Читать книгу Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис-Элиза Ходжсон Бёрнетт - Страница 17

В то утро дел у них было так много, что Мэри опоздала к обеду, а потом так торопилась назад в сад, что только в последнюю минуту вспомнила о Колине.

– Передай Колину, что я к нему не успела, – попросила она Марту. – Мне надо в сад.

Марта перепугалась.

– Ой, мисс Мэри! – воскликнула она. – Он рассердится, если я ему так скажу.

Но Мэри, в отличие от остальных, Колина не боялась, к тому же она не привыкла жертвовать собой.

– Не могу я остаться, – отвечала она. – Дикон меня ждёт.

И она убежала.

Вторая половина дня прошла ещё приятнее. Мэри и Дикон пропололи большую часть сада, окопали и подрезали чуть не все розы и деревья. Дикон принёс с собой лопату и показал Мэри, как пользоваться садовыми инструментами. К вечеру стало ясно, что, хотя эти восхитительные заросли никогда не превратятся в образцовый сад, о котором мечтают садовники, цветов в нём весной будет на диво.

– Над головой у нас зацветут яблони и вишни, – говорил Дикон, работая изо всех сил, – по стенам – сливы и персики, а трава вся будет покрыта цветами.

Ворон и лисёнок тоже не дремали, а малиновка мелькала по саду, словно крошечная молния. Уголёк иногда взмахивал своими чёрными крыльями и взмывал над вершинами деревьев, растущих в парке. Но потом возвращался, приземлялся неподалёку от Дикона и хрипло каркал, словно повествуя о своих приключениях. Дикон разговаривал с ним так же приветливо, как с малиновкой. Раз, когда Дикон был слишком поглощён делом и ответил не сразу, Уголёк взлетел ему на плечо и дёрнул за ухо своим огромным клювом.

Когда Мэри уставала, Дикон присаживался с ней вместе под дерево. Однажды он вынул из кармана свирель и тихонько заиграл на ней какой-то странный простой мотив. На стене тотчас появились две белочки – они глядели на него и слушали.

– А ты окрепла, – сказал Дикон, глядя, как Мэри копает. – И вид у тебя, право слово, совсем другой.

От работы и хорошего настроения Мэри вся раскраснелась.

– Я с каждым днём всё полнею, – сказала она с гордостью. – Миссис Медлок мне уже новую одежду приглядывает, побольше размером. А Марта говорит, что у меня и волосы стали лучше расти. Они уже не такие прямые и тусклые.

Солнце клонилось к закату, его золотые лучи ложились косо под деревья, когда Мэри и Дикон собрались по домам.

– Завтра будет ясно, – сказал Дикон. – С восходом я уже буду тут.

– И я тоже, – откликнулась Мэри.

Домой она бежала со всех ног. Ей хотелось рассказать Колину о лисёнке и вороне и о том, что творила вокруг весна. Ему это будет интересно, она не сомневалась. Вот почему настроение у неё упало, когда, распахнув дверь своей комнаты, она увидела, что Марта поджидает её с мрачным лицом.

– В чём дело? – спросила она. – Что Колин сказал, когда ты ему передала, что я не могу прийти?

– Ох, уж лучше бы ты к нему зашла, – вздохнула Марта. – Он опять чуть не зашёлся. Чего мы только не делали, чтобы его успокоить! Он целый день прямо глаз с часов не сводил.

Мэри плотно сжала губы. Она не привыкла думать о других и этим очень походила на Колина. Как, подумала она, этот вредный мальчишка хочет лишить её любимого занятия?! Она не знала, что можно только жалеть тех, кто болен и не владеет собой, кто не умеет взять себя в руки, чтобы не причинять другим боли. Когда, бывало, в Индии у неё самой болела голова, она вела себя так, что доводила до головной боли и всех окружающих. И при этом считала, что имеет на это право. Ну а сейчас она считала, что Колин не прав.

Войдя в комнату, она не увидела Колина на диване. Он лежал в постели и не повернул головы, когда она переступила порог. Начало было малообещающим. Мэри напряглась и шагнула к его кровати.

– Ты почему не встал? – спросила она.

– Я утром встал, когда думал, что ты придёшь, – отвечал Колин, не глядя на неё. – Но днём велел снова уложить меня в постель. У меня спина разболелась и голова, я устал. Ты почему не пришла?

– В саду работала, с Диконом, – сказала Мэри.

Колин нахмурился и снизошёл до того, чтобы взглянуть на неё.

– Я не позволю ему приходить, если ты будешь к нему убегать, вместо того чтобы играть со мной, – заявил он.

Мэри пришла в ярость. В таких случаях она не поднимала крика. А просто сжимала зубы и упрямо стояла на своём, не считаясь ни с кем и ни с чем.

– Если ты Дикона отошлёшь, я больше никогда в эту комнату не приду, – заявила она.

– Придёшь, если я захочу.

– Ни за что! – сказала Мэри.

– Я тебя заставлю! Тебя сюда силой приволокут!

– Ах вот как, господин раджа? – с ненавистью отвечала Мэри. – Может, и приволокут, но заставить говорить не смогут. Буду сидеть и молчать, ни слова тебе не скажу. Даже смотреть на тебя не стану. Буду глядеть себе под ноги!

Оба с ненавистью смотрели друг на друга. Милая это была парочка! Будь они уличными мальчишками, они бы подрались. Но драка была исключена, и они дали волю словам.

– Только о себе и думаешь! – выкрикнул Колин.

– А ты? Эгоисты всегда так говорят. Если кто-то не делает, как они хотят, они того называют эгоистом. Вот ты действительно только о себе и думаешь! Другого такого эгоиста я в жизни не видывала!

– Ну нет! Твой Дикон ещё больше эгоист! Заставляет тебя копаться в грязи, а ведь знает, что я тут лежу совсем один! Вот кто эгоист, если хочешь знать!

Глаза у Мэри вспыхнули.

– Он лучше всех! – закричала она. – Я такого другого не знаю. Он настоящий… ангел!

Может, глупо было так говорить, но ей уже было всё равно.

– Ничего себе ангел! – фыркнул Колин с издёвкой. – Обычная деревенщина!

– Он лучше, чем всякие там раджи! В тысячу раз лучше!

Так как Мэри была сильнее, чем Колин, победа стала склоняться в её сторону. Ведь Колин до сих пор имел дело только со слугами; пожалуй, ему было даже полезно, что Мэри ему не уступала, хотя ни он сам, ни Мэри об этом не догадывались. Он отвернулся, не поднимая головы с подушки, и зажмурил глаза, из-под его ресниц показалась крупная слеза и поползла по щеке. Ему стало жалко себя – но только себя одного!

– Я не такой эгоист, как ты, ведь я всегда болею. У меня уже горб растёт, я знаю! – сказал он. – И потом, я скоро умру.

– Не умрёшь! – возразила Мэри без всякого сочувствия.

От негодования он широко открыл глаза. Так с ним ещё никто не говорил. Он рассердился, но и обрадовался немножко, как ни трудно себе это представить.

– Не умру?! – повторил он. – Нет, умру! Ты же знаешь, что умру! Все так говорят.

– А я не верю! – стояла на своём Мэри. – Ты просто так говоришь, чтобы тебя пожалели. Ты же этим гордишься! Не верю я тебе! Будь ты хорошим, может, и поверила бы, но ты слишком противный!

Колин так и подскочил на кровати – он совсем забыл о своей спине.

– Убирайся! – завопил он и, схватив подушку, швырнул в Мэри. Сил у него было немного – подушка не долетела и шлёпнулась у её ног. Мэри рассвирепела.

– Я ухожу, – заявила она. – И больше не приду!

Она пересекла комнату, но, подойдя к двери, обернулась.

– Я тебе столько всего интересного хотела рассказать. Дикон привёл с собой ворона и лисёнка – я хотела тебе про них всё-всё рассказать. А теперь ни слова не скажу!

Она шагнула через порог и захлопнула за собой дверь, и тут, к немалому своему удивлению, увидела сиделку, которая, судя по всему, подслушивала. Но ещё больше поразило Мэри то, что сиделка при этом смеялась. Это была статная молодая особа, которой вовсе не следовало идти в сиделки: больных она не жаловала и вечно выдумывала какой-нибудь предлог, чтобы оставить Колина на Марту или ещё на кого-нибудь, кто соглашался посидеть с ним вместо неё. Мэри её недолюбливала. Она остановилась и устремила взор на сиделку, которая хихикала, прикрыв рот носовым платком.

– Над чем это вы смеётесь? – спросила Мэри.

– Да над вами обоими, – отвечала сиделка. – Надо же, всё ж таки нашлась и на него управа! Ты, правда, избалована не меньше, чем он, но лучшего для этого барчука не придумаешь! – И она снова засмеялась, уткнувшись в платок. – Будь у него сестра с таким же норовом, как у него, это его бы спасло!

– Скажите, а он умрёт?

– Не знаю и знать не желаю, – отвечала сиделка. – Дурной нрав и истерия – вот чем он болен!

– А что такое истерия? – спросила Мэри.

– Сама увидишь, если с ним случится сейчас припадок. Только на этот раз хоть будет из-за чего!

Мэри вернулась к себе. Настроение у неё было уже совсем другое, чем когда она вернулась из сада. Она досадовала и сердилась, но жалости к Колину не испытывала. Ей так хотелось ему обо всём рассказать! Она-то гадала, можно ли ему доверить тайну. И уже было решила, что можно. Но теперь передумала. Ничего-то она ему не скажет, пусть себе лежит в своей душной комнате и умирает, если ему нравится! Так ему и надо! Она была до того не в духе, что на время совсем позабыла и о Диконе, и о зелёном тумане, гуляющем по всему миру, и о тёплом ветре с вересковой пустоши.

Марта её поджидала. Озабоченность на её лице уступила место любопытству. На столе стоял деревянный ящик со снятой крышкой, в котором виднелись аккуратно завёрнутые пакеты.

– Это тебе мистер Крейвен прислал, – сообщила Марта. – Там будто книжки с картинками.

Мэри вспомнила, что в тот день, когда мистер Крейвен вызвал её, он спросил: «Может быть, тебе что-нибудь нужно? Игрушки… куклы… книги?»

Она стала разворачивать бумагу. А вдруг там кукла? Что она будет с ней делать? Но там была не кукла. В ящике лежало несколько великолепных, как у Колина, книг со множеством иллюстраций. Две из них были о садах. Ещё мистер Крейвен прислал ей несколько игр и маленький изящный бювар с золотой монограммой, золотым пером и чернильницей.

Подарки были такие чудесные, что понемногу гнев её начал проходить. Она не ожидала, что мистер Крейвен вспомнит о ней, и на сердце у неё стало теплее.

– Я уже неплохо пишу, – сказала она. – Прежде всего я напишу этим пером письмо мистеру Крейвену и поблагодарю его.

Если б она не поссорилась с Колином, она тут же побежала бы к нему показать подарки. Они бы стали разглядывать иллюстрации и почитали бы про сады, а потом, вероятно, стали бы играть в присланные игры, и он бы так увлёкся, что и думать бы забыл о смерти или о том, растёт у него горб или нет. Он вечно трогал спину, чтобы проверить, чем очень сердил Мэри. Ей тоже становилось страшно – видно, передавалось от него. Он говорил, что если нащупает хоть малейшую выпуклость, то сразу поймёт: это горб начал расти. Однажды он услышал, как миссис Медлок шептала что-то сиделке, и с тех пор не мог избавиться от этой мысли. Миссис Медлок говорила, что у его отца позвоночник искривлён ещё с детства. Он никому, кроме Мэри, не признавался, что его «припадки» (так их все называли) вызваны скрытым паническим страхом. Когда он сказал об этом Мэри, ей стало его жаль.

«Когда он устаёт или расстроен, он всегда вспоминает про горб, – думала она. – А сегодня он был очень расстроен. Он, верно, целый день думал про горб».

Она застыла на месте, глядя в раздумье на ковёр.

– Я ему сказала, что никогда не вернусь. – Она заколебалась и нахмурила брови. – Но, может быть… может быть, всё же утром зайду узнать… не хочет ли он поговорить со мной… утром. Возможно, он снова швырнёт в меня подушкой, но… всё же я… пожалуй… пойду.