Читать книгу Анаксанген. Том I. Записки сумасшедшего - [frank_sparral] - Страница 37

Первый раз я попробовал фен, когда мы сидели с другом-архитектором на крыше какого-то небольшого гаража: моя крыша слетела почти сразу же, а запах этого порошка до сих пор елозит моё сознание. Мы ходили по городу и трепались об архитектуре. «Здесь, – говорил мой друг», после этого он начинал описывать здания и их историю, и красоту, а мне было всё это даже интересно, хотя я никогда подобным не интересовался, да и вообще, честно говоря, не особо любил слушать людей. Здесь же мне и правда нравилось: «Ух ты!» – отвечал ему я, будучи совершенно безграмотным в этой сфере, да и ума-то у меня было немного. Когда мысли исчезали, мы тут же подключали ещё колпачок этой милой массы, которая попадала прямо в наши лёгкие. Так я уверился в том, что фен может изменить мою жизнь к лучшему. Я принимал его почти месяц летом, постоянно общаясь и туся с кем попало, однако потом я решил, что под феном нужно сходить в клуб!

Начало трипа было многообещающим, однако после того, как я зашёл в туалет ещё раз, мои мысли тут же смылись с последними каплями мочи в унитазе. Я поднялся на второй этаж этого унылого клубца и встал недалеко от людей, которые крутили головами и плясали под какой-то незамысловатый хардкор. В эту секунду я начал подозревать, что все эти люди, которые сидели за столиками и находились в недалёкой близости от меня, все они следили за мной и за каждым моим движением. Я понял, что здесь что-то не так. Пытаясь трезво оценить ситуацию, я понял, что эти мысли о паранойе горели лишь в моей голове, которая, вероятно, разбухла от разбодяженного фена. Я пытался повернуться, чтобы увидеть взгляды людей, но понял, что мои глаза не могут двигаться; и я, словно робот, мелкими шажками пошёл в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Там где-то бегала моя бывшая (не Настя, а другая), к ней я сразу и прилип, ощущая себя абсолютно бесполезным материалом.

– Чо эт с тобой? – она посмотрела на меня, а я даже не смог ей ответить, потому что слова застряли где-то в горле. Мне стало страшно, а мой голос пропал внутри где-то, засел так глубоко в моём организме, что я мог лишь дышать, да и то сбивчато. Я испытал самое горькое чувство, встреченное мною в детстве, когда понял, что слишком молчалив для окружающих…

– Ты так мало говоришь, – говорила она, а машины быстро разлетались в нашем сознании и исчезали; я молчал, пытался что-то придумать, а потом понимал, что не в силах:

– Я не знаю. Я такой. Неразговорчивый.

– Хм… Тогда мне тоже нечего сказать, – говорила она, а меня внутреннего убивали, кололи, терзали; я горько ревел где-то внутри, метался в углы, но никак ничего не мог сказать путного:

– Прости.

– Меня просто сильно хуярит! – говорил я бывшей, которая явно не понимала меня. Она, бешенная, бегала туда-сюда, дуясь на меня, а мне только хуже становилось, и я захотел сбежать отсюда, но не мог, думая, что за мной каждый наблюдает в этом злоебучем клубе!

– Что с ним? – подошла неизвестная девушка, оказавшаяся подругой моей бывшей.

– Да он фена обнюхался, – громко заявила бывшая, после чего я сильно раскраснелся, думая, что каждый из зала, где мы находились, слышит подобное заявление. Меня пугали эти мысли, и они давили на меня, на мой череп; мне казалось, что меня здесь каждый ненавидит. Поэтому и я на них злился и начал ненавидеть каждого из них!

«Суки, паскуды, мрази!»

– Ого. Вот это новость! И как, сильно ебашит? – спрашивает меня подруга бывшей. Внешне она не мой формат, но для других она вполне привлекательна.

– В голове нет мыслей, – шёпотом пытаюсь выдавить я изо рта.

– Как это нет мыслей? Ты же что-то сейчас говоришь!

«Но не думаю, пизда!»

– Мне страшно некомфортно. Я не понимаю, выгляжу ли адекватным, – ещё тише говорю я.

– Я тебя плохо слышу! Тут же что-то репетируют! Давай громче!

«Блин, – думаю я, – лучше бы я один сейчас сидел, нежели слушал эту пьяную девку!»

– Я буду молчать… – тихо говорю я и затыкаюсь.

– Как хочешь!

После этих слов мне становится ещё грустнее от себя и своего существа, с которым никто не хочет разговаривать, которого никто не хочет слушать, никто не хочет понимать, никто и знать не хочет!

Ненависть! Ненависть! Ненависть!

– Нахуй ты столько ебашил? – говорит мне друг-барабанщик громко, а рядом кто-то это слушает (две неизвестные девчонки). Я ничего не могу сказать в ответ, ведь палевно; хожу тихо и спокойно, пытаюсь забыться, но не получается. А этот придурок начинает на меня гнать, мол, что я дурак, что нахуярился феном. А мне хуёво от этого! Блять, мне так было хуёво от его слов! От того, что левые чуваки ещё это могут слышать. Сука!.. И я просто онемел всем телом.

– Надо его с собой брать! – кричит барабанистый другому парню, а я тихо пытаюсь сказать:

– Нет, я домой поеду.

– Какой тебе дом? С нами нужно ехать!

Я не могу ничего путного ответить, и меня садят в такси вместе с другими наркоманами; мы едем на квартиру. Мы приезжаем, заходим.

– Так, давайте его раскуривать!

И меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Я сижу. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Из меня вылазит какой-то смех, похожий больше на писк.

– Ха-ха, ну он и смеётся! – кто-то произносит это, забывая, что сам выглядит как дурак. Я смеюсь громче, но внутри всё колотится и мечет. Мне однозначно плохо.

Так продолжается всю ночь, а под утро я съябываю, лишь бы больше не слышать чужого хохота; стою на остановке, еду в автобусе, нагружаю себя. Еду домой грустный, матеря всю планету. Дома есть ещё пакетик со скоростью, но я не решаюсь долбить. Вечером приезжает Катя, и мой нос сразу же окунается в этот порошок. Я грустный, однако, Катя приходит и говорит. Говорит много, весело, мне нравится. Она нюхает, и говорит ещё больше. Я смеюсь. Потом ржу, а потом просто не могу остановиться. Нюхаю больше. Ещё, ещё!.. Весь вечер! Потом мы общаемся ещё больше. Я смеюсь. Я много смеюсь. Я очень много смеюсь.

А где-то через неделю она переезжает ко мне, как говорит, на неделю. Мы удалбливаемся, пьём пиво, а потом ссоримся, хотя она продолжает жить у меня гораздо больше.