты все упрощаешь до обыденной банальщины. Она у тебя до примитивности проста и… и… слишком уж реальна. Ты ищешь её там, где некоторым и в голову не придет её искать. Взять хотя бы твои натюрморты. Эти твои ржавые кастрюли или старые прогнившие деревянные ведра, кадки с вениками, почерневшие огрызки то ли цветов, то ли кустов на фоне разваливающейся стены и изъеденных термитами половиц…

– С чего ты взяла, что в этом нет ничего красивого? – если дело касалось моих работ и моего собственного в них виденья, я могла стоять за них до последнего вздоха.

– Потому, что это пугающе красиво! Особенно твои новые и исключительно профессиональные тонкости – усилить в нужном месте тени, вытянуть объем, подчеркнуть фактуру на определенных деталях. С вазой шикарного букета из красивых цветов и классической композицией из сочных фруктов это бы смотрелось бесподобно, но материалы твоих работ!..

– Вазы, цветы, розеточки и драпировки из бархата и атласа – это до банальности шаблонно! Красиво – да, но забито до оскомины на зубах! В том и заключается мастерство настоящего художника, что он создает красоту из того, что для некоторых кажется хламом и утильсырьем. Мои учителя поэтому и ставят мне высшие баллы. Если бы это были плохие работы, я бы была как все из нашего курса, и как все автоматом получала шаблонную аттестацию.

– О, для тебя бы и низший балл имел определенное и сверхособое значение! Если повернуть его другим боком и посмотреть на него с левостороннего ракурса…

Саманта редко когда что-либо преувеличивала, чем меня и раздражала (а временами даже бесила). Особенно её любило заносить в обсуждении тех вещей, которые касались меня лично и которые могли ранить мою тонкую душу весьма впечатлительного созидателя очень даже глубоко, а иногда и физически ощутимо. А уж как она всё это выворачивала, выкручивала и в какой манере преподносила…

Я не утверждаю, что ей не нравилось то, что я делала, или как мои работы воспринимали мои преподаватели, просто она пыталась меня вернуть в рамки действительности, вставая, как ей тогда казалось, на место рядового потребителя.

– Преподы с вашего курса такие же ненормальные, как и ты! Это они тебе искривили все твое мировоззрение и естественный взгляд на окружающие нас вещи! В мире, где все имеет свою цену и своих ценителей, ты просто прогоришь, как картонная спичка за считанные секунды. Вот увидишь, на твои выставки, кроме твоих близких друзей, никто и ходить не станет. Ну, если ты конечно вовремя не исправишься.

Через пару недель наши стычки приобрели едва не пугающую форму содержания. Саманта была неисправима в своём сказочном упрямстве (или долбо*бстве), которое она именовала единственно правильными взглядами на окружающий мир, как, впрочем, и я в собственном. К тому же, она с завидной упёртостью продолжала утверждать, что никто добровольно ко мне не придет, и что виной всему – не моё материальное положение в обществе (если было бы нужно, я, конечно бы, насобирала нужную сумму для оплаты профессиональной фотомодели), а мои личные убеждения касательно большинства людей и скрытых в них добродетелей. Я ждала добровольцев, готовых принимать искусство и собственную роль в искусстве, как за высшую награду бытия. Сэм же цинично констатировала, что я могу довольствоваться лишь ржавыми ведрами и прочим мусором. Впрочем, я так и делала за её спиной. Ходила в свободное от наших с ней перепалок время практически по всей территории колледжа и пыталась завербовать под свои знамёна каждого встречного, кто так или иначе притягивал мой чисто творческий интерес и мог подойти для моего дипломного проекта.

Да, две позиции, два взгляда двух непримиримых особ, и обе до неприличия упрямы, как и не менее амбициозны в самооценке личных способностей. Мы были тогда ещё так молоды и до смешного наивны, особенно в том, что касалось размеров нашего жизненного опыта. Так что не было ничего удивительного в том, что мы очень часто и при любых обстоятельствах переоценивали свои силы и знания. Нам казалось, что в свои двадцать с небольшим, мы знаем даже больше, чем это вообще возможно. У нас были свои цели и неуёмные желания, идеалы и кумиры, которыми мы восхищались и на которых равнялись. И так же мы были до наивности уверены, что ничто в этой жизни не способно повергнуть наше искушённое внимание в искреннее изумление и потрясти до глубины души видавшее виды скептическое мировоззрение. Мы знали всё, но хотели большего!

Творческая натура рвалась за пределы бытовой обыденности к скрытым горизонтам того, что казалось, никак не могло ворваться в наш бренный мире. А вот мы хотели доказать, что способны всё это изменить – перевернуть этот серый мирок вверх тормашками, привнеся в него то, что не удавалось ещё никому до нас. А как гласит народная мудрость – бойтесь своих желаний, они могут исполниться. И, как правило, совершенно не в том виде, в котором нам так хотелось.

В конечном счете и при любом раскладе, наш спор возвращался к тому, с чего и начинался. Сэм была уверена, что я не заполучу шикарную фотомодель для своего проекта, и мне опять будет нечем хвастаться на защите диплома, кроме как очередной облезлой шваброй и жваканной газетой вместо тряпки. Я же надеялась на лучшее и на лучшую модель в своей предстоящей карьере профессионального фотохудожника. Но пока что, все упиралось в деньги.

Да и кто мог ко мне прийти добровольно, тем более спустя несколько недель после размещения моей заметки на доске объявлений колледжа, которую уже, скорей всего, давным-давно заклеили листовками иного содержания?..

***

Практическая работа в фотостудии нашего факультета шла у меня по вторникам и четвергам, как раз по окончанию учебных лекций, где-то после четырёх. Поскольку я была отличницей на своем курсе, данная привилегия выпадала немногим. Меня лично радовало уже только то, что в моем распоряжении будет вся аппаратура студии, и что по окончанию моего рабочего часа может никто и не прийти (многие студенты частенько оттягивают свое время, выделенное на курсовые и дипломные проекты буквально до считанных дней перед защитой).

Нет, вы не подумайте, что по своему духу и убеждениям я относилась к заплесневевшим «ботаникам». Лениться я тоже умела, просто некоторая работа меня действительно цепляла и могла держать в творческом напряжении несколько недель, а то и месяцев подряд. По своей сути, это напоминает что-то вроде окрыляющей влюбленности. Тебя охватывает ажиотажем непомерной страсти, и ты несешься на бешеной скорости в губительную пучину собственного безумия, пока скорость твоей волны не спадет до полного штиля. Мой проект меня ещё вдохновлял, да и что там кривить душой, я ждала, что кто-то постучит в мою дверь. Проигрывать спор не хотелось.

Когда в тот четверг мой практический час заканчивался, а я, как обычно, не собиралась уходить раньше времени, копаясь в позитивах и фильтрах графического редактора и занимаясь столь увлекательной для любого фотохудожника обработкой отснятого фотоматериала, случилось то, к чему на тот момент я совершенно была не готова. Раздался звонок.

Я удивленно нахмурилась, тут же потянувшись взглядом в угол монитора к циферкам компьютерных часов. До прихода следующего студента-практиканта оставалось минут двадцать, и то не факт, что он вообще сегодня тут появится.

Обычно фотолабораторию закрывали изнутри из-за особо любопытных персон, которые частенько лезли в двери студийных классов в надежде увидеть за оными обнаженных натурщиц. Я запиралась по той же причине, поскольку мой внутренний интроверт слишком раздражался и крайне негодовал, когда кто-то пытался ворваться в мой крохотный островок временного уединения и особенно в моменты полного отсутствия позирующих моделей.

Когда я уже почти дошла до двери, звонок повторился. Может, мой сменщик пришел чуть раньше?

– Да иду я, иду! – крикнула я нетерпеливому гостю, надеясь, что он расслышит мой подчёркнуто недовольный тон. Сегодня мне особенно не хотелось уходить из студии, я всё ещё надеялась, что проведу здесь пару лишних часов.

Пришлось приложить силы и потянуть на себя ручку очень тяжёлой двери, которая никогда не поддавалась своими внушительными габаритами с первого толчка. Со стороны, это напоминало неравную борьбу малышки Эллис и массивной дверной панели, обшитой тонкими пластинами то ли жести, то ли алюминия. Побеждала, естественно, всегда я, особенно когда прикладывалась обеими руками, хотя иногда и приходилось задерживать дыхание.

Тогда я его тоже задержала и неосознанно поджала губки. А потом с шумом выдохнула, хватаясь за торец двери раньше, чем она потянет меня по инерции в обратную от проёма сторону. Хотя выдохнула я совсем по иной причине. Мой взгляд уткнулся на тот момент в того, кто стоял в коридоре. Точнее сказать, я совсем не ожидала того, что увидела, поэтому и застопорилась, едва не округлив рот от удивления. Зато порывисто и громко выдохнула, за что чуть было не прикусила себе язык.

Стоявший за дверью молодой человек тут же повернул ко мне своё лицо. Плохо освещённый тоннель длинного коридора скрадывал по большей части и его фигуру, и фасон его тёмной одежды, чего не скажешь о его бледном лице. Оно-то (и в особенности его идеальный чеканный профиль, представший мне изначально) и выбило меня из чувства равновесия на несколько заметно затянувшихся секунд. После чего и вовсе пригвоздило к месту, стоило только карим глазам незнакомца скреститься с моим чуть ошалевшим взглядом.

На самом деле, не было ничего удивительного в том, что по территории колледжа и даже в коридорах его учебных кампусов частенько разгуливали представители модельной профессии. Дело вполне житейское и привычное, разве что не для меня и не в те минуты. Странным было то, что я растерялась как раз из-за невозможности определить, кто же передо мной тогда стоял, а, главное, почему он стоял именно передо мной.

А ещё… меня пробрало сомнениями касательно его принадлежности к фотомоделям. Даже не знаю из-за чего, тем более, если брать во внимание его явную привлекательность, статную осанку и непредвзятую манеру держаться пред лицом пялящейся на него во все глаза незнакомки. Может из-за его возраста? На студента он явно не тянул, если только не на вечного студента. Правда, и здесь много чего не сходилось. Может, какой-нибудь молодой преподаватель, только что получивший место в Эшвиллевском колледже? Тогда какого он забыл у дверей нашей фотостудии, ещё и в столь позднее время?

Уж чем-чем, а лицом он вышел отменным. Да и фигурой, кстати, тоже (за несколько секунд визуального изучения мои глаза наконец-то привыкли к полусумраку коридора). Поэтому-то меня и проняло смутными сомнениями. По большей части все, кто заруливал к нам из академии красоты из центра Эшвилля на деле являлись худющими, с голодными глазищами на поллица малолетками неопределённого возраста (а иногда и пола). Передо мной же стоял непривычно мужественный тип, с широкоплечей фигурой в тёмно-коричневой вязанной водолазке, которая ещё больше подчёркивала, или, точнее, обтягивала его мускулистый торс и не слабо прокачанные руки. Спутать с андрогинным парнем или плоскогрудой девицей-девочкой уж точно не получится.

Чёрная косуха, явно неновая, аккуратно сложена и свисает с изгиба локтя чуть приподнятой левой руки, пальцы правой – спрятаны в кармане чёрных джинсов (при чём только пальцы, кроме большого). Не удивительно, почему его лицо выделялось столь чётким контрастом на фоне тёмного коридора, притягивая мой пытливый взор, словно мощнейшим магнитом. Даже не знаю, какие его черты были самыми интересными, а то и завораживающими. Высокие скулы и в меру упрямый подбородок? Захватывающий изгиб будто лепных губ с выразительной «окантовкой» по краю? Или же прямой, идеально точёный нос – не слишком большой и уж конечно не до смешного маленький? А может это были глаза под сенью густых, практически чёрных бровей? Их необычный глубокий цвет со способностью заглядывать в чужую душу и видеть то, чего не следовало там видеть?..

И, похоже, я и вправду малость залипла на всей этой едва ли реальной картинке. И рот мой всё-таки округлился. Словно собиралась до этого что-то сказать, но так и не сказала, поскольку не ожидала увидеть то, что увидела. Ещё и голову пришлось слегка задрать. Правда он был выше меня всего на полфута, хотя ощущение, будто я почти дышала ему в пупок казалось весьма близким.

– Привет! – изящные изгибы темных губ незнакомца дрогнули вроде как в располагающей и одновременно сдержанной улыбке скромного, но, увы, незваного гостя.

Думаю, не имеет смысла рассказывать о том, какое обычно оставляют о себе впечатление настоящие фотомодели, стоит их узнать чуть поближе. Красивая визуальная картинка чаще не совпадала с внутренним содержанием интеллектуальной начинки определенного индивидуума. Стоило такому существу открыть свой красивый рот и у тебя тут же возникало страстное желание его опять закрыть.

Так вот… В тот момент подобного желания во мне так и не всколыхнулось. Зато всколыхнулось что-то другое.

– Привет! – в действительности же, я удивленно выдохнула в ответ, заморгав часто глазами, будто мне бросили в них пылью. Может пыталась сморгнуть с них представшее передо мной «видение»?

Честно, но я, правда, не знала, как реагировать на происходящее. Мысли спутались окончательно и безнадёжно.

Я смотрела в его необычное (не скажу что прям всё такое идеально красивое и безупречное в каждоё чёрточке) лицо, и понимала, что тупею с каждой улетающей с прощальным свистом секундой всё сильнее и безнадёжнее. Он был (как бы это поточнее выразиться?) обворожителен, притягателен и крайне мне лицеприятен. (Да, как-то так). А ещё у него была охренительная шевелюра густых тёмно-каштановых волос, нестриженных, наверное, с середины прошлого года.

Есть такие люди, которые только одним своим появлением вызывают неконтролируемую бурю ответных симпатий со страстным желанием привлечь их внимание к своей скромной персоне во что бы то ни стало. Вплоть до того, чтобы совершить какую-нибудь откровенную глупость, там спрыгнуть с небоскрёба на тарзанке и проорать конкретное имя во время всего полёта. Тогда я, конечно, была ещё слишком далека от столь радикальных методов, но часть своих любимых неосознанных глупостей всё же успела перебрать: судорожно сглотнуть, быстро захлопнув рот, дунуть на выбившуюся над щекой прядь волос и под конец (будь оно неладно!) прикусить край нижней губы. После моей последней конвульсивной манипуляции, мужчина слегка прищурился, и даже немного нахмурил брови.

Мама дорогая, какая мимика!

А потом, его губы разомкнулись, едва не ослепив мои бедные глаза белозубым оскалом во истину голливудской улыбки. Моя реакция явно его насмешила, хотя он и сдерживался в разумных пределах. Его манера поведения и реакция на чужие действия были продолжением его импозантной внешности. А уж о том, как он умел разговаривать и какой у него был голос, я лучше скромно промолчу.

– Я Дэниэл, можно просто Дэн.

Можно подумать, я его и вправду все это время ждала, и мое удивление было несколько «наигранным». И даже знала, как его зовут, только пока не знала, что он и был этим самым Дэниэлом.

– Дд…да? И что?.. – я опять сглотнула, на секунду поджав губы, и с подчеркнутой беспомощностью попыталась откопать у себя в голове подходящие к данному случаю фразы и желательно со смыслом. – Мы разве знакомы?.. Или вы пришли к кому-то… конкретному?..

Не знаю, почему, но я приподняла руку (наконец-то отлепив её от двери) и зачем-то «поправила» непричесанные пряди безнадёжно растрёпанных волос, как бы пытаясь отвести их назад со лба. Но пряди не слушались, сползая на прежнее место уже через пару секунд тщетных попыток придать им более-менее презентабельный вид.

Зараза!

Мужчина вдруг переменил позу, или, вернее, перенес вес своего нехилого тела на другую ногу. В этот раз он просто улыбался одними губами, а сдвинутые к переносице брови указывали на лёгкое, возможно даже подозрительное сомнение. Разумеется, он умел и думать, и делать соответствующие выводы. И мне это определённо нравилось. Уже!

– Вообще-то… я пришел по объявлению. Вы ведь Эллис?

– Да! – я нервно кивнула, тут же одергивая руку, опять было потянувшуюся к «выбившейся челке». Во всяком случае, это максимум из того, на что я вообще была тогда способна. Ну, разве что ещё вцепиться покрепче в дверную ручку и застыть в вопросительном выжидании следующей реплики.

И, судя по нашему взаимоисключающему поведению, мы оба не имели никакого понятия, что делать и для чего вообще завели данный разговор.

Первым разморозился мой гость, причём сразу. Бросил свой внимательный взгляд через моё плечо, вроде как бы сверяясь с имеющейся на его руках информацией касательно моей загадочной персоны.

– Это же вы давали объявление?..

– На счет позирования? – почему я вдруг выпалила именно это, так и не пойму. И то что сама фраза прозвучала как-то коряво и нелепо, соображу уже потом. – Ну да… Только это было почти месяц назад.

– То есть, я сильно опоздал и кастинг давно закончился? – мужчина даже подчеркнул свой вопрос неосознанным движением свободной руки.

Весьма завораживающий жест! Хотелось зацепиться за него глазами и больше не отпускать…

Я отрывисто рассмеялась, с явными нотками нервного напряжения (чёрт!). Хотя незаметно, чтобы он шутил. Так что для меня подобный вывод из уст незнакомца с правильной и приятной внешн… ой, речью, звучал более, чем абсурдно.

– Кастинг? Тоже скажете… – мне показалось, или мои суставы окончательно проржавели? – Кстати, а вы внимательно прочли моё объявление?

Его губы вновь растянулись в очередной захватывающей дух улыбке.

Похоже, он понял, о чём именно я говорила и что конкретно имела в виду.

– Конечно, даже несколько раз. Довольно интересное содержание.

– В смысле?.. На счет позирования на благотворительных условиях?..

– На счет полного содержания. – он снова выдал свою коронную улыбку «32». – Так что, я опоздал или… я опоздал?

Мы рассмеялись над его шуткой почти в унисон.

Чёрт! Он не мог быть настолько хорош, ещё и со стольких позиций. Если я не смогу его затянуть в салон…

А если и затяну, то что тогда?

– А вы… – ответила я не сразу, всерьёз задумавшись над тем, как бы поизящней выкрутиться из сложившейся ситуации. – Вы хотели бы опоздать или… нет?

На его лице промелькнуло весьма интересное, хотя и не совсем четкое выражение. Возможно, мне показалось, но его взгляд стал куда заинтересованней, чем до этого. Он ТАК посмотрел мне в глаза, будто увидел там что-то новое, зацепившее его искушенный интерес. А может мне это просто почудилось?

Секунды шли, и он почему-то затягивал с ответом. Потом его мягкие и столь выразительные уголки губ дрогнули то ли в спокойной, то ли в успокаивающей улыбке.

– Если вы готовы меня впустить… может тогда я и определюсь.

Не знаю почему, но от этого ответа у меня перехватило дыхание. Заметил ли он?..

Я почти сразу же сделала шаг в сторону, как бы открывая путь в безграничные просторы довольно-таки немаленькой фотостудии. Надеюсь, со стороны это не выглядело слишком поспешно и ни к месту?

Так что же это было? Провидение, случайность, насмешка богов или Господина О.Ж. Гранта*? Да плевать! Ведь я-таки дождалась своего первого и реального «клиента». И он пришел! Сам! Добровольно! И не важно, что кроме его имени, я абсолютно ничего о нем не знала, как и то, уйдёт ли он сразу же или всё-таки рискнёт остаться. В любом случае, я выиграла это чёртово пари, что бы потом не говорила по этому поводу Саманта и как бы не начала вскоре отбрехиваться. Он действительно существовал и стоял прямо передо мной живым подтверждением всем моим недавним сомнениям и пережитым за месяц неудачам. Могу даже для пущей убедительности себя ущипнуть. Но лучше его, чтоб уж точно наверняка. (Ага, закатай губу, извращенка! Знаем, куда тебя так тянет его ущипнуть!)

Дэниэл наконец сделал несколько неспешных и не совсем уверенных шагов в открытый проём. А я, такая на подхвате, радушным жестом ладони приглашаю его пройти чуть дальше (молодца, Эл, недоделанная королева бала, ни дать, ни взять!). Он перевел внимательный взгляд с моего лица на представший его взору интерьер. Сделал ещё несколько шагов и остановился где-то посреди студии, напротив трех больших окон, выходивших с торцевым фасадом на парковку и небольшой сквер колледжа. Сегодня в них проникал яркий свет весеннего солнца, неспешно клонящегося к верхушкам парковых деревьев. В это время суток студия неплохо прогревалась и практически третью всего помещения утопала в скошенных лучах послеполуденного светила. Вертикальные жалюзи и плотные шторы из тёмно-синего гобелена неподвижно покоились в углу комнаты, рядом с другими неприкаянными собратьями, чьи карнизы расходились по всему потолку студии перпендикулярно оконным.

Потом мужчина повернул голову и зацепился взором за два близ стоящих друг к другу у стены относительно новых дивана.

Я же за это время успела зацепиться собственным взглядом за его спину и… что пониже. Как говорится, дорвалась до сладкого. И, да, очень и очень сладкого.

Плечи у него действительно были весьма развитыми и спина под трикотажем демисезонной водолазки в особенности. Впрочем, как и все, что находилось ниже пояса, под тугой тканью чёрных и явно неновых джинсов. Не удивительно, почему меня так тянуло его ущипнуть. Я не просто закусила нижнюю губу, я начала её неосознанно жевать.

Через несколько секунд он развернулся ко мне не менее захватывающей стороной своей нехилой фигурки, невозмутимо глядя мне в лицо. Я тоже подняла к его глазам свой абсолютно ни к чему не причастный взгляд скромной пай-девочки.

Прочесть что-либо в этих чертовски притягательных ониксах с оттенком бурого гагата в темноте и крепкого золотого бурбона под ярким светом (чёрт, меня уже заносит!) было пока невозможно. Как будто их хозяин обладал завидным самообладанием видавшего виды пофигиста или же являлся каким-нибудь социопатом, большая часть чувств которого была атрофирована ещё при рождении. Хотя, я предпочитала склоняться к версии о врождённой атараксии (но можно и приобретённой – я нисколько этому не возражала). Он не дергался и не нервничал, он не боялся того, что с ним, возможно, здесь могут сделать. Он вообще был спокоен, как слон, в буквальном смысле этого слова. Чего не скажешь обо мне, поскольку мои неугомонные ручонки уже зудели и чесались, желая поскорее схватиться за камеру (да, да, ЗА-ФОТО-КА-МЕРУ! А не за то, о чём вы там себе подумали.)

– Очень даже ничего. – Дэн шутливо поджал губы и слегка расширил глаза.

А я чуть не прибалдела окончательно. Мне всё больше и больше нравилась его мимика, не переигранная и весьма завораживающая. Правда, если бы не черты его интереснейшего лица, хрена с два я бы что-то там разглядела.

– Пожалуй, я могу даже остаться, если… – вначале он как бы задумчиво почесал щеку возле носа, а потом показал этой же рукой в сторону стенки противоположной от диванов, – если меня не заставят здесь все убирать… Я не люблю уборки.

Груда старого, частично запылённого хлама (возможно не менее старого, чем сами здания колледжа) из расшатанных штативов, ни к чему непригодного осветительного оборудования, порванных экранов-рефлекторов и прочего давно вышедшего из строя фото-реквизита даже у меня вызывала далеко неприятную реакцию. Уже молчу о том, что меня саму частенько порывало выбросить большую часть этого мусора, не поместившегося в переполненные кладовки и подсобки фотомастерской. Эх, была б моя воля и будь эта студия моей…

– О, это не убиралось ещё с моего поступления на первый курс факультета художественной фотографии (молодец, Эл, покажи ему ещё свои зачётки). И, думаю, ещё не скоро покинет своего засиженного места. – не то, чтобы я хотела его успокоить, прекрасно понимая, что он всего лишь шутит. Но пугать сходу, даже не всерьёз, прилетевшего на свет моего фонарика мотылька пока ещё казалось опасным. А вдруг и вправду спугну?

Хотя каких-либо изначальных претензий я к нему ещё не испытывала. И он действительно очень мило шутил, и мне нравилось, как он это делал, без особых усилий и явного стремления произвести на меня приятное впечатление. А всё это его поведение, эдакого расслабленного, почти разомлевшего большого сытого ирбиса, на ленные движения коего можно смотреть бесконечно, как и на всё тело в целом…

Конечно он отличался от большинства местных студентов, как божий дар от яичницы. Сравнивать было бы просто грех. К тому же я никак не могла угадать его возраст, хотя раньше никогда подобной проблемой с другими парнями не озадачивалась. Двадцать пять? Тридцать? Больше? Может виною были его почти незаметные тёмные круги под глазами (наверное, единственное, что меня тогда в нём смутило, вызвав лёгкое подозрение) и которые я тут же списала на его здоровье. Сердце, почки или ещё что? – законченная оптимистка!

– Прекрасно! – он благодарно кивнул, тут же пряча ладонь в карман джинсов.

– А вы давно этим занимаетесь? – пришлось заставить себя сделать несколько подкрадывающихся шагов в его сторону, после того, как входные двери с привычным от них сопротивлением наконец-то были закрыты и вскоре забыты нами обоими. Мной уж точно.

Мужчина вдруг склонил голову и вопросительно нахмурился, посмотрев на меня с некоторым сомнением.

– Занимаюсь чем?

– Позированием. Вы ведь раньше занимались… подобным?

Его глаза потянулись в сторону и чуть вверх. Мне показалось или он вспомнил что-то не совсем приятное? Чёрт! Я напрочь забыла куда смотрят, когда включают память или воображение – вправо или влево?

Дэниэл повёл плечом и опять поджал губы, чуть качнув головой, то ли соглашаясь, то ли признаваясь и мне, и себе в столь банальном факте.

– Сколько себя помню. – и опять посмотрел на меня с прежним спокойствием и невозмутимостью пока ещё не заскучавшего слона.

– Я имею в виду… – не знаю, какого чёрта, но я принялась жестикулировать, подобно местным режиссёрам-постановщикам, будто обладала способностью выражать свои мысли столь экспрессивными действиями даже лучше, чем словами. Тоже мне Айседора Дункан недоделанная!

– Я понял. – Дэниэл широко улыбнулся, утешительно кивнув головой. А мне тут же захотелось надавать себе по рукам. – Боитесь, что я не оправдаю ваших надежд, если окажусь непрофессиональным натурщиком?

– Вообще-то… – я остановилась в трех футах перед мужчиной, наконец-то перестав заламывать руки и спрятав их за спину. – Я не боюсь трудностей. Все с чего-то начинают и делают что-то впервые в своей жизни. Нельзя чему-то научиться и приобрести нужный опыт, ни разу этого не попробовав.

– Смотря что делать и ЧТО пробовать. – оригинально! Ещё и подкрепил свои слова подчеркнуто пристальным взглядом, нацеленным прямо в мои глаза или туда, что я так старательно в себе за ними скрывала.

И что это было? Первые попытки прозондировать чужую почву?

Похоже, у меня вновь перехватило дыхание. Причём так сладко и неожиданно, словно щекочущей паутиной по сердцу и солнечному сплетению – немея, млея и разливаясь тягучей патокой не только внутри, но уже и по коже. Господи, если я на него уже сейчас так реагирую…

Не пора ли ущипнуть себя на самом деле, да посильнее?

– Вы пришли сюда из любопытства? Или же с какой-то иной, понятной лишь вам целью? – и по ходу прикусить язык.

– Я пришел по объявлению. И уж если говорить начистоту, я понятия не имею, что вы собираетесь со мной тут делать. И да, немалая доля любопытства присутствует, куда уж без этого? У меня ведь тоже может возникнуть встречный вопрос – насколько вы считаете себя профессиональным фотографом?

– Некоторые профессиональные фотографы могут создавать работы, далекие от понятия большинства потребителей как «профессиональные», предпочитая искать новые решения и новое виденье для своих идей. Поэтому признаюсь сразу, я не отношу себя к тем фотографам, которые привыкли пользоваться стандартными шаблонами в этой по своему специфической профессии. Хотя так же могу заверить, что я не собираюсь фотографировать вас в абстрактных позах, одевать в костюмы суперменов или подвешивать к потолку на стальные цепи.

И опять эта чуть сдержанная и конечно же одобрительная улыбка гладких и таких… выразительных губ. Создавалось ощущение, будто в эти мучительно сладкие минуты нашей первой встречи, мы одновременно и оценивали друг друга, и приглядывались один к другому со стороны. Осторожно, не спеша. Ещё не прикасаясь и выдерживая допустимую обоими дистанцию. Не знаю, на счёт Дэниэла, а вот мне уже не терпелось перейти на другой уровень далеко не поверхностного знакомства. А может даже и сразу на несколько.

Всего каких-то пять (максимум десять) минут визуального общения, а я уже хотела знать, кто же он такой на самом деле, откуда здесь взялся, что делал в это время на территории колледжа и почему его заинтересовало именно моё объявление (всё-таки надеюсь, это был не злостный розыгрыш от коварной интриганки Сэм, или, не дай бог, Митчелла)? Но мне почему-то казалось, что дальше своего имени он не зайдёт и ничего о себе так и не расскажет. Хотя… всем свойственно ошибаться. Да и кто сказал, что это наша последняя встреча?

А ещё меня непреодолимо тянуло его сфотографировать, уже таким, каким он стоял передо мной прямо сейчас и против солнца. Чёткий чёрный силуэт будто вышагнувшего из яркого света таинственного незнакомца в тёмном. Похоже, меня уже пробирает по самое небалуй, запуская в моей голове ржавые шестерёнки просыпающегося воодушевления.

– А у вас имеются при себе работы, которыми вы могли бы похвастаться?

Эмм… И кто кого из нас принимает на работу?

– Конечно! – ну, конечно, малышка Алиса была готова на всё, лишь бы удержать белого кролика в поле своего зрения хотя бы ещё на часик. Даже поменяться для этого ролями со своим гостем. – Можете пока присесть, а я схожу за альбомом в подсобку.

Если бы ещё кто-нибудь сказал, что же со мной не так и почему меня так тянуло ему угодить хоть в чём-то? Я же понятия не имела, кто он такой вообще, впустив в студию буквально первого встречного и даже не поинтересовавшись, какое отношение он имел к нашему колледжу. А теперь показываю ему в сторону диванов, которые он не так давно разглядывал с явным недоверием, разве что не предлагая в довесок тёплого пледа и домашних тапочек. Никогда бы не подумала, что однажды перестану соображать при знакомстве с представителем мужского пола. Похоже, жизнь не собиралась учить меня уму-разуму вообще никак и ни при каких обстоятельствах.

Но мой гость кивнул в ответ положительным согласием, и меня тут же подхватило с места подобно Гермесу только что обувшемуся в свои крылатые сандалии. А на деле, глупышка Алиса едва не бегом засеменила в смежную подсобку студии в своих стареньких кроссовках на босу ногу и болтающихся на ходу штанинах джинсовых бриджей.

Мне действительно не терпелось поразить его своими работами? С чего это вдруг? И разве это не я должна сейчас его расспрашивать какой у него стаж работы в качестве профессиональной фотомодели, и где он до этого снимался? Ага! Щазз!

Все мои мысли на тот момент были заняты абсолютно противоречивыми желаниями и необъяснимыми с моей стороны действиями. Как будто это не я, а он являлся искушённым эстетом в мире художественной фотографии и именно от его одобрения моих работ зависело наше с ним дальнейшее сотрудничество. Как говорится, приехали. Хорошо, что я не додумалась по ходу привести себя в порядок и поискать в своей сумочке где-то глубоко-глубоко завалявшуюся помаду.

– Может, хотите что-нибудь выпить? – отсутствовала я совсем недолго, по той же причине, из-за которой не стала делать себе причёску, переодеваться из «рабочей робы» в вечерний туалет и соответственно полировать на руках-ногах маникюр-педикюр. Так что, да, вернулась я практически сразу. Даже минуты не прошло.

Дэниэл только-только успел присесть на край черного дивана, идущего вслед за красным от окна. Оба дивана были низкими, обтянутыми не совсем ещё стёртым кожзаменителем, но, видимо, особого дискомфорта не вызывали. Чего не скажешь обо мне, вернее, о моих странных предложениях.

Судя по всему, как раз из-за моего последнего вопроса мой гость и вскинул голову от удивления.

– Хотите, чтобы я расслабился? – мне показалось или он снова нахмурился с эдаким сомнительным напряжением во взгляде, хотя вроде как и пытался шутить и улыбаться.

– Было бы неплохо, – думаете, я шутила? Нисколько! Была б моя воля, приготовила бы пару романтических коктейлей собственными руками. – Но кроме воды и кофеварки у нас здесь ничего крепкого не имеется.

Я как раз (но уже не торопясь) дошла до дивана и всунула ему в руки пухлый альбом-скоросшиватель стандартного формата А3 в кожаном тиснении красного цвета и с чёрными завязками из шелковых тесемок. Да, угадали, самый мой любимый и особенный. Только без наклеек из сердечек со стразиками.

Мужчина протянул к альбому свою внушительную ладошку, продолжая смотреть мне прямо в глаза снизу-вверх. Не удивительно, почему меня сразу бросило в жар. И хрен поймёшь от чего. То ли от вида его руки, на которой хотелось залипнуть взглядом на долгие адцать минут, то ли от его пробирающего насквозь взора. Но, скорее, от всего сразу.

Пришлось заставить себя насильно отвернуться и пройтись в противоположную от окон мастерской сторону. А точнее в дальний конец помещения, где у стены стоял весьма внушительный стол-горка из тяжёлого дерева с многоярусными полками-стеллажами под студийное фотооборудование и прочую вспомогательную оргтехнику. Я свернула и подошла к той части столешницы, на которой обычно складировали старую фотоаппаратуру всевозможных поколений и образцов. Именно там и находилась моя обожаемая классика бессмертных зеркалок.

Увы, Дэниэл, но твой час пробил. Ждать твоего согласия – больше не имеет смысла. Дверь заперта, а мои руки тянутся к моему надёжному любимчику Никону предпоследнего года выпуска с объективом для близкой, портретной съёмки.

Это моя территория, на которой работают лишь мои правила. Прости, что не предупредила тебя заранее, наверное, не посчитала это столь важным. Но ведь Алиса прыгнула в кроличью нору тоже не имея представления, что же её ждёт и какие опасности будут подстерегать её за каждым поворотом. Она рискнула и попала в сказку.

Обещаю, больно не будет. А вот будет ли это сказкой?..

– Это действительно очень интересно.

Твой голос раздался за моей спиной чуть издалека, будто прорываясь из внешнего мира в невидимые границы моего разыгравшегося воображения. Я как раз подхватила увесистую зеркалку своими загребущими пальчиками, тут же на автомате включая цифровой экран с сенсорными настройками и, почти не глядя, устанавливая нужный мне режим предстоящей съёмки с подходящим качеством разрешения будущих снимков.

– И это всё ваши работы? – надеюсь, это было сказано от чистого сердца? По крайней мере, интерес в голосе Дэна казался неподдельным. А ещё в нём проскальзывали нотки искреннего восхищения и какие-то особенные бархатные вибрации, от которых сладкие разливы усилившейся приязни на уровне моей диафрагмы становились более глубокими и будоражащими.

– Вам действительно интересно? – моей выдержке пришёл конец. Я резко развернулась и сделала несколько наступательных шагов в сторону своего ничего не подозревающего гостя.

– Шутите? – а он поднял свой до неприличия пристальный взгляд на меня, наконец-то прерывая просмотр моих самых удачных снимков. – Я впервые вижу нечто… удивительное и захватывающее. – хотела бы я ему ответить тем же, рассматривая его лицо в рамке видоискателя на рабочем экране Никона. – Неужели такое можно заснять с помощью обычного фотоаппарата?

– Обычного фотоаппарата? – удержать ироничную усмешку, увы, не удалось. – Как правило, вот такие «обычные» зеркалки считаются самым профессиональным оборудованием. И только в руках воистину настоящего мастера они способны сохранять на плёнке или электронных носителях памяти непревзойдённые шедевры из так называемых неуловимых мгновений нашей обыденной жизни. Кстати, самые лучшие чёрно-белые снимки получаются именно у зеркалок.

Удержаться от соблазна так и не удалось. Я всё-таки подняла взгляд с экрана фотокамеры и посмотрела в лицо Дэниэла. Сердце в груди предательски всколыхнулось, тут же со всей дури ухнув о рёбра. Не хватало, чтобы у меня ещё и руки задрожали.

– Как раз хотел спросить, почему у вас только чёрно-белые фотографии? – а хотел бы он узнать, каким я его видела в этот самый момент и что собиралась сделать с данным образом в ближайшее время?

Я подняла Никон к своему лицу. Сработала автоматическая задержка фокусировки механического объектива, за которой последовал характерный щелчок заснятого кадра.

Мужчина отреагировал моментально, удивлённо приподняв и свои грузные брови, и колдовские глазища цвета медно-янтарного коньяка. Мой палец тут же нажал на «спусковой курок», а я «виновато» улыбнулась в ответ, опуская на время камеру вниз.

– Это моя «профессиональная» фишка. – сложнее было отвести взгляд от оригинальной картинки, которая намертво вживлялась в мою память, раскачивая на всю катушку бурное воображение совершенным образом безымянного героя в чёрном. Казалось, ещё немного, и белая стена за его спиной вот-вот начнёт раскалываться на бесчисленные трещинки, рассыпаясь впоследствии в невесомые хлопья белого пепла и выпуская на волю ажурные узоры фантасмагорических растений невидимого им мира.

Я сделала шаг влево, слегка приседая на одну ногу и вновь поднимая фотоаппарат к лицу. Какая жалость, что он не видел то, что видела сейчас я. Каким контрастным стало его лицо, кожа и словно вылепленные из живого гранита черты, приобретая лоснящийся оттенок будто металлического отблеска и усиливая резкость каждого волоска, поры и родинки в десятки раз. И всё это на фоне оживающего за его спиной моего ирреального мира.

Как ни странно, но Дэниэл подключился к моим первым фотопробам, буквально с ходу и без лишних вопросов. Заметно расслабляясь и даже изменившись в выражении лица, он так и оставил альбом на коленях, зато принял позу, которая в итоге и предстала «зрителю» его естественным состоянием на данный момент. И он смотрел вовсе не в объектив фотокамеры, а на того, кто только что его позвал. На случайного собеседника, хорошего знакомого или кого-то, кто привлёк его внимание с далеко не поверхностным интересом? Его прямой, можно сказать, нацеленный в меня взгляд стал не просто сфокусированным, казалось, он всматривался вглубь того, кто в эту же секунду смотрел в его всевидящие глаза. Когда я в тот момент нажимала кнопку пуска, одновременно перехватывая его взор, меня буквально ударило микроразрядом статического напряжения, а по спине до самой макушки пробежался, будто царапнувшей искрой, колкий озноб нервной дрожи.

И что, чёрт возьми, это было? Кто кого пытался перетянуть в свои скрытые фантазии?

– На самом деле, – сердце в груди выдало шокированным перебором, тут же переходя на частый и гулкий ритм, перебивая спокойную размерность дыхания и голоса, – это весьма распространённый среди фотографов стиль. Ничто не передаёт столько глубины, разительного контраста в монохромных оттенках, да и характера в целом, как чёрно-белая фотография.

Я ненадолго замерла, регулируя цифровое увеличение визуального объекта. Как только фоторамка полностью захватила всё лицо Дэниэла, я остановила приближение и сделала очередной снимок. А он так и продолжал смотреть не сколько в камеру, а вглубь меня, даже через цифровой экранчик. Мой палец снова надавил на кнопку зума и отпустил её, как только в границах видоискателя оказались одни лишь увеличенные в несколько раз глаза мужчины. Чуть повременив, я почему-то вдруг передумала и не стала делать следующего кадра, сбросив все последние настройки до изначальных.

Похоже, мне требовалась лёгкая передышка. Руки, пусть совсем чуть-чуть, но задрожали.

Опустив Никон, я посмотрела прямо на Дэниэла без помощи фотокамеры.

– Думаю, вам нужно узнать ещё кое-что из того, что не смогло вместиться в моё объявление. – и, видимо, меня продолжало укачивать невидимыми волнами слившихся воедино противоречивых чувств и желаний: эмоционального волнения, сладкого страха и чего-то ещё, вызванного близостью этого абсолютно незнакомого мне человека. Словно оно принадлежало вовсе и не мне, а тому, к чьей метафизической тени я только что прикоснулась, едва ли осознав это до конца, как и поняв, что же это было на самом деле.

– Дело в том, что мой дипломный проект должен состоять из практической работы по основным темам всей учебной программы моего факультатива. И, грубо говоря, мне нужно будет сделать немереное количество снимков, из которых я должна буду выбрать лучшие кадры. Потом, мне придётся доводить их до ума в графическом редакторе до требуемого уровня и ожидаемого от меня подхода к выбранной теме. То есть, я сейчас клоню к тому, что, скорей всего, это будет далеко не один и даже не два фотосета. Мне придётся переоформлять студию несколько раз, устанавливать осветительное оборудование, создавать нужный фон, искать подходящую бутафорию, необходимые реквизиты и всё такое. К тому же, я работаю здесь не каждый день, только по вторникам и четвергам, где-то с трёх-четырёх до шести вечера. Хотя в объявлении я об этом вроде как указывала.

– Это такой «ненавязчивый» намёк на то, что мне придётся приходить сюда очень много-много раз? – он так и продолжал на меня смотреть, не меняя изначальной позы и не выходя из выбранного им «образа». А я никак не могла понять, ждал ли он того, что я и дальше буду его снимать или же вжился в данную роль окончательно? А может он действительно пытался заглянуть за сокрытую от чужих глаз черту моих внутренних видений и психоделических фантазий? Внутрь меня самой?..

– Именно. Или хотя бы ещё парочку, если вы готовы и дальше жертвовать своим личным временем на всемирно безызвестного фотографа. – я даже немощно сдвинула брови и «отчаянно» поджала губы, надеясь на то, что выгляжу не слишком жалкой просительницей.

Как бы это странно не звучало, но передо мной продолжал сидеть совершенно незнакомый мне человек. Я понятия не имела, кто он такой в действительности, чем занимался, как и с кем жил, но… мне ужасно хотелось, чтобы он пришёл ещё раз. Хотя бы ещё один малюсенький разочек.

Вот хотелось и всё тут! А там, как говорится, хоть потоп.

– И что?.. – Дэниэл потянулся правой рукой к левой ноге неосознанным жестом, растирая определённую точку под коленкой неспешным, массирующим движением (не знаю почему, но даже это, видимо вошедшее в рефлекторные привычки мужчины действие, вызвало у меня едва не бесконтрольное желание сделать очередной стоп-кадр). – Я даже смогу посмотреть на все эти снимки до того, как они попадут на глаза дипломной комиссии?

Моя ответная улыбка достигла своих возможных пределов, выдавая с потрохами горе-блефомана.

– Даже более того!..

_______________________________________________________

О.Ж. Грант* – персонаж Гари Олдмана из кинофильма «Трасса 60»

***

– О, боже!.. Боже, боже, БО-О-ЖЕ-Е! – Сэм перебирала нарезанные в разных форматах карточки из дешёвой фотобумаги с распечатками моих последних фотоснимков. – Клянусь мамой, это не может быть правдой. Я сплю и вижу сказочный сон. Да такого в принципе быть не может! Не мог он упасть тебе на голову просто так из ниоткуда. Ты меня реально разводишь. Это… это же… Бог мой… какая попка!.. Я должна посмотреть на него вживую и убедиться лично, что он настоящий и не плод моего воспалённого воображения! Да и где доказательства, что ты не натягала чужих снимков из интернета?

Где-то за сотню лучших пробных фотографий Дэниэла в тёмно-коричневой водолазке и чёрных джинсах на фоне белого экрана в нашей фотостудии заняли не меньше трети всей поверхности кровати Саманты. Моя рыжеволосая, зеленоглазая и эффектная даже в спортивном (обязательно тёмно-изумрудном) костюме подруга с каким-то нездоровым остервенением перебирала и разлаживала перед собой на покрывало ещё пахнущие принтерной краской свежеиспечённые фотографии, то хватаясь за очередным не замеченным ранее ею кадром, то возвращаясь к уже отложенным.

Портреты крупным планом, захват по пояс, в полный рост, с одного ракурса, с другого, анфас, профиль, в три четверти, с очень близкого расстояния, с далека, сверху, снизу… С закрытыми глазами, с открытыми, с блуждающим взглядом за пределами этого мира или заглядывающим в твою сомлевшую от тайного предвкушения душу…

Честно признаюсь, снимков было куда больше, причём в разы, и оставшиеся на компе нераспечатанные позитивы выглядели ничуть не хуже тех, которые Сэмми сейчас сортировала с маниакальной одержимостью тайной фанатки своими загребущими, едва не дрожащими от жадности пальчиками. Даже я не успела толком их все пересмотреть и изучить, прекрасно понимая, что на это уйдёт далеко не пара часов. А с моими-то созерцательными зависаниями только на одной картинке – это даже не вопрос времени, а минимум целой вечности. А если я ещё полезу в графический редактор для обработки и ретуширования хотя бы парочки снимков, реальность потеряет меня уже навсегда и безвозвратно.

– Ты даже заставила его разуться, какая шустрая девочка.

– Мне показалось, будет интересней, если он будет без обуви. – вру! Да кому вообще может прийти в голову, для чего на самом деле я захотела его разуть? Только если сумеют разглядеть на фотографиях и увидеть истинный смысл моего коварного замысла – то, каким Дэниэл стал частично «незащищённым» или даже одомашненным. Вроде как мелочь, но всё равно бросается в глаза, добавляя позирующему исключительного шрама и притягательного обаяния.

– Зашибись! – Сэм схватилась обеими руками за снимок, где Дэн был зафиксирован по грудь, прижимаясь щекой к стенке и смотрел в объектив камеры полуотсутствующим взглядом. Похоже, её тоже пробрало одержимым созерцанием. Она с таким пристальным вниманием вглядывалась в его специально затемнённые черты, словно ожидала, что он вот-вот моргнёт и посмотрит на неё в живую.

– Какая лапочка, – это действительно было лёгкое придыхание в её голосе? Мне не показалось? – Почему ты не заставила его снять водолазку?

– Решила не пугать в первый день знакомства. – сложнее было не улыбаться в ответ, наблюдая за реакцией подруги, которую тоже было бы не грех заснять сейчас на видео к собственному утешению.

Как-никак, а ощущать себя на вершине мира в роли непобедимого триумфатора оказалось на редкость пьянящим чувством. Даже не знаю, что круче, доказать Сэм, что мой выигрыш ей уже никогда и ничем не перебить, или то что мне выпало куда больше, чем какой-то там карт-бланш с флэш-роялем и парочкой джокеров в придачу. Хотелось бы верить, что это не хрустальная иллюзия, которая развалится с оглушительным треском уже в следующий вторник, когда Дэниэл так и не придёт на оговоренную нами новую фотосъёмку. (Всё-таки надеюсь, что Дэниэл – это его настоящее имя и впервые корю себя за дурацкую трусость консервативной недотроги. Ну, почему я не наступила себе на горло и не попросила его номер телефона сама?)

– Я тебя ненавижу! – тоже мне новость. Я себя, кстати, тоже ненавижу, за то, что отпустила Дэна, не потребовав от того под залог какого-нибудь удостоверения личности или, на худой конец, не заставив заполнить анкету с личными данными и кратким описанием автобиографии. – Боже, какие глазёнки! Чёрные, выразительные, прям как… как у цыгана. Пробирает до матки, ей богу!

Сдержаться не удалось. Естественно, это же Сэм. Я прыснула со смеху, едва не заваливаясь спиной на вторую часть кровати. Какое счастье, что она высказывалась о своих исключительных ощущениях только перед близкими подругами. Представить, как она то же самое говорит в лицо Дэниэлу – даже моей фантазии не хватит.

Если бы она только знала, как же я кайфовала от всех её реплик и соответствующих действий.

– Я не большой любитель кареглазиков, ты же знаешь, но ради этих глазищ готова поступиться собственными принципами.

– Странно, но мне почему-то кажется, что ты говоришь чистую правду. Кстати, ничего больше не хочешь мне сказать?

– Ты о чём? – Саманта даже не взглянула на меня, продолжая есть глазами Дэниэла и отбирать, по её мнению, самые удачные снимки.

– Как это о чём?! А на что ты сейчас смотришь, подруга? И кто уже больше месяца изводил меня по поводу и без, называя никчёмной неудачницей и идеалисткой без царя в голове? Разве это не твои слова о том, что я возвела искусство на пьедестал наивысших человеческих гениев, выше даже денег?

– Не обольщайся, Эллис, тебе просто повезло. Это всего лишь нелепая случайность. Бьюсь об заклад, он что-то недопонял из твоего объявления и просто надеялся кое-что для себя уточнить, когда пошёл в вашу студию на разведку из чистого любопытства. Но!.. тут ты открыла двери, и его мыслишки резко потекли по другому руслу.

У меня отвисла челюсть. Нет, даже не так. Меня резко и со всей дури сдёрнули с вершины мира, шмякнув на бешеной скорости лицом об асфальт, после чего прокатились сверху асфальтоукладчиком туда-сюда раз десять, не меньше.

Нет, я, конечно, прекрасно знала, кто такая Саманта Грин по своей сути и спорить с ней о чём-то – себе дороже, но в этот раз даже я не поспевала за сумбурным ходом мчащихся впереди паровоза рассуждений Сэм. Так выкрутить тему разговора, ещё и с видом наимудрейшего гуру всех времён и народов.

– Что значит по другому руслу? – я стала заикаться, теряя ход собственных мыслей со смыслом слов из личного вокабуляра. – Ты вообще, о чём сейчас только что сказала?

– Об этом, Эл, ОБ-ЭТОМ! Разуй глаза, подруга! – она зачерпнула несколько снимков обеими руками и ткнула мне ими под нос картинным жестом драматической актрисы. Ну да, я же до этого их не видела и не мои руки держали «иллюзорный» Никон более часа на весу, пока мой палец клепал без остановки кадр за кадром. А все эти фотокарточки? Пфф! Да это принтер сам их распечатал, а потом ещё и нарезал по собственному хотению.

Я продолжала сверлить прямонацеленным взглядом самоуверенную мордашку лучшей подруги, так и не взглянув на кипу фотографий в её наманекюренных пальчиках.

– Если он профессиональная модель (в чём я нисколько не сомневаюсь), единственное, что могло заставить его остаться в студии, это твое личное присутствие! Подобные люди не ставят искусство превыше личных интересов. Могу поспорить, ему крайне перпендикулярно на все твои творческие идеи и наполеоновские планы на ближайшую пару столетий. Всё, что его могло заинтересовать – это представшая перед ним «возможность» в лице очаровательной студентки. И эта возможность никак не касается тех снимков, которые он может получить от тебя в качестве бартерной оплаты. Поверь мне на слово, в его голове работает совершенно иной счётчик по начислению будущей зарплаты с иным курсом валют и желаемым для него «денежным» эквивалентом.

– Почему ты во всём и в каждом видишь только аморальное и алчное? Если бы все думали чисто в твоём ключе, боюсь, Ватикан сейчас бы выглядел каменным сараем, расписанным пещерной живописью доисторических племён.

– Ватикан выглядит именно так, как и должен выглядеть церковный конгломерат Его уровня! Потому что им управляют люди с точно таким же приземлённым мышлением, как у меня. Или Сикстинскую Капеллу Микеланджело расписывал чисто на благотворительных началах? А может он провозился со статуей Давида целых три года, не испытывая при этом ни чувства соперничества, ни тщеславной страсти к всеобщему признанию? Пять метров шлифованного мрамора на алтарь высокодуховного искусства в обмен на полную неизвестность? Не смеши моих тараканов, Эллис Льюис! Если бы художники были голодными постоянно, они бы, в конечном счете, научились грабить!

– Ну, раз дело лишь в этом… – ну чтож, я дала ей возможность выговориться и даже излить всё содержимое её умственного нутра прямо мне на голову. Теперь моя очередь отвечать и пускай не обижается!

Я нагнулась и начала быстро сгребать все лежавшие между нами на покрывале фотографии в одну кучку, с наигранной экспрессией демонстрируя своё решительное намеренье забрать их и спрятать куда подальше от подруги.

– Тогда не скажешь, какого чёрта ты вообще на это смотришь?..

– Эээ! Э! Ты чего это надумала?

Саманта тут же схватила меня за руки, пытаясь предотвратить мою неслыханную выходку.

– Не смей!

– А то что? Это мои работы, Сэм! Я потратила на всё это СВОИ собственные деньги, так что только МНЕ теперь решать, кому и за что их показывать! Быть может даже за определённую плату в желаемом для МЕНЯ «денежном» эквиваленте.

– Ты же моя лучшая подруга! Ты не можешь вдруг ни с того ни с сего поступиться личными принципами только для того, чтобы насолить моему алчному самолюбию!

– Так ты что, во мне ещё и сомневаешься?

Выглядело это со стороны, надо сказать, весьма забавно. Я держу руки на фотографиях, Сэм держит за руки меня, и мы обе смотрим друг на друга взъерошенными кошками в столь комичной позе, едва не соприкасаясь носами.

– Эллис, очнись! Этот красавчик, этот… – она быстро поправилась с более подходящим определением, – обалденный, губастенкий, кареглазенький, с аппетитной попкой и мускулистым торсом греческого бога (когда снимешь с него в следующий раз водолазку, сама в этом убедишься) красавчик запал на тебя! Клянусь всеми своими извращёнными, алчными и нечистоплотными помыслами. Он хочет тебя! По крайней мере, захотел, когда только-только увидел, едва ты открыла перед ним дверь. Он же мужик, Эллис! Тебе ли не знать, что кроется за этим понятием? За первые пять секунд знакомства, он успел нарисовать тебя в своём воображении как минимум в пяти сексуальных позах, разодетую в кружевное красное белье и возлежающую на чёрных простынях. Плюс ещё столько же раз в других ракурсах, но уже абсолютно голую! А о чём он думал, в течении всего того времени, что ты его снимала, глядя в объектив твоей камеры этими своими плотоядно-няшным глазёнками? – одному лишь Дьяволу известно!

Сказать, что я малость охренела и совсем не чуть-чуть прибалдела – в наглую приукрасить действительность и приуменьшить собственное состояние. Это было нечто. И я бы произнесла в ответ, что-то похожее на «Ух тыж!», если бы сумела на тот момент выдавить из себя хоть что-то членораздельное.

Не скажу, что это было похоже на вопиющее возмущение, скорее совсем наоборот. Ведь по сути монолог Саманты достиг тех точек моего интуитивного сознания, которые отвечали за совершенно иные эмоции, стимулируя в моём теле лишь одну конкретную реакцию.

Была ли в её словах хоть толика истины, или я просто старалась отмахнуться от неё всеми конечностями, как от навязчивой сладкой иллюзии, но я действительно не задумывалась о таких вещах при знакомстве с Дэниэлом. По крайней мере, я могла просто запретить себе думать о нём, как о каком-нибудь сексуальном маньяке, который разгуливает по территориям учебных заведений в поисках подходящих жертв. А представлять себе, что я могла заинтересовать собой подобного красавчика в качестве предполагаемого сексуального объекта – до такого даже МОИ тараканы не додумаются.

Да и чего теперь душой-то кривить? Он мне понравился и очень даже сильно. Я бы даже сказала, запал в душу и всё там переворошил, вывернув наизнанку буквально всё, чем я раньше жила и о чём когда-то мечтала. Потому что я уже была готова снять со всех своих «счетов» все свои сбережения и заплатить ему полный гонорар наличными, только для того, чтобы он пришёл снова. Чёрт с ним, пускай ради денег, но лишь бы пришёл!.. Ведь тогда бы у меня появилось на него куда больше прав (не так ли, моя коварная пифия?). А значит, я имела бы все законные основания выдвигать собственные условия, как полноправный работодатель, и требовать их беспрекословного выполнения.

Какое сладкое и головокружительное искушение…

Трудовое соглашение-контракт с Дэниэлом… Кажется, у меня снова перехватило дыхание.

Вот только куда теперь спрятаться от ещё слишком свежих воспоминаний о его взгляде или ОТ взгляда? От этих мефистофельских глаз тайного искусителя то ли слишком профессиональной фотомодели, то ли прирождённого актёра. Даже сейчас (нет, именно сейчас!), они вызывали во мне не только млеющее покалывание по всему телу, но и периодические приливы волнительного напряжения в тех мышцах и в тех уголках грешной плоти, которые ты пытаешься контролировать в подобные моменты всеми известными тебе способами.

Видимо час наедине с таким мужчиной, как Дэн, не мог не оставить своих магических следов, как в памяти, так и на коже. И едва ли это походило на поверхностную симпатию? Ещё и слова Сэм, подобно зачаровывающим заклятиям Дьявола искусителя добавляли в этот сладкий яд пьянящего самообмана нехилые дозы быстродействующего катализатора. Ещё немного и от первых ростков зародившейся симпатии не останется и камня на камне. Они попросту перерастут в буйно цветущую манию скрытой одержимости – увидеть нечто большее, а то и получить что-то более конкретное, весомое и осязаемое.

– Быстро же ты забыла о Митчелле? Эллис, я тебя умоляю. После Алека ты должна была получить хоть какой-то ощутимый опыт в подобных вопросах. Сколько раз мне тебе надо тебе об этом повторить, чтобы окончательно вбить это в твою гениальную головку? Не думай, что хотят они! Хватай то, к чему тянуться ТВОИ жадные ручонки. Хватай и беги! Со всей дури, пока сердце не начнёт выскакивать из горла, а лёгкие разрывать от нехватки кислорода. Иначе кто-то другой сделает это за тебя. Поверь МОЕМУ опыту, мужики не столь самоуверенны и амбициозны, какими хотят казаться. Ведь именно мы женщины держим их за яйца и регулируем силу их потенции. По-твоему, почему некоторые из них становятся геями? Да потому что, первое (Сэм принялась демонстративно загибать пальцы на правой руке) – они нас боятся, второе – они нам завидуют, хотя и пытаются перевернуть всё с ног на голову и доказать обратное; и третье – их болевой порог намного ниже нашего. Ну, скажи мне сама и только честно, разве ты завидуешь их детородному органу?

Моего презрительного фырканья с надменным смешком для Саманты хватило более, чем предостаточно.

– А я о чём! Это у них вечная заниженная самооценка по поводу размеров их пиписек! Они так на них помешаны, что даже не способны сосредоточится на самой банальной работе. Особенно на монотонной. Им видите ли подавай кресло творческого руководителя, поскольку это их главная фишка. Ведь они философы, мыслители, мега ученые или позёры-павлины! А если верить папочке Фрейду, то создаётся ощущение, что мужики, буквально с пелёнок, кроме как о сексе больше ни о чём другом и думать не могут, даже когда не в состоянии им заниматься. Так что, правда это, или полный чёс, но не прислушиваться к таким вещам ты тоже не можешь. Как бы твой Дэниэл при этом себя не вёл, каким бы расчудесным и супергероем не выглядел – да хоть потомственным аристократом в двадцатом поколении! – ты должна знать только об одной важной на данный момент истине. Он запал на тебя, и он тебя хочет!

– Сэм, ей богу, я тебя сейчас стукну!

– Эл, я вполне серьёзно! – а как она при этом прижала к своей груди ладошки и какими сделала честными-пречестными округлившиеся глазки. – Если он соглашается прийти на следующую фотосессию, значит, он рассчитывает на что-то сверх того! Хочешь, давай поспорим? Когда ты попросишь его принять участие в съёмках на тему ню (а я на это очень и очень рассчитываю, моя дорогая!), он разденется на раз, ещё и с превеликой радостью, и даже ломаться для проформы не станет.

– Сэм, может, хватит? Тебя уже заносит.

– Но в этом-то вся и прелесть, Элл!

Саманта и не думала останавливаться, поскольку её именно несло на бешенной скорости, по инерции – прямиком в пропасть, что не могло не сказываться на её действиях. Она заскочила на кровать уже с ногами, усаживаясь поудобнее в позу по-турецки, будто готовясь к долгой и увлекательной беседе, как минимум до первых предрассветных зарниц. Ага, осталось только свет выключить и подпереть фонариком подбородок.

– Если не ты будешь инициатором, то он с лёгкостью возьмёт бразды правления в свои профессиональные ручонки. Уж поверь мне на слово, это его самая привычная стихия, где победитель предрешён изначально. Всё это время он будет следить за тобой, наблюдать, присматриваться, делать пометки в своём чёрном блокнотике, чуть подыгрывать, ждать определённого знака, а потом, бац! Ты уже стоишь перед ним на коленях и расстёгиваешь ширинку на его брюках зубами…

– Я сказала ЗА-МОЛ-ЧИ!

Всё-таки я сгребла фотографии с её кровати и потащила на свою к противоположной стене нашей с Сэм общей комнаты. Сама виновата! Я ведь её предупреждала и не раз.

А теперь меня буквально трясло от негодования. Рыжая бестия!

Интересно, если бы она говорила о ком-то другом, а не о Дэниэле, реагировала бы я так же? И с чего вдруг я вообще так реагирую, скажите мне на милость?

– Клянусь, я точно тебя стукну!

– Ты должна меня с ним познакомить.

– ЧТО?! – я едва не споткнулась и не уронила снимки прямо на пол.

Кстати, это как раз в репертуаре Сэм Грин. Она просто до безумия обожала окунать своих лучших друзей то в один резервуар с непонятной жидкостью, то в другой, и следить за их последующей реакцией. А тебе только и оставалось, что молиться, да ждать, когда же она наконец-то уймётся и переключит своё внимание на что-то (или кого-то) более ей интересное.

Я слишком резко сбросила объёмную ношу на свою кровать и принялась с подчёркнутым несогласием мотать головой. Если она и после этого не увидит моего вопиющего протеста, тогда…

– Нет! НЕТ! И ещё раз НЕТ! Я это сделаю только тогда, когда Дэниэл покажет мне справку от психиатра, где говорится, что он такой же стукнутый на все извилины неадекват, что и ты!

– Я серьёзно, Эл! Я должна на него посмотреть в реале! Кто его знает, а вдруг он и вправду какой-нибудь озабоченный психопат или второй Алек Митчелл? Какой нормальный человек согласится позировать перед тобой забесплатно?

– Сэм, прекрати сейчас же! Думаешь, я не поняла, зачем ты вообще завела весь этот фрейдовский психоанализ? Не любишь проигрывать, так не выкручивайся сама и не выворачивай действительность на изнанку. В мире не может быть только так, как хочется и видится только тебе.

– Эллис, я вполне серьёзно. – (ну что за упрямая овца! Я сейчас точно взреву!) – Разве ты сама не хочешь узнать его поближе? Или я предлагаю тебе что-то криминальное и противозаконное? Пригласи его в наше кафе или в Black Ball на следующие выходные. Думаю, компания вполне совершеннолетних старшекурсниц не вызовет в нём панического мотива надеть бронежилет и противоударные трусы.

– Я даже не знаю, придёт ли он в следующий вторник в нашу студию! Разве это не из твоих любимых подколок на тему: «Обещать – не значит жениться!»

– Ну, хорошо! Не сделаешь ты, сделаю я!

– Чего?!

– Я сама приду во вторник в ваш факультативный блок, дождусь, когда вы вдоволь наразвлекаетесь под хиты Джо Кокера и «неожиданно» встречусь прямо на выходе из студии. Такой расклад тебе больше по душе?

– Ты не сделаешь этого!

– А ты меня испытай! И, знаешь, что? А возьму-ка я с собой Кэтти и Шэннон. Вот они-то точно оценят мою гениальную идею по достоинству.

– Ты больная и на всю голову! – хотя по правде, со стороны выглядело всё с точностью наоборот. Спокойная как слон в позе медитирующего Будды Сэмми Грин и я, раскрасневшаяся и растрёпанная Эллис Льюис, сжавшая вспотевшие ладошки в дрожащие кулачки и вот-вот готовая сорваться в крик, а там уже и с места в карьер.

– А ты жмотяра! Сама виновата. Не надо было дразниться фотками. Да и где гарантия, что этот твой Дэнни существует? А вдруг ты действительно натягала их из интернета?.. О, нет! – Сэм изобразила «неподдельный» шок, громко охая и прижимая ладонь к округлившемуся ротику. – Ты! – она стала тыкать в меня указательным пальцем второй руки, имитируя один в один образ Джои Триббиани из «Друзей». – Ты украла их у кого-то из своих сокурсников!..

– Сэм, дьявол рядом с тобой – беспомощный младенец в обмоченных подгузниках! Это ТЫ – истинное исчадие Ада во плоти, и когда-нибудь я устрою тебе настоящий экзорцизм! Ты у меня доиграешься!

О, да! Саманта Грин была ещё тем суперзлым гением и коварнейшим провокатором, на фоне которого моя собственная воображаемая пифия превращалась в жалкую пародию ярмарочной гадалки. Она не только умела и могла добиваться своего, но и заставляла других, окружающих её близких людей, друзей и знакомых превращаться в вынужденных заложников её изощрённых интриг и дьявольских планов. Но, вот что в действительности больше всего пугало во всех её жизненных пристрастиях – она всегда (ВСЕГДА!) воплощала в жизнь все свои угрозы. И, по ходу, не боялась никого и ничего, как говорится, ни бога, ни дьявола. Что заставляло меня (и других, думаю, тоже) тайно мечтать о том светлом дне, когда же найдётся тот смельчак и супергерой, кто наконец-то поставит её на место, а лучше намертво прикрутит титановыми болтами и цепями к железобетонной стенке и спустит на самое глубокое дно мирового океана (что ещё тоже не даст стопроцентной гарантии).

И эта красавица (ни за что не поверите!) выбрала архитектурный.

Так что, сами понимаете, мне ничего не оставалось, как пообещать ей, что я приглашу Дэниэла после следующего с ним фотосета в наше студенческое кафе на чашечку кофе. После чего мне с куда большим трудом удалось вытянуть из неё едва не клещами гарантированную клятву, что она, Кэтти и Шэнни будут только наблюдать за нами из самого дальнего угла кафетерия. И ни за что, ни под какими, даже самыми серьёзными предлогами (будь то наводнение, пожар или атака рептилоидов) не сделают ни одной маломальской попытки к нам приблизится и уж тем более заговорить!

В действительности же, я тайно надеялась, что Дэниэл откажется (если он вообще явится во вторник), а моя просьба при этом будет выглядеть лишь лёгким и ненавязчивым предложением, вроде как по ходу дела. Мол, хочешь, не хочешь, я нисколько не настаиваю. Тем более, если у тебя есть девушка, или ты очень занят этим вечером, потому что у тебя намечена встреча с твоими друзьями и… опять же с твоей девушкой…

Да божеж ты мой! Ну, есть у него девушка! Что с того? Как у ТАКОГО парня не может быть девушки? Сэм не подумала об подобном раскладе вещей?

Надо признаться, это были самые странные дни ожидания в моей жизни. Кажется, я пережила сразу несколько видов эмоционального переосмысления своей противоречивой сущности на общем фоне происходившего, происходящего и намечающегося. Про бурные фантазии и разыгравшееся не на шутку воображение лучше вообще промолчу. Хотя сосредоточиться на более важных проблемах более близкой на тот момент реальности было уже как-то сложновато, особенно под прессингом бесчисленных предположений касательно предстоящего развития событий. И не без постоянного участия Сэм, само собой (куда уж без неё?), которая не забывала всё это время «мягко» намекать о нашем с ней уговоре и маячить на горизонте бдительной тенью отца Гамлета.

Слава богу, у меня ещё оставалась моя любимая работа, с помощью которой мне хоть как-то (пусть и временно) удавалось отвлечься от всего этого безобразия и даже более-менее продержаться до пресловутого вторника. К тому же, большая часть связанных с ней проблем никак не могла решиться сама по себе, ещё и без моего прямого вмешательства. Так что всё было вполне себе даже зашибись, начиная с разработки выбранной темы и заканчивая вопросами о нужном реквизите – где достать, у кого поклянчить, а, главное, как успеть всё это собрать и установить в нашей фотостудии до нужного числа.

Хотя на счёт идей я никогда раньше не жаловалась. Просто до сего дня у меня ещё не было ни одной подходящей модели для практических работ с живой натурой, а точнее, Дэниэла. Дэниэла Сесила Бэрлингтона Мэндэлла-младшего, как я узнаю чуть позже, так и не придав никакого значения столь длинной цепочке витиеватых имён и в особенности к окончанию «младший». Да кого вообще в наши дни этим удивишь? И у кого сейчас нету двойного (а иногда и тройного) имени? Я уже молчу о тех отцах, что называют своих сыновей собственными именами.

Джуниор так Джуниор, тоже мне новость…