Читать книгу Анаксанген. Том I. Записки сумасшедшего - [frank_sparral] - Страница 56

– Какого, блять, хрена? Какого, сука, хрена ты это сделал? – кричал я в сторону своего друга, пока мы быстро бежали по заснеженной улице в сторону дома, где сегодня упарывались.

– Что я сделал, придурок? Всё же нормально получилось. Он нас не видел! – мой друг остановился и начал тяжело дышать, осматриваясь по сторонам, а потом посмотрел назад: – Вроде никого нет. Значит всё нормально!

В этот момент он громко засмеялся и упал спиной на снег. Я не мог понять, что здесь смешного – моё тело, мои руки и ноги сильно дрожали, а сердце, казалось, могло взорваться через секунду. Мне было очень страшно, и я не знал, чего я боюсь: нашей скорой гибели или же того, что моему другу на это насрать!

Я медленно повернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда мы бежали. Колея следов вела прямо к нам, и я крикнул:

– Достал! Давай хоть уберёмся с дороги! Нас могут поймать, выследить!

– Это ты достал! Там никого не было! Он был один! Теперь он лежит, и поднимется не скоро.

– Ты его убил, долбоёб?! Какого хуя вообще это произошло? – я побежал в сторону друга и начал мутузить его по морде. Он меня резко откинул, и я ударился о машину, которая громко запиликала.

Мы опять побежали.

– Ты начинаешь меня слушать, когда уже всё плохо! Какого хрена? Мы же договаривались с тобой, сука! – моё горло начало хрипеть, а ноги устали. Ещё немного и я просто бы упал на этот ебучий снег. Я не хотел смотреть в сторону своего друга – я его ненавидел! Я не понимал, почему он постоянно подставляет меня и себя. Это не стоит того, чтобы нас поймали и посадили в тюрьму! Он же так не думал…

Ближе к калитке дома наш бег превратился в медленную прогулку, а дыхание перестало беспокоить местных собак, которые лаяли за толстыми заборами своих частных домов. На улице стало гораздо приятней, а ветер стих. На самом деле, погода была тёплой: всего минус восемь градусов, но я не беспокоился о том, что могу замёрзнуть или простыть, я весь взмок и начал беспокоиться о том человеке.

– А вдруг он жив? Он же может замёрзнуть?!

– Ты идиот? А с чего бы он мог умереть-то? Я его ударил не сильно! С ним всё будет нормально.

– Я видел кровь! Чья это была кровь?

– Я не знаю. Тебе показалось, идиот. Не придумывай всякую ерунду! Теперь ты меня, блять, раздражать начал…

Я не знал, что можно ответить, да и нужно ли было что-то говорить по этому поводу. Но я же видел кровь? Или нет… Я уже и сам нихрена не мог понять!

– Мы должны утром сходить туда!

– Ты дурак совсем, блять, что ли? Хули там утром-то делать? Не будет ли странным то, что два городских парня в сраной деревушке придут посмотреть на полудохлого алкаша?

– Откуда ты знаешь, что он алкаш? И почему он был недавно жив, а сейчас уже стал полудохлым? Что за хуйня с тобой твориться?

– Со мной творится? Да это ты охуел совсем! Заставлял меня переспать с этой Лизой – это же блять картина!!! а потом ещё и мозги мне с этим проебал! Вы меня заебали уже с этой Лизой… Я что, должен дрочить на картину в то время, пока ты упоротый на неё смотришь? Да ты совсем охуел!!!

– Сейчас дело не в ней, а в тебе и в том парне! – крикнул я в его сторону и ударил его по затылку ладонью.

– Ты уже хуйню творишь, мразь! – он остановился и начал глубоко дышать. Я остановился тоже, а он подбежал и замахнулся. Я же, испугавшись, быстро пригнулся, а он заржал: – Трус ебаный! Давай не будем это обсуждать пока мы под маркой! Может быть, нам всё это мерещится?! Не нужно идти туда, пока нас не отпустит, дегенерат ебаный!

С этим я согласился, и мы зашли за калитку в ограду. Рядом с домом никого не было видно, зато в доме шёл гул веселья, который не прекращался уже вторые сутки. Эта была дача одного из наших знакомых, чьего имени и фамилии, да и лица мы уже не в состоянии были вспомнить. Мысли о Кате постепенно утихли и забились всеми этими солями, дымом и жёсткими приходами и отходами, которые иногда выворачивали мою душу наизнанку. Мой друг тоже постоянно жаловался, что пора бросать, однако постоянно не выдерживал и уже через пару деньков, побыв «чистым» бежал ко мне и забивал своё, да и моё сознание всякой дурью.

– Давай договоримся о том, что мы просто гуляли рядом с домом! – сказал я другу.

– Я не дурак же! Я знаю, что говорить. Отъебись уже от меня, блять нахуй…

– Ты дурак, блять! Ты ещё тот дурак, сука! Ты видел, что ты сделал, или твои глаза затуманило опять? Ты ёбаный псих!

– Сам ты псих, блять! Пойдём. Теперь это уже не наша проблема.

Когда мы открыли дверь, поток серого дыма вбил в наши головы какие-то свои правила, одно из которых – непонимание того, что происходит. Людей, казалось, здесь была сотня, они везде толпились, мешая нам идти куда-то, хотя мы и сами не знали, куда шли. Мой друг затерялся где-то в толпе, а я заметил на столе огромную гору розового порошочка, который так и манил меня своими узорами, переливающимися на свету. Через минут десять после приёма я уже бежал с криками о том, чтобы музыку включили погромче, успевая выкрикивать имя своего друга. Он тут же оказался рядом, и мы начали с усердием отплясывать под какую-то попсовую хуйню, нам на всё было насрать! Мы были богами в тот момент! Он, конечно, каждые пять минут бегал к трубке, через которую высасывал какие-то отравленные отходы. Но потом он возвращался, чтобы показать всем, кто тут самый ебанутый.

Танцы продолжались всю ночь, а утром заиграла какая-то уж очень тихая и спокойная музыка. Я услышал её на втором этаже, проснувшись в какой-то куче незнакомых мне голых тёлок. Я спустился вниз, чтобы поглядеть, где откинулся мой друг: он сидел недалеко от огромной колонки, слушая музыку. Я присел рядом и застыл. Музыка медленно раскрывала свои прелести, а за окном ветер гонялся за снежинками, которые завалили всю дорогу до нашего дома. Наших следов уже не было видно.

– Как ты думаешь, он жив? – я посмотрел на закрытые веки друга, которые иногда вздрагивали от звуков, они неслись из колонок. Он не стал ничего говорить, а музыка становилась громче и тяжелее. Ветер на улице ударял уже сильнее по стёклам дома, а что-то похожее на мескалин начало ударять по стенкам нашего сознания. Всё вокруг нас преобразилось, а мысли перестали существовать внутри нас, выбравшись наружу. Я закрыл глаза и погрузился в хаос собственных точек и мушек, которые закручивались подобно тем снежинкам на ветру, и рисовали мне что-то из прошлого или будущего.

– Помнишь: главное, чтобы у одного из нас появились деньги. Тогда на остальное будет похуй?!

– Зачем ты об этом сейчас решил вспомнить? – я открыл глаза и увидел напротив меня, сидящего на стуле друга. Он очень широко улыбался, а за окном всё так же шёл этот проклятый снег.

– Тебя шибануло, я надеюсь? Ты послушай! Если и это не посчитают охуенным, то я всех их в рот ебал!

/в этот момент следует включить eugene kush – that i

Сначала я вообще не заметил, что есть какая-то музыка, однако она настолько тонко вошла в моё сознание, бессознательное, внутрь; короче, от неожиданности я не понял, музыка ли это или же наркотики так сильно ударяют по реальности.

Это же написал человек! Разве можно кому-то устоять и не восхититься тем, что сейчас звучало вокруг нас, в этой комнате… Только дураки бы не обратили на такую музыку внимания.

– Может быть, они все дураки?

– И ты тоже дурак, блять! Заткнись и слушай!

Действительно. Когда я слышал это, мне казалось, что я дурак. Звуки плавно вливались в меня и в моё тело, которое иногда вздрагивало от всех неизвестностей и неожиданностей мелодии, атмосферы, которая вытаскивала мои потроха наружу, выбрасывая лишнее, оставляя лишь мои глаза и мою душу. Передо мной пролетали все моменты, когда я ошибся или сделал то, о чём жалею до сих пор. И я понял лишь то, что эти моменты не имеют ровным счётом никакого значения, пока я сижу здесь, в этой комнате, окружённый этими звуками, которые и музыкой назвать-то сложно… Это что-то неестественное и природа сама не смогла бы создать такое. Совершенная природа не смогла бы создать такую несовершенную, но отчасти божественную музыку. Так чего же ждать от нас, от простых людишек? Когда гениальность давит своей улыбкой откуда-то сверху, становится не по себе. Их взгляд мучителен и бессовестен! А чего вы от нас-то хотите? Мы же словно дети в этих иллюзиях своего восприятия, которые нихера не понимают, но слышат эти чудеса, эти звуки; они растворяют тело и тянут его куда-то вверх. И только тогда чувствуется что-то величественное и гуманное. Только тогда приходит понимание, что они не издевались над нами, они издевались над собой, чтобы создать такое. Это не смог бы написать обычный человек со своими обычными проблемками, или человек, счастье которого пёрло бы из всех его незакрытых щелей; да будь у него обычные проблемы, что вы, думаете он смотрит на них обычным взглядом? Вряд ли. Он смотрит на всё это как-то по-другому. Он учился этому или его жизнь так грохнула? Мне иногда кажется, что такое сможет написать лишь человек несчастный, счастье которого так же недостижимо, как и наше понимание этого мира. Сколько бы слов я ни старался запихать в эту сраную книжонку, я никогда не смогу вам поведать всё то, что хотелось бы вам поведать. Я никогда не смогу рассказать вам всего того, чего хотелось бы рассказать вам. А стоит ли искать во всём этом смысл? И сколько нужно слов, чтобы передать эти чувства и мысли? Мне кажется, считать их бессмысленно, как и бессмысленно искать что-то разумное в мыслях такого придурка как я. Я ведь свихнулся, ребята. А вы свихнулись ли, чтобы понимать такое?

– Какого хрена ты там делаешь? Ты всё послушал?

– Кажется, я уснул.

– Ты совсем что ли дегенерат? Пошёл-ка ты на хуй! – он дёрнул ногой за стул, и я чуть не упал, завопив:

– Знаешь, что меня сейчас заботит больше, чем твоя сраная музыка? Меня заботит тот человек, который вчера валялся на снегу, а кровь текла из его башки!

– И как же ты всё успел разглядеть, если в это время был где-то в жопе, сраный трус?

– Я подходил к вам, пока вы о чём-то болтали. Что ты ему говорил вообще?

– Да какая нахрен разница, если он сейчас сдох или лежит где-нибудь в больнице. Туда мы не сунемся! Нас поймают же нахрен!

– И я ещё трус? Это ты ебаный сыкун! – и я опять набросился на него, чтобы поддать, как следует. К сожалению, я успел лишь дать ему хорошего пинка под зад, а потом нас остановили. Однако рука друга сумела долететь до моего живота, и я начал задыхаться.

– Эй, чо тут происходит! Выключайте это говно, и включите нормального музла. Там порошок! – он указал налево мне. – Там травка! – говорил он другу, показывая направо. – А теперь успокойтесь и продолжим веселье! Сегодня последний день остался! Кстати, недалеко от нас нашли какого-то мужика. Его отвезли в больницу, поэтому давайте-ка не будем бродить по улице сегодня!

– Понял, придурок? – сказал мне друг и пошёл к своей любимой травке.

И я ещё остался придурком. Чёрт. Как же меня достала эта жопа. Моя крыша слетает уже. И всем на это насрать…

Как же там Катя?..