Читать книгу Анаксанген. Том I. Записки сумасшедшего - [frank_sparral] - Страница 18

Я избил бы того малыша, который однажды правил телом моим, ведь исхудало оно, оно стало дряхлым и немым. Немое Солнце погаснет, как и я, однажды. Только я ему завидую – гореть оно будет подольше; а я вспыхну, словно на секунду, и потом лишь тлен!

Частицы жизни разлетались, будто страницы букв и цифр, и других символов, рисунков, фотографий. Даже кинематограф не передаёт так реальность, как передаёт её автор. А уж страницы эти и вовсе марают свет своими чёрными трещинами.

Хлеб оказался жутко плохим. А потом я перевернул его – плесень. Почувствовал вкус. Ох, это невразумительное отвращение, окрашенное в сладость хлеба; другого куска у меня нет, поэтому пихаю его в рот. А потом…

Блюю.

Блюю.

Блюю…

Вскоре я нашёл в себе силы, чтобы прочесть записи, которые я смог украсть.

Лишь сейчас, в 2009 году я решился по крупицам начать собирать свои прошлые записи и воспоминания, забродившие от столь долгого периода, в котором я решил отдалиться и уйти из «той» жизни, чтобы собраться с силами и начать новую. Меня пугает, правда, что эта подготовка описывалась Тимоти Лири в книге «Психоделический опыт»: мне 60 лет, а в России празднуется год молодёжи… Родился я в 1949 году в одной из глубинок холодной Сибири; город, однако, я не решусь упоминать: мне и без этого стыдно за то, кем я был большую часть своей жизни, но я ясно осознаю, что стыд этот нужно изгонять!.. Теперь мне хочется быть другим.

К сожалению, так получилось в жизни моей сложной, да и у каждого она сложна, однако моя жизнь ещё и сумасбродна, ведь я до сих пор так и не знаю своего настоящего имени… Именно поэтому я решил докопаться до сути через свои записи: от ада решил подняться до святыни (надеюсь, что допишу до того, как мне стукнет 66); бродил я среди красных, голубых и жёлтых – осталось стать зелёным (по Лири) и вперёд.

Я стал уже мостом к сверхчеловеку Ницше, поэтому путь этот не для робких! Всё же я – поэт, а это что-то значит; даже на наших тёмных улицах. Хоть и родился я в СССР, но так я плохо помню все те молодые годы, а описывать их без сомнений жутко… Мне сложно говорить, что творилось на улицах – приличную часть жизни я посвятил то коме, то психушке; хоть есть в этом немного юморка, но жизнь моя была уж больно не сладка.

По рассказам мамы до четырёх лет я рос с отцом, который и воспитанием-то моим вовсе не занимался; из дедушкиных доводов такое: «постоянно он гулял по кабакам, да барам». Думаю, что именно из этого и вытекала его шизофрения, но, к несчастью, плохо я его знаю и вряд ли узнаю когда-то хорошо… Дальше воспитывала мама, но в школу не отправляла – обучался на дому до лет 10-ти. Мать тянула всю семью, хоть я и рос свободным эгоистом; вскоре отца она послала, а я утёк на попечение своей бабули, которая прыгала передо мной, словно лакей. Читал я мало, а учился очень даже хорошо; поступил в Лицей, благо деньжата украшали кошельки моих родных, а после девятнадцати моя жизнь улетела под откос, только я вырвался из семейных лап и уехал в город Б-С.

О войне я очень мало слышал, хотя трубили о нашей победе повсюду: будучи молоденьким я не понимал, что это значит лично для меня, но в дальнейшем, конечно, уяснил, каково значение это имеет для нашего народа. Всё же тема войны меня не задевала, поэтому со временем я полностью смог сосредоточиться лишь на себе и на своём саморазвитии. Когда начал жить один, было поначалу сложно, но деньги родителей всё ещё поддерживали мою тягу к искусству – я увлекался творчеством различных художников, писателей и, собственно, музыкой. Тогда я познакомился сразу с несколькими личностями, которые утонули в собственном уютном кубическом святилище и некоторый период жили творческим кружком, создавая необычное и новое… Жалко, что в те годы нас держало вместе не только общение, но и дешёвые наркотики, которые мы покупали у местных барыг. Со временем мой мозг заклинило, и я потерял этих людей, свою любимую; я потерял родных и близких… Я всё потерял и даже себя, оказавшись в коме (это было в 1975).

Возвращаться к жизни я начал перед самым распадом СССР, а до этого были сплошные скитания по заброшенным тюрьмам и тихим психушкам, где больные даже и хихикнуть не могли. Когда кома отступила, я оказался в одной из таких лечебниц; мне было уже 45 лет. Недалёкий и немолодой я пытался искать себя и тогда, но опять рухнул в стихию самоуничтожения и блядства… Встретил проститутку, с которой поддерживал очаг отношений, но найти себя и друзей я не мог. Первая любовь, что звали Лизой превратилась в навящевую идею – я несчастен, потому что её у меня нет. Мне сильно повезло, и я нашёл работу, – был охранником какое-то время. Проститутку (её имени не помню) задолбали мои постоянные концерты (причём в прямом смысле, я пытался петь, но она сказала, что «ни слуху, ни голосу»). Вскоре она исчезла. Её нашли убитой, а обвиняловки весили на меня, но я смог отвертеться от этих лживых пидорасов! И без того, своей жизни лишился, а лишать других людей никогда не собирался!

И вот, вроде бы конец всей жизни, но я знакомлюсь случайно с молоденькой нимфеткой; и вновь пылает моё сердце, а оно давно уж очерствело и нахмурилось – не ждало оно столь поздно той сырой любви, что вталкивают в головы детишкам из ящика. А она появилась и, словно прекрасная танцовщица, утянула меня в дебри сладкого душистого дурмана.

После скитаний по больничкам я уяснил, что употребление всякого рода химической херни ведёт к гибели очень медленно, однако болезненно; болей я стал меньше бояться, но самоуничижение не давало мне счастья в бытие, поэтому переключился… А тут как раз эта нимфетка окрутила, а она поступить решила в Институт на подготовку специалистов по психологии. Жить ей было негде, а моя фигура её чем-то привлекла, хоть я уже и старый, но молодой душою, да…

Короче, жить мы стали вместе, только платил за всё я один, хоть и зарплата охранника была мизерной, но моих данных никто не знал, а на работу всяких щас берут; на свой возраст, кстати, я не выгляжу пока что, но тело-то не будет спрашивать: мол, подождём, и потом стареть дальше будем?.. Год пролетит за два, а тело уже рухлядью станет, а не тем конём, что двигал скалы… И без пошлостей пока пишу, ведь её скалистые берега мне так нравились, что хер в агонии метался, пока рядом этой сучки не было. Но я не изменял ей, а решила она быть психологом, поэтому и мозг мне так мозолила сильно своей псевдонаукой, что я и без наркоты изрядно погружался в знойные дали этих странных мыслей о том, что есть человек и собственно социум.