Читать книгу Ангелов не выбирают - Галина Барышникова - Страница 24

Как ни странно, именно в Германии Маша неожиданно для себя обрела духовника. Не в России, где храм стоял во дворе ее дома, не среди русских священников, а здесь, на немецкой земле, она, внучка священника, встретила своего первого наставника.

– Батюшка, все же, почему православие и русский язык? – спросила она отца Фому при очередной встрече. Теперь все чаще между дежурствами она заходила к нему в храм. И постепенно привыкла и к его немецкой аккуратности, и мюнхенскому акценту.

Служба в храме закончилась, и на душе было так тихо, как в детстве. Маша рассказала священнику о себе, об отце, о своем странном пациенте. Потом стала спрашивать сама.

– Почему? Не знаю. Я считаю, что Господь нас фсех федет.

– Вы чувствуете на себе «руку Бога»?

– Фее мы чувствуем. А фы разве нет?

Маша задумалась.

– Наверное. Хотела на исторический, и вдруг – медицинский. Сама ведь не выбирала – так сложилось. И сейчас… жила в России, и вдруг – Германия… Тоже не выбирала – за один день все решилось. Я в ЦКБ в Москве работала. А там герр Хофман был на практике…

– Фот и у меня… Священник, хотя учился на архитектора. И живу в России, хотя родился тут, в Германии.

– Ay вас кто-нибудь: деды, дяди, ну, кто-нибудь – воевал во Вторую мМировую?

Маша спросила и сразу пожалела о своем вопросе: «Дура! Вот дура, вечно я со своим историческим анализом…»

Отец Фома почувствовал смущение девушки и взял ее ладошку в свои большие руки.

– Мой дед… Он прошел по Красной площади.

– Как?

– Пленным.

– Ух ты! А вы теперь в России служите! Вот и… – Маша снова запнулась.

– Да. Расплата, хотите фы сказать? Так часто гофорят – я слышу. Дед грешил, а я отмаливаю.

– Да нет… – совсем смутилась Маша.

– Я молюсь за сфоего деда. Он был солдат.

– Вас понимают родные?

– Нет, конечно. Просто я стал задавать фопросы, на которые нет отфетов у себя здесь. И поехал в Россию. Закончил семинарию… Женился…

– А! Вот как глубоко…

– Да. Я учился в Троице-Сергиефой Лафре. Ф Семинарии. Там фстретил дефушку. Она приехала из Польши учиться на регента и – фее…

– Постойте, отец Фома, вы хотите сказать, что вы женились не на русской женщине, а на польской?

– Да.

– В России?

– Да.

– Вы немец, православный немец, нашли себе в России православную полячку?

– Да, – широко улыбнулся священник. – По милости Божьей.

– Вот это да-а-а-а! Не удивительно, что вас не понимают родные.

– Они долго прифыкали. Фее у меня для них «не типично, не по-немецки». У меня здесь, в Германии, остался друг – фрескописец – серб, Драган. Фот он-то и говорил много с моей мамой, папой, сестрами. Фее им объяснял. И еще его русский друг, зовут Адмирал. Он настоящий дипломат!

– А иконы Драгана можно увидеть?

– Фрески. Они пишут фрески. И здесь немного есть… и… тут не далеко… э…

– Где? – Маша поднялась со скамьи.

– В Черногории и Сербии – тут пара часоф на хорошей скорости, – засмеялся отец Фома. – Фот там очень, ОЧЕНЬ много его фресок.

– Шутник вы, батюшка. А ваши родные стали тоже православными?

– Пока нет. Но постепенно они стали понимать, почему я фыбрал такую жизнь.

– Так вы служите не в этом храме?

– Я сейчас в отпуске и немного служу здесь. А через пару дней фернусь в Москфу и буду служить у себя. На Новослободской. Фернетесь – найдете меня там.

– А когда я вернусь? – Маша пожала плечами.

– Думаю, что мы с фами увидимся завтра, – улыбнулся отец Фома. – Фы далеко живете?

– Нет, тут рядом. Возле больницы снимаю квартиру… Только, батюшка, я через час заступаю на дежурство. Теперь только через сутки буду свободна.

– Ну тогда и приходите, – повернулся к девушке священник. В его глазах горели теплые искорки. Лишь позже Маша поняла, что это – свет искренней веры.

Межглавие

Петр Алексеевич лежал в высоких подушках. Силы покинули его.

Спать не мог, мучил вопрос: на кого он оставит Россию?

И даже измена жены и предательство любимца Меншикова не обжигали так остро.

Почему у него нет наследника? Почему близкие по духу люди оказались так далеко?

Петр поднял глаза и посмотрел на Романцева.

– Я сделал Россию великой. Великой морской империей! Я вместе с мужиками корабли рубил!

– А кто рубил бороды боярам и головы стрельцам? – Романцев вперил в него испытующий взгляд.

– Ну и что? Зато я построил новое государство!

– Да. Ты построил новое государство, но не сумел построить новый народ.

– Я сделал больше – я создал новую аристократию, вышедшую из этого самого народа! Мой Меншиков – из конюхов…

Романцев прервал Петра.

– В этом ты схож с Наполеоном, который тоже добился великих побед, потому что в ранце каждого его солдата был маршальский жезл. Правда, закончил он плохо.

– Кто таков?

– Французский император.

– Ты лжец! Я не знаю такового!

– Нет, государь. Вы разминетесь во времени.

…Романцев открыл глаза: перед ним на стуле сидела фрау Катарина.

– Стоят ли успехи государства духовного разрушения? – задумчиво произнес он.

Сиделка подскочила на стуле:

– Что ви сказайт? – пыталась выговорить пожилая женщина, которая «никак не понимать рюских».

* * *

Алла Борисовна нервно ходила по гостиничному номеру, а ее дочь, забравшись с ногами на диван, следила за голубями, воркующими за окном.

– Боже, как я устала! Когда же мы, наконец, вернемся домой? Совсем ничего не хочется от усталости. А завтра – снова… – Она присела на краешек дивана к дочери. – Что делать?

– Расслабься. – Лена стала массировать красивые плечи мамы. – Вон какая вся напряженная.

– Все равно… какое-то волнение. Может, нужно было остаться в клинике?

– Не переживай, а? Там же сиделка. Что говорят врачи?

– Да что они могут! – в сердцах дернула плечами Алла. – Время – вот наш лечащий врач. Главный.

– А-а-а! Кстати, вот что я хотела тебе сказать, – оживилась Ленка. – Мне тут в фейсбуке написала Наташка Ефимова…

Алла Борисовна махнула рукой:

– Никогда она мне не нравилась. Пустая девчонка.

– Нет, мам, она сейчас в Берлине живет, учится…

– Учится? Ефимова? И на кого?

– Пиар…

– Ну разве что. Каждый выбирает по себе…

– Что?

– Да это стих такой… «Каждый выбирает по себе ⁄ Женщину, профессию и друга»… – кажется, так… Я помню, как мы с ее отцом на родительских собраниях отдувались за вас!

– Мама! – вскинулась Ленка. – Я-то хорошо училась!

– А как себя вела? Кто класс подговорил с уроков сбежать? А кто в девятом…

– Кстати, а ты знаешь, что Андрей Сергеевич в Мюнхене?

– В Мюнхене? А почему не в Берлине?

– У него командировка, Наташка написала. Хотела с ним приехать, но завалила зачет. Приедет после сессии.

– Ну вот и хорошо. Сходишь с подругой в ресторан, в музей… Развеешься.

– А-а-а, кстати, мама! А может, и ты развеешься? Я сейчас напишу Наташке, пусть телефон дяди Андрея сбросит.

– Ну, нет, Лена…

– А почему?

– Потому что ты сама знаешь «почему».

– Ну, ты же только что сама жаловалась… Посидишь в ресторанчике с дядей Андреем. Вспомните, как сидели вместе на школьном собрании, а?

– Ах! – вскинулась Алла Борисовна. – А ты знаешь, мы даже всегда с ним за одной партой сидели, как вы с Наташкой.

Он даже прозвал меня «одноклассницей», – засмеялась своим воспоминаниям Алла.

– Вот и хорошо! – Лена заглянула в планшет. – Вот и телефончик Наташка скинула.

Быстро набрала номер.

– Алло, дядя Андрей? Здравствуйте. Отгадайте, кто это. А вот и нет. Это Лена Романцева. А знаете, что мы с мамой делаем?.. Правильно, все наоборот. Мы скучаем?.. А на какой улице вы скучаете?.. Не может быть! Что вы говорите?.. Так близко?.. Поскучать вместе? – Лена выразительно посмотрела на мать. – Ну, не знаю, уговорю ли ее. Она ведь у нас не сговорчивая… Да. Передаю трубку. Попробуйте вы. Может, у вас получится.

Алла Борисовна, скрывая волнение, взяла трубку.

– Алло, – томным голосом произнесла она. Дочь сделала ей знак окей. – Здравствуйте, Андрей Сергеевич. Да-да, совершенно верно, – улыбнулась она дочери. – Ваша «одноклассница». – Лицо ее вдруг вытянулось:

– С мужем? Ну-у-у… – тянула она фразу. – Все по-прежнему. Уже скоро год… Спасибо….

– Куда пойти?.. Ну-у-у… Может быть… Что?.. Хорошо… Да… Ну-у-у, может быть, завтра?

Лена замахала руками.

– Что вы говорите, я не расслышала… Уезжаете? Ну, хорошо. Тогда… на Мариенплац? Пускай будет в этом ресторане. Когда?.. Нет! Это рано, я не успею собраться. Может быть, часа через два? – Алла Борисовна вопросительно посмотрела на дочь, та энергично закивала головой. – Хорошо. Тогда – до встречи!

* * *

Маленький уютный ресторанчик, каких много в Германии: мягкий свет и приятная музыка, вежливые официанты и свежее пиво.

Алла Борисовна опоздала на полчаса. На ней было длинное зеленое платье, так шедшее к ее глазам и рыжим кудрям.

Волосы Лена помогла ей уложить так, чтобы открыть покатые плечи. Андрей Сергеевич встал, широко улыбнулся и, галантно поцеловав даме руку, пригласил ее к столу. В глазах Андрея Сергеевича читалось восхищение.

– Вы совсем не изменились!

– Что? Опять опоздала на собрание? – обворожительно улыбнулась Алла.

– О нет! Вы так же прекрасны! Как пять лет назад. Или… стойте! По-моему, вы стали еще красивей!

Алла махнула рукой.

– Вы пробовали немецкое пиво? – Андрей Сергеевич, высокий жгучий брюнет с проседью и пронзительными карими глазами смотрел на нее с понимающей улыбкой.

– Я бы предпочла бокал красного вина.

– Сухого?

– Конечно! Каждый выбирает по себе…

– Что?

– Да так, крутится с утра….

– А вы помните, как мы однажды после собрания зашли в кафешку…

– Снимали стресс?

– Еще бы, мою Наташку чуть не выгнали со школы за неуспеваемость…

– А мою Леночку – за поведение!

– Нет, Алла Борисовна! Подумать только, папа – литературный критик, а у дочки пара по литературе!

– Нет, Андрей Сергеевич! А моя-то что тогда натворила, помните?

– Очередной бунт в классе?

– Да того хуже! Засунула в дверной замок зубчик от расчески, и учитель не смог открыть математический класс! Уроки по математике на весь день были сорваны! – Алла рассмеялась. – Представляете? Во всех классах! Пришлось ломать дверь! Саша потом новый замок вставлял.

– Кстати, как он?

– Пока не очень. – Ее лицо побледнело.

– А что врачи говорят?

– Да что они могут? Время – вот лучший доктор.

– Я понял. А как дети? Мне Наташка говорила, что Лена защитила диплом и?..

– И работает по специальности. Юрист на телевидении.

– Хорошо. А сын… кажется, Игорь?

– Пошел в отца. Сейчас он с нашим помощником Георгием, вы знаете его…

– Нет.

– Ну, не важно… Друг Александра Павловича.

– И что сын?

– Ведет отцовский бизнес.

– А вы знаете последний анекдот о деловом партнере?

– Не люблю я анекдотов… – Алла капризно поджала полные губы.

Вошел официант.

– Так, – Ефимов взял меню. – Хотите немецкую кухню или…

– А есть суши?

– Есть! Я тоже люблю японскую.

– Ну, тогда сами и заказывайте.

Андрей Сергеевич повернулся к официанту и на хорошем немецком произнес:

– Два мисо, две «Калифорнии», две «Филадельфии», суши с тунцом и гребешком, пожалуйста, и салат чука. Так, и, конечно же, чай… Вам какой? – по-русски спросил он Аллу.

Та ответила по-немецки:

– Зеленый. С жасмином.

– Гут. А что на десерт?

– О! Я сладкого не ем.

– Ну, тогда с вашего позволения, я закажу себе берлинское пирожное.

– Здесь только мюнхенское! – улыбнулась Алла.

– Да? Ну и хорошо. Берлинским меня Наташка перекормила.

– Как она?

– Вроде бы поумнела, 23 годика, никак!

– Я в ее возрасте уже мамой была! – с гордостью сказала Алла Борисовна.

– За что будем пить? – Андрей Сергеевич вопросительно приподнял правую бровь.

– Есть предложения?

– За встречу старых друзей!

Они сдвинули бокалы. Подошел официант и принес свечу. Когда он ее зажег, все преобразилось. В мерцании трепетного огня Алла Борисовна казалась еще моложе, а кафе – еще сказочней.

– Ой, Аллочка Борисовна, как же я мечтаю стать дедом. На рыбалку с внуком ходить, в театр его водить, в футбол играть… а они не хотят…

– И что, Арсений тоже бунтует?

– Да окопался в своем Париже и все про свободную любовь талдычит.

– У меня тоже Игореха не спешит. Говорит, не время ему. Хоть бы Лена что ли влюбилась в кого!

– Нет, Аллочка Борисовна, уж кого-кого, а вас – он сознательно нажал на «вас» – я бабушкой не представляю.

– Я, между прочим, очень семейная барышня и буду отменной бабушкой, вот увидите. Мы с внучкой пироги будем печь, цветочки разводить на даче…

– Тогда предлагаю выпить за бабушек: красивых, элегантных и умных!

– Подождите, Андрей Сергеевич. Не будем торопиться!

– Точно. Тогда еще и за скромных!

Алла Борисовна рассмеялась.

– О нет! Я предлагаю выпить за наших детей!

Официант принес заказ.

– Нет уж! Пускай за себя они выпьют сами, а мы выпьем за нас! Кстати, вот и наши суши! Налегаем?

– Не знаю. У меня что-то нет особого аппетита.

– Тогда мы его сейчас разбудим! – Андрей Сергеевич посмотрел на официанта, и тот долил вина в бокал Романцевой.

– За что?

– За… дружбу!

Лицо ее разрумянилось, в глазах заиграли золотые искорки свечи.

– А хотите анекдот? – улыбнувшись, произнесла она.

Ефимов расхохотался, театрально запрокинув голову.

– Вы же не любите анекдотов?

– А сейчас могу себе позволить! Вот слушай. Звонит мне перед отлетом один знакомый и говорит: «Послушай, а тебе нужен телевизор? Такой большой, цветной!» – «Плазма что-ли?» – «Да нет, не совсем. Но очень хороший!» – «Послушайте, Славик, – говорю я ему, – а чего это вы такой сегодня добрый?» Тут мой приятель замялся: «Да, понимаете, кошку мне нужно пристроить!» – «А что так?» – настаиваю я. «Да… жена сказала: либо я, либо кошка…» – «И что же вы выбрали?» – не унимаюсь я. – «Да… Понимаете, жену труднее пристроить, даже с такой доплатой. А потом… она обратную дорогу знает!»

Андрей от души рассмеялся.

В этот момент раздался телефонный звонок.

– Боже мой, кому я еще сегодня понадобилась? – игриво улыбнувшись, Алла взяла трубку.

– Алло? Да, это я… Что-о-о?

Андрей Сергеевич увидел, как красивое лицо женщины вдруг исказилось немым плачем и окаменело.