Читать книгу Ангелов не выбирают - Галина Барышникова - Страница 20

Георгия Магиашвили Романцев принял сразу. Этот первокурсник с умными глазами на настороженном узком лице понравился ему своей неторопливой сдержанностью. Георгий был 18-ти летним очкариком с узкими плечами, в модной джинсовой одежде, и при этом не по-грузински застенчивым. В общежитии он щедро угощал голодных студентов, Саша тогда впервые попробовал чурчхелу, вяленую хурму, долму…

Мама Георгия жила в Тбилиси и часто приезжала навещать сына, а уж посылки приходили и почтой, и с попутными поездами, и с многочисленными родственниками, которые с удовольствием приезжали погостить в Москву. За ящик мандарин комендант общежития закрывал глаза на веселых гостей, которым стелили матрасы прямо на полу, и вечерами на том или ином этаже звучали солнечные грузинские песни, а то и густое многоголосье, и вино лилось рекою. Романцев тогда научился произносить грузинские тосты и в отличии от молчаливого Георгия, был душой компании.

Пылкий и необузданный Саша Романцев был старше на девять лет, он имел уже опыт истфака МГУ и вот теперь выходил на диплом в МИФИ. Они встретились на шахматном турнире. Магиашвили вел партию со значительным преимуществом. Уверенный в своей победе, он расслабился и получил от Романцева обидный мат. Георгий, посидев немного над партией, кротко улыбнулся и сказал на латыни:

– Suum cuique.

– Да, каждому свое… – Усмехнулся Саша. Он был опытный КВН-щик, веселый и находчивый, и больше всего ценил интеллект и смекалку. – Каждому свое… Я люблю этот классический принцип справедливости… Но…. – Он вскинул свои бархатные серые глаза из-под густых нахлобученных бровей и наткнулся на спокойный карий взгляд под овальными стеклами очков. – Но не люблю – Jedem das Seine.

– Я тоже не сторонник Третьего Рейха.

Это было состязание в эрудиции и остроумии.

– О! Врата смерти… Бухенвальд….

– Кстати, по поводу Бухенвальда… – Георгий улыбнулся одними глазами. – Мне вчера пришла посылка из Грузии…

– И? – Вскинул брови Романцев.

– Милости просим на вечернюю баранину!

– Впечатляет! Но вам, молодой человек, все равно – мат! Я – неподкупен!

– А я – не потопляем!

Георгий сказал это, не отводя взгляда.

Романцеву это понравилось. В парне чувствовался характер. Он протянул руку.

– Ничья! – По-барски решил АП.

– И все-таки – мат. – Поправил его Георгий.

– Я о нашем словесном раунде, – Саша встал из-за стола. – Вечером приду. В какой комнате живешь?

– В тридцать седьмой.

– Когда?

– В девять.

– Буду в девять.

* * *

Кто бы мог знать тогда, что в будущем они станут не только друзьями, но и компаньонами. Саша везде за собой, как нитку за иголкой, таскал Магиашвили. Только однажды они столкнулись лбами. А было это так. Саша Романцев уже работал на телевидении, куда иногда приглашал Георгия. Он готовил ему место, и всякий раз, когда в студии возникал аврал, – брал «своего студента», как он его называл, и на телевидении постепенно привыкали к гордому грузинскому профилю. Чуть позже, после института, Гога плавно перетечет в руки своего наставника. Они будут создавать свою передачу, но пока участвовали в чужих проектах, и вот однажды…

* * *

Однажды АП пригласили снимать новогодний КВН двух Вузов: иняза и родного МИФИ. Романцев взял Георгия, аппаратуру и отправился в родные пенаты. Команду переводчиков возглавляла рыжеволосая роскошная девчонка – пятикурсница.

– Смотри какая кукла! – Георгий первым обратил на нее внимание.

– Так подойди! – Романцев был сосредоточен на работе. – После съемок!

– Да нет…

– Старуха, да?

– Нет. Подумаешь, два года… или три. – Пригляделся он к красавице.

– Так не дрейфь! – Саша схватил камеру и оставил друга одного.

После съемок был банкет, АП, толкнул локтем Георгия.

– У тебя в комнате что-нибудь осталось от посылки?

– Чача.

– Не годится. А еще?

– Чурчхела завалялась.

– Идет! Дуй наверх и тащи сюда.

– Зачем?

– Познакомиться хочешь?

Георгий замялся.

– Да что ты, как пареный желудь. Смотри, как это делается…

И Романцев пошел на штурм. Был он в хорошей форме, занимался рукопашным боем, высок и строен, длинные русые волосы ложились на широкие плечи мягкой волной, волевой раздвоенный подбородок украшала открытая улыбка, серые глаза лучились из-под густых бровей. Добрый молодец, да и только!

«Мирей Матье, «Шербургские зонтики»… Белый танец!» – С чувством объявил конферансье.

– Разрешите?

Девушка обернулась и улыбнулась Александру.

– Вы – мне?

– Вам.

– Но объявлен белый танец…

– И?

– И девушка приглашает первой.

– И? – Романцев погрузился в ее зеленые, по-восточному вздернутые к вискам глаза.

– И… я приглашаю вас.

Зазвучал чарующий голос Мирей Матье, и они закружились по просторной зале, мимо жующих студентов, удивленных преподавателей, мимо нарядной елки и растерянного Георгия с чурчхелами в руках.

Девушка смеялась, запрокинув голову, и Саша любовался ее белыми маленькими зубками, ее полными губами и роскошными длинными огненными волосами. Она нарочно встряхивала головой, и воздушные локоны искрились, рассыпаясь по плечам, дурманили, игриво касались его лица и рук, крепко обнимающих талию девушки. Глаза она закрывала и неслась в вихре музыки, доверив себя ему.

– Перевести о чем она поет, можете? – скорее повелел, чем попросил Романцев.

– О, нет, неужели вы не знаете этих прекрасных строчек? Ах, вас этому не учат! – Игриво засмеялась девушка и запела вместе с Матье:

Романцева охватила дрожь. Он вдруг почувствовал, что никакому Георгию, и никому другому больше не позволит так вот крепко, по-хозяйски, вести ее в танце… Да что там в танце, по жизни! Кружить ее может только он! И Александр закружил, закружил ее так, что все слилось в едином цветном вихре, все исчезло в едином порыве вспыхнувшего чувства. А она хохотала под его руками, быстро-быстро перебирая ножками и цитировала великую сказку Андерсена: «Ах, кружите меня, кружите!»

* * *

Музыка стихла. А они все кружились и кружились. А потом вместе, за руку, подошли к стенке, которую подпирал бледный Гога. Саша подмигнул ему:

– Позволь… – Он выхватил из его рук пучок чурчхел, торопливо завернутых в листочек в клетку с формулами и синусоидами.

А вокруг все смеялись, жюри КВНа шумно открывали бутылки с шампанским: «С наступающим Новым годом! С 1990-м!».

Неожиданно для себя, Романцев бухнулся на колени перед рыжеволосой феей, как букет, протягивая ей пучок тугих, налитых густым виноградным соком, ореховых чурчхел:

– Девушка, будьте моей женой!

– А вы хоть имя мое знаете? – Смеясь, проговорила она.

– Вот и познакомимся…

Девушка приняла чурчхелы и, улыбаясь, обернулась к своим подругам:

– Оксана, Ольга! Наш режиссер делает мне предложение! Как вам? А ведь- только один танец!

– А! – Поднялся с колен Романцев, – вас тут всех на «О» зовут. Тогда вы – О – о – о… Олеся? Оливия? Офелия?

– Не мучайтесь, я – на «А». Алла – Она протянула крупную точеную руку.

– А я – тоже на «А» – Александр.

– Вот и познакомились.

– Все! Можно жениться!

– Какой вы прыткий, однако!

– Вы так иронизируете, что можно подумать, тут очередь с предложениями стоит.

Алла резко отдернула руку:

– Вот и стоит! А вам – на выход! – Она развернулась, тряхнула колдовскими кудрями, и, покачивая бедрами, пошла к столу за бокалом шампанского. В руках она несла чурчхелы Георгия.

* * *

На следующий день Романцев пришел в Институт иностранных языков, и в столовой высмотрел оранжевую Аллу.

– О! Женишок пожаловал!

Романцев взял ее за руку, девушка руки не отняла. Он потянул ее к выходу.

– Куда? Куда мы идем? – С наигранным возмущением спросила Алла. Ей нравился этот настойчивый парень. К тому же профессия эффектная – режиссер телевидения! Вон как вчера кружил ее на глазах у двух институтов, подруги обзавидовались!

– Мы? – У Романцева сердце забилось. – Мы пойдем вместе, Алла. Отныне и во веки веков…

– Ой ли?

– Вот тебе и «ой ли»! Пойдем!

– Куда? – Она смеялась, но не сопротивлялась. И Романцев почувствовал это. «Моя! – Сказал он себе, – Моя!»

* * *

Он водил ее до самого вечера по морозной предновогодней Москве. Было весело кружится под зависающими в хрустальном небе снежинками, которые спешили одеть этих двоих чудаков в белое подвенечное.

– Алка, смотри, так ты у меня – уже готовая невеста!

– Тоже мне, думаешь уговорил, да?

– А я – упрямый, знаешь?

– Знаю!

– И у меня все – навсегда?

– И сколько таких «навсегда» уже в коллекции?

– Обижаешь! Я за юбками не волочусь!

– Что, такой же скромник, как и твой грузин?

– Какой грузин? А, Георгий? Не-ет! Был бы такой же, до сих пор бы у стенки стоял.

– Думаешь, я не видела, как он смотрел на меня?

– Ну, и смотрел, ну и что? На то и глаза мужику, чтобы смотреть на красавиц!

– Да? А как насчет верности?

– Мы – Рязанские! – Гордо ответил Романцев, – мы создаем семью на всю жизнь.

– Лебеди, значит?

– Выходит, что лебеди. А может, быть, волки? Они тоже на всю жизнь…

Алла внимательно посмотрела на этого смешного заснеженного мужчину, совсем ручного в ее руках, и такого цельного, такого сильного.

– А сегодня Рождест… – Только и успела вымолвить она. Саша притянул ее к себе и крепко поцеловал.

– …во – выдохнула она, когда он ее отпустил. Сердце девушки билось, как у пойманной птицы, и взволнованное дыхание сметало снежинки с воротника шубы.

А когда он опять обнял ее за талию, глаза ее потеплели, она улыбнулась и стала ловить густой снег горячими губами.

– Нет, красавица, у нас Рождество седьмого января будет…

– А у нас мама сегодня стол накрывает. Всегда.

– Так ты что – полячка, что ли?

– Не-ет! – Засмеялась она, – Мы долго в Германии жили, потом в Швеции, в Ирландии…

– Эко тебя угораздило!

– Да не меня, папу. Он у меня – дипломат. Вот и поездили…

– Ах, так вы у меня – «вип – персона»! Европейская мамзель? – И не дав ей опомниться, он опять прижался к ее сочным губам.

– Рождество, говоришь… Может махнем ко мне в общагу. У Магоги винца нацедим?

– В общежитие? Нет. В общежитие я не поеду… – Алла задумалась. – А может поедем к нам, а? Мама пирог испекла…

– Ну, поехали! По любому – руки просить.

* * *

Георгий встретил друга хмурым взглядом.

– «Гомарджоби»! Не сердись, Жорик! – Протянул руку Романцев для приветствия. Тот руку не принял.

– Ну, как хочешь, дружище!

– А это по-дружески, да? – Всегда сдержанный Георгий метал молнии, его трясло так, что он уронил очки. – Честно, да?

– Гога! Я предложил тебе подойти, ты подошел? – Саша прямо смотрел на друга, он чувствовал за собой правду. – Ты подошел к девушке? Ты пригласил ее на танец? Ты объяснился ей в любви?

Георгий вытер вспотевший лоб дрожащей рукой.

– Нет.

– Так какое ты право имеешь меня обвинять? Я что, невесту у тебя увел?

– Мне понравилась девушка. Может быть впервые, понимаешь?

– А что ты сделал, чтобы завоевать ее?

Георгий стоял бледный и растерянный.

– Ты только увидел ее! И все! Мало ли, на кого ты посмотрел, и кто приглянулся? Я сделал попытку, а ты упустил шанс. Вот и вся история. Не сердись, Гога! – Романцев повторно протянул открытую ладонь.

Георгий нехотя ее пожал. Рука его была тяжелой, а ладонь – холодной. Сухое горячее пожатие Романцева обожгла его.

– Саня, ты пойми меня…

– Понимаю, обидно, да?

– Обидно. – Честно сознался Георгий.

– Да, понимаю я, Гоша, только и ты меня пойми… Для тебя это так – симпатия, а мне это – судьба…

– Так уж и судьба, Саня? – Георгий одел очки и внимательно посмотрел на Романцева.

– Судьба, Магога, судьба. Я уж и с родителями познакомился.

– Так ты… – жениться что ли?

– А я тебе о чем! В феврале – свадьба.

– Ну ты даешь?

– Вот тебе и весь КВН!

– Да-а-а, – Протянул Георгий, – и что, родители разрешили?

– Да нет, конечно! Выпинали, как Мурзика.

– А как тогда? Заявление подали?

– Нет пока…

– Ну, ты даешь, Саня! А невеста хоть в курсе, что она женится?

– Замуж выходит! Моя невеста выходит замуж! За меня! – Твердо и решительно заявил Романцев, словно печать поставил.

– В феврале?

– Ну, может быть, в марте…

Георгий засмеялся и потрепал Романцева по плечу.

– Э-э-э, до марта еще у тебя столько будет… – но наткнувшись на сердитый взгляд друга, миролюбиво произнес:

– Ну, ладно, ладно! Пусть так и будет, Саня! Раз так решил.

– И будет! Увидишь у меня – будет!

– Вай-вай, как тебя зацепило! – Георгий сочувственно покачал головой.

Саша восторженно замахал руками:

– Это просто караул! Глаза зеленющие, кудри – огненные, сама – вихрь непредсказуемый.

– А по характеру?

– Я же говорю – для всех – пантера, для меня – кошка ласковая.

– И когда успел приручить?

– Да, звезды сошлись! Как екнуло под ложечкой – и все!

– Где? Под ложечкой? Это где? А у нее тоже екнуло? – Гога уже дружелюбно подтрунивал над влюбленным юношей.

– А у нее… ей до сих пор икается!

Георгий рассмеялся.

– Ну, Саня, ну ты горазд! Что, уже успел и…?

– Нет, Гога, у нас, у Романцевых, так не делается. Невеста она мне, – не просто так! Мы завтра заявление понесем, а там к восьмому марта сделаем предкам подарочек: объявим о свадьбе. Я денег подкоплю…

– Саня, у меня есть… я дам.

– Спасибо, Гога, я возьму! Потом рассчитаемся.

* * *

Вот так и поженились Романцевы. Правда, не обошлось без проблем. Как Сане удалось уговорить родичей – неизвестно. Но свадьбу сыграли, как и хотел Александр, весной. Шумно, по-грузински. Георгий привез вина, целого барана передала в подарок его мама. Родители Аллы уже приняли выбор дочери, и тоже внесли свой вклад. Из Рязани приезжал отец Саши и его родной брат Василий со своей семьей.

И надо же, на свадьбе Георгий познакомился с Олесей, подругой Аллы, – они были свидетелями, и через полгода тоже поженились. Олеся была под стать Георгию: скромной умной девушкой, переводчицей, маленькой, застенчивой – полной противоположностью своей подруге. Георгий был счастлив в браке, но иногда Романцев замечал, как Гоша любуется его женой. И тогда он с усмешкой ворчал на Георгия:

– Хорош зенки пялить! Своя есть!

И только однажды, хорошо выпив, Гоша признался другу:

– Эх, Саня! До сих пор жалею о своей нерешительности…

– Поздно жалеть, – свою жену люби, чтоб опять поздно не стало. А Алку я советую тебе называть Аллой Борисовной.

– Почему бы нет? – Посерел Георгий, – Жена начальника – начальник для подчиненных.

– Нет, дурья твоя башка, это рабочая субординация. Мы с тобой идем на повышение!

– Да что ты?

– Да! Будем вести свой канал!

– Как? Где?

Романцев приложил палец к губам:

– Тс-с….

– Ну, тогда я готов звать ее на «вы»!

– А вот это – правильное решение, старик! – В кармане Романцева зазвенел телефон. – Нас ждут… Идем!

Межглавие

Новгородское вече. В сумраке костров грозно раскачивался колокол. Звон стоит по всей земле русской. Князь Александр Невский восседает на своем троне. Юный. Сильный. Весь как пружина. Встал.

– Кто к нам с мечом придет – тот от меча и погибнет! – Громом раскатывался его голос и глубокие как небо, глаза сверкали из-под густых соболиных бровей.

– Одолеем ворога, княже? – Раздается у него за спиной.

Князь Александр обернулся.

– Ты сомневаешься, Георгий? – Романцев повернулся к нему всем корпусом. – Ты во мне сомневаешься? Аль в народе моем?

А в голове пронеслось: уж нет ли тут предательства?

– Биться с крестоносцами, – это не дань в Орду возить, княже – С усмешкой произнес Георгий.

– Да знаешь ли ты, кому перечишь?

– Знаю, княже, знаю…

Романцев взял его за плечо, но Георгий откинул его руку и вонзил копье. Все поплыло…

– Капельница? Опять эта капельница, – поморщился он, просыпаясь.

– Тс-ссс, все, все, все…. – Погладила его по голове сиделка.

* * *

Маша дежурила у постели мятущегося во сне Романцева и оттирала пот с его лба. Послышался осторожный стук, и в палату вошли Алла с Георгием. Алле белый халат был к лицу.

– Ну как он? – Она быстро подошла к Маше. – Мы прямо из аэропорта и – сюда.

Девушка встала и уступила место жене.

– Бредит. Как вы уехали, Все звал…

– Меня? – Алла вскинула голову и посмотрела на сиделку.

Маша смутилась:

– Ну да… и Георгия

– Это хорошо, – Алла отвернулась от Маши и, поправляя прическу, незаметно смахнула слезу. – Как сегодня?

– Да получше. Спал. А под утро начал метаться. Я ему укол сделала, капельницу поставила…

– Спасибо, Маша. Георгий, можно я одна с ним посижу?

– Конечно, Алла Борисовна, конечно. – Георгий открыл дверь палаты. – Идемте, Маша, пусть они побудут одни.