Читать книгу Осколки - Галина Робак - Страница 10

Проблема в том, что ты слушаешь гавно. Причем достаточно давно
«Одиссея Моисея»

Оглавление

– Знаешь ли ты, – заговорил он, наконец, – что ты можешь разувериться в том,

чему веришь теперь, можешь понять,

что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

– Знаю и это. И все-таки я хочу войти.

– Войди!

Девушка перешагнула порог – и тяжелая завеса упала за нею.

– Дура! – проскрежетал кто-то сзади.

– Святая! – принеслось откуда-то в ответ.

Иван Сергеевич Тургенев «Порог»


– Когда мы должны влюбляться?

– Когда захотим страдать!

Клиний

Шел третий день нашей бешеной встречи Нового Года.

Естественно, прекращать тусить никто и не собирался. Я баловалась первым20 с дружками Троя, мы дико орали над какой-то сущей бредятиной, а вечерком, заглянув домой на передышку, я, глянув на себя в зеркало, решила обстричь челку. После встречи с мэном мечты меня посещали сумасшедшие мысли о самосовершенствовании.

Я надела прекрасное вязаное платьишко и договорилась встретиться ненадолго с Троем – все-таки, Новый Год вступал в свои владения, и мы обязаны были тусить, не переставая: мы не имели права игнорировать новую эру в своей жизни. Мы встретились в каком-то пабе на Восстания – сидели, неспешно потягивая пивко и охая от свалившейся на нас тяжести – все-таки, третьи сутки это вам не шутки. Но тут Трою позвонил перекрытый Ваня Три Икса – та еще личность.

Парень в свое время переборщил с кислотой и его поведение отдавало легким психопатическим расстройством. Он несколько лет прожил в Германии, потом путешествовал по миру – его тело было на пике физической подготовки и мозг порой выдавал уникальные умозаключения, но в основном Три Икса вел себя дергано и задиристо, как маньяк. Впервые мы с ним пересеклись на презентации моего *банистического Релиза (ЕР) – мы курили в туалете толпой и он обращался ко мне по имени. Потом как-то он бегал за нами возле Грибыча, когда мы с Дженни пытались тусануть перед рэп-концертом. Каждую нашу случайную встречу он был жестко то ли вмазан21, то ли зашторен.

Но этим вечером у него было немного денег и какой-то свежий план – и сейчас мы с Троем были готовы и на это.

– Да, приходи только быстрее! – раздраженно орал ему в трубку Трой. – Он сейчас придет с грязным гангстером с района. – сказал он, обращаясь уже ко мне.

– Да знаю я этих гангстеров, ты в курсе, где я их всех вертела. Тоже мне рэперы, бл*, – отмахнулась я.

В итоге парни пришли, приведя с собой подругу- школьницу. Девчонка нехило была в орехе, и мы с Троем, смекнув, что здесь к чему, мгновенно раскрутили парней на пару взлетных полос. Ну так, чтобы было повеселее. Все-таки третьи сутки, а я в осенней куртке.

Напудрив ноздри кокаином,

Я выхожу на променад,

И звезды светят мне красиво,

И симпатичен ад.

У меня с собой были маркеры – моя любимая коллекция Molotov, и я, дабы развлечься, стала рисовать на себе. Я написала на стыке большого и указательного пальцев свой ник. И тут же мне пришла в голову удивительная затея.

– Хочу вот здесь тату. – заявила я.

– О, Баська, это крутая идея! – поддержал Трой, мы чокнулись бокалами.

– А что у тебя за имя странное – Бася? – поинтересовалась школьница откуда-то из диванных подушек.

– Бася – расколбася! – по обыкновению пошутил Трой и мгновенно получил от меня легкую оплеуху:

– Бася это древнее имя. Полностью Батья. Говорят, так звали девушку, дочь короля, что нашла в реке младенца Моисея, плывшего в плетеной корзине мимо берега, где она с подружками стирала белье.

– Ничего себе! – поразилась школьница. – А почему она белье стирала, если она принцесса типа?

– У них стиральная машина в королевстве сломалась! – шутливо предположил Ваня.

– Любила она это дело! – заржал Трой.

– Кстати, у меня тут на Восстания, есть челы знакомые в тату салоне, они мне как раз денег должны – можем хоть сейчас к ним ворваться – набьют тебе быстро и бесплатно! – сообщил Три Икса.

– *бало! – Трой не упустил очередную возможность сморозить какую-нибудь чушь. Прокатило.

Что уж скрывать —план Ванька подкупал— потусоваться в тату салоне в центре с братаном, послушать музычки, набить татуху.

– Звони ему и двинули тогда!

Тату салон оказался небольшим помещением из двух комнат, где стены были расписаны люминесцентной краской. В дальней комнате стояло кресло для татуажа и пирсинга, а посередине ближней висела здоровая боксерская груша.

Там было двое мастеров. Оба были явно рады нашему приходу, потому как скучали и даже пуэр судя по всему им не помогал.

– Ну и что же хочет красотка? – спросил меня тот, кому поручено было заняться моей картинкой.

Я поморщилась от таких слов и только хотела было ответить, как парни начали наперебой рассказывать за меня:

– Вот тут, на руке!

– Да она рэп читает, это ее сценический ник!

– Да заткнитесь вы! – осадила я их.

– Понимаете ли, – начала я, обратившись к мастеру – так вышло, что помимо имени всемогущего Аллаха, мой ник созвучен названию розовых австралийских какаду – я бы хотела себе попугайчика. С разноцветным оперением, где-нибудь… Мм… На ноге! – и я указала на часть левой ноги, что повыше пальцев.

– Отличная идея, давай выберем рисунок…

Когда позже я задавала себе вопрос: «Какой еще к черту попугай!?», я тут же получала ответ: «Это первый, милая. Это он так решил».

Моего попугая мне били свыше пяти часов, при этом мы покуривали плюхозавры22, парни по очереди били в грушу, разводили гангстера на крэк и кричали как резаные.

С утра после всего произошедшего я без сил ввалилась домой. Парни только собирались спать, девчонки уже спали – Ромка стоял на кухне и пил.

– Сушняк?

– Угу. Ты где была?

– Татуху била. А еще – я влюбилась, Ром.

– Да? И кто он? – разулыбался Роман.

– Хастлер, хулиган, графитос, идейный малый! И еще, кажется, нацист. Ну в общем…

– В общем, все как ты любишь! – рассмеялся приятель.

– Ну да… – мечтательно протянула я.

Они все улеглись, а я осталась сидеть, раздувая бонг и тихонько слушая любимые треки. За окном падал снежок, город только просыпался, а у нас дома было тепло и уютно – мигали синим гирлянды, пахло мандаринами и у меня в душе цвело пышным цветом вновь обретенное чувство. Будда на панно во всю стену блаженно и радостно улыбался мне.

Хулсец… Как много в этом звуке…

Странно, но тогда почему-то мне показалось совсем особенным сочетание его предпочтений в музыке и литературе; его поведения и занятий: он казался самым воспитанным и разнузданным одновременно, самым правильным и непослушным, самым почитаемым и отрицаемым обществом. Он явно был из тех одиночек, что способны повести за собой толпы. У него была его СВОБОДА. И это притягивало. Нет, кому я вру – это мгновенно покоряло. И близость с ним у многих наступала гораздо раньше, чем они сами осмеливались себе в этом признаться.

Он обладал таким четким уличным и в то же время элегантным стилем, что не оставалось никаких сомнений в его принадлежности к самым неизведанным и таким манящим субкультурам. Я всегда была на стороне тех людей, кто культивирует элегантность. В мыслях. В одежде. В поступках и результатах. Но все это было больше, чем кэжуал23. Выше, чем просто фирма. Это было куда более осмысленнее и рассчитано на всех. А еще этот пронизывающий взгляд! Когда я встретила его тогда на рейве, ощущение было такое, будто передо мной по пустынной улице где-нибудь на задворках города, в Обухово к примеру, резко выступил из-за угла джазовый духовой оркестр. Как фантастично! Какая феерия! Я почувствовала его поблизости еще незнакомого, и меня пронзило так, что сердце больше никогда не встало на место.

«Ну и глупость!» – скажете вы. Многие, блуждая в лабиринтах моего изложения, примутся спрашивать у встречных мыслей: «Здравствуйте! Вы не видели здесь логику? Извините! Может, логика у вас?», но напрасно. Выбор мой пал окончательно и бесповоротно. И не было в этом никакой корысти, никакого умысла – все просто встало на свои места, стоило только заглянуть ему в глаза.

Права ли я была, что вот так запросто увлеклась? Но кто же из влюбленных слушает голос разума? Не для того нам отпущены краткие минуты первого влечения: его неизведанности, его жадных тайных фантазий и жгучего неудовлетворенного любопытства, чтоб слушать нотации разума!

…И тогда наш внутренний огонь, томимый взаперти и доселе остужаемый голосом Нравственности, умоляюще словив ее благословленный взгляд, радостно распахивает врата в удивительный мир Чувства, У Которого Много Имен, и всю душу вмиг заливает ослепительным солнечным сиянием. Человек начинает светиться изнутри, и глаза его начинают светиться, и речи его блистать. Мысли становятся легки и синхронны с движениями, что подобны танцу. Любовь – явление Добра во всей своей красе. Явление жизни. Воды мирового океана, хлынувшие в разверзшиеся трещины Земли. И этому потоку нет уже никаких преград, и никакая сила не способна заставить этот поток двигаться вспять. Ничто не сможет уже остановить душу, скрывшуюся в водах Любви.

Словно дремлющая лань, в тени дерев скрытая от дневного зноя, взбудораженная отдаленным звоном колокольчиков, вдруг тревожно вздрогнет она, поднимет голову – нет ли поблизости такого же сердца?

Чу – вот оно, такое же: остро чувствующее, закрытое, мечтательное, свободное сердце, что так дерзновенно осмелилось быть похожим на твое!

Но как только их мерцающие искры глаз объединятся в пламя, в котором потом будут гореть двое: с той самой минуты начинается обратный отсчет. Несчастные, они обречены. Они познают такую боль, какой до того не знал ни один из них. Ничто не сможет заглушить свирепого рева разочарования, никто – спасти. Чувство, У Которого Много Имен окажет им милость и явится в обличье самого Сатаны, о да – он придет за расплатой!

Так что пусть пока кружатся в танце безрассудства, пусть упиваются блаженным неведением обратной стороны медали. Пускай хватают, ловят, держат: дай им Бог наиграться, пока оно здесь! Когда оно незаметно растворится, они не узнают самих себя.

Так что не стоит надеяться на благоразумие влюбленных. Их никак не вразумить и не предостеречь. Все что можно с ними делать, с бедняжками – это наблюдать и восхищаться.

Я проснулась от жгучего любопытства – так и заснула с телефоном в руках, чтобы не упустить смски от своего нового парня мечты. Когда Беляш ушел на работу, я перебралась на его большую кровать, девчонки пришли ко мне и улеглись рядом.

– Ну, Плюхина, рассказывай, кто он! – повелительным тоном начала Верка.

– Да, мы хотим знать все! – поддакнула Лиза.

– Вот вы приставучие, а! – шутливо пожурила их я. – Ну, он прекрасен, и, я как чувствую, девочки – он как-то связан с теневыми структурами и хулиганскими движениями, вот чует мое сердце…

– Ох, Бася, чует мое сердце, не кончится это ничем хорошим!

– Ага, нашла себе хулигана и сохнет по нему, а ведь еще и суток не прошло! – не унимались девчонки.

– Ой, ладно вам, что вы как бабки! Может, встречаться с хулиганом это моя мечта!

– Что, после Шульца на хулиганчиков потянуло? – засмеялась Вероника.

И тут, как по мановению волшебной палочки, или почуяв наш разговор, хулиган сам напомнил о себе смской. Начал, значит, наступление парниша.

Поскольку симкарта была новой и мой питерский номер знала только пара подруг, которым в это время ничего не могло от меня понадобиться, у меня в груди радостно екнуло от уверенности, что это ОН.

– Читай! – в один голос закричали девчонки.

Я, трясущимися руками, блаженно улыбаясь как человек с синдромом Дауна, взяла телефон и прочла:

«Ну, как поживает рэперша Всея Руси?»

– Ооо! – девчонки взвыли в один голос и заулюлюкали.

– Интересно, он долго думал над этой дибильной смской? – смеялась Вероника.

– У него по-любому есть книжка с смсками, знаете, такая, для пятиклассников! – поддержала Лизавета.

51

– Ну хорош, он умный на самом деле! – защищала я его и с силой сжимала телефон, будто это был не кусок пластмассы, а его рука.

Но девок было уже не остановить.

Смска отправлялась за смской, и вот я уже конвертировала все средства в чувства и пришлось бежать в ближайший магаз, пополнить счет – нас явно тянуло друг к другу. Мы условились встретиться через несколько часов у него на районе, в центре, недалеко от Медного Всадника. Решено было что я возьму с собой подругу, а он придет с другом.

Я тут же набрала Джейн и сказала, что сегодня мы врываемся на встречу с прекрасными хулигашками и что она должна составить мне компанию, потому что не пойти я просто не могу:

– Че, вообще он такой незабываемый, да? Может лучше на фест поедем?

– Он как из фильмов про хулиганов, ты увидишь его скулы и все поймешь!

Джейн хихикнула в трубку. Долго ее уговаривать не пришлось – она сказала, что скоро выезжает.

С наступления вечера мы долго плутали в центре, не понимая, почему так сложно найти эту дурацкую площадь Труда. В итоге взяв таксо, мы буквально в три минуты оказались в нужном месте.

Ох уж эта площадь Труда, сколько боли и лишений ты мне принесла, сколько было пережито и в этом переходе и наверху… Никакими словами не описать, никакими междометиями не передать. Всегда, в любой миг жизни появившись здесь, я буду испытывать тревогу и волнение, всегда меня будет потрясывать, а перед глазами будет возникать Тот Самый Хулсец.

Когда мы появились, он уже был на месте с тем парнем, с которым был на Виве. Мы быстренько познакомились, взяли бутылку коньяка (чисто питерское свиданьице вчетвером) и пошли гулять на набережную Пряжки.

Мы шли немного впереди, Джейн с Артемом (так звали друга) тэгали маркерами на всех встречных столбах и скамейках, иногда перебегая дорогу и поочередно чиркая свои тэжки на фасадах домов – мы с хулсом обсуждали какие-то высшие материи и говорили, говорили, говорили – с каждым словом я убеждалась в его неподражаемой манере изъясняться, в его блестящем уме и собственной жизненной политике.

Моего Хулса мечты было интересно слушать. Еще увлекательнее было смотреть на него. Я таких еще никогда не видела. Он только что пришел с армии, служил на границе с Южной Осетией, где-то на Кавказе, – я готова была слушать бесконечно, боже, его голос и взгляд завораживали, и я была уверена, что тоже нравлюсь ему. И что все это (ну конечно!) – не просто так.

Хулсец мечты.

Сколько раз потом я кричала его имя в порывах бешеной, всепоглощающей агонии, сколько раз – в исступленном страхе и детском испуге…

Сколько раз твердо решала, что «Это был последний раз, мое терпение не бесконечно!»

Детка, твое терпение подобно Тихому океану. Оно не имеет памяти. Оно бездонно. Но если кое-кто вознамерился плавать в нем сколько ему угодно, возомнив себя героем сумасшедшего неповторимого романа, то ты вольна потопить его в своих водах, наблюдая, как синяя бездна скрывает с головой самого наглого и жестокого.

Сколько раз еще потом судьба сталкивала нас и разводила – так неслучайно и нелепо, так предсказуемо и ложно!

«И когда она уже угомонится?» – спрашивала я ее тогда. «И когда ты уже наиграешься с нами?» – спрашиваю я ее сейчас…

Но пока что я даже не представляла, что все зайдет так далеко – я брала у него бутылочку с коньяком и запивала пепси. Сзади Джейн разъясняла Артему что-то про граффити, я же уже видела обоих – эти парни явно были в курсе самых подземных движений, и Джейн было бы, конечно, лучше побольше пить и поменьше говорить. Но мне было все равно. За нее в этом плане можно было не волноваться.

Когда мы с Джейн гуляли с парнями, как-то само собой подразумевалось, что мы оказываем им невероятную честь, нисходя до них, ничтожных.

Королевы в мужских балахонах и на каблуках, с вдетыми в уши большими серьгами, мы шли по улицам, гордо подняв головы, довольные производимым впечатлением. Никто не знал, что мы шли, к примеру, к ее неказистому дружку в падик курить шишки, или в магазин, где не «пикают» дверцы на выходе – вынести пивка; или просто не пойми куда, усесться на лавке и вызванивать «расклады». Расклады – такое цыганское слово, да мы и были самыми настоящими цыганками. У меня была некая выправка, пристойность, как у примерных девочек; но в то же время я любила кривляться и горлопанить: все же я проводила много времени в мужской компании и это не могло не отражаться на моих повадках. Дженни же вела себя всегда степенно, глядела на всех свысока, но, когда напивалась, могла вцепиться кому-нибудь в волосы и очень любила кричать, что люди как… на блюде. Сколько раз я вытаскивала ее пьяную из такси, где она плевала в лицо водиле – кавказцу и кричала, чтоб он убирался в свои аул.

– Извините ее, она маленькая и пьяная, простите нас, до свидания, счастья вам! – заговаривала я зубы красному от злости таксисту и утаскивала Дженни за угол, в зимнюю мглу.

Мы были недоступны, наглы и недоверчивы, как никто.

Мы были самыми крутыми, когда оказывались вместе. Нас было двое, но мы были бандой.

Но здесь я явно дала понять, что все наши приемчики остались в стороне – как бы я ни старалась не выдавать себя, я смотрела на хулигана снизу-вверх как влюбленная кошка, и он это разумеется заметил.

Да и Джейн тоже была далеко не дурой. Потому ее это злило. То есть я типа предала клан недоступных и врывалась сейчас на какого-то безродного Хулса.

Все мы порядком замерзли и тут Хулсеныш объявил, что живет неподалеку, и мы могли бы посидеть пару часиков у него, прежде чем мы с Джейн поедем домой. Идеальный план. До сих пор поражаюсь его находчивости.


Немного посомневавшись и проведя переговоры внизу, у самой воды, мы с Дженни решили принять приглашение.

Жил он как раз на площади Труда, в крайней комнате коммунальной квартиры.

У него было уютно и тепло. Пройдя небольшой общий коридор с висящей на стене картиной в раме, собранной из мозаики, мы оказались в его комнате. Совершенно мужская обитель – на полках стояли книги (среди которых я заметила Канта – о Боги, он покорял меня с каждой минутой все больше) и кубки, на крючке висело штук тридцать медалей – оказалось, что хулигашка занимался боксом и легкой атлетикой, его тренировал отец, который вскоре умер от сердечного приступа и парень, подающий большие надежды в спорте, потеряв главного тренера и наставника, покинул спорт и окунулся в уличную жизнь. Его мама тоже всю свою жизнь посвятила спорту – до сих пор она тренировала детишек и выступала в качестве судьи на местных соревнованиях.

Мы чинно- благородно уселись на диван, и тут Хулсец предложил Артему сходить еще за одной бутылочкой.

Отличный план, запредельный уровень. Когда они ушли, Джейн устроила мне почти истерику:

– Плюхина, ты что, не видишь, они говнари, какие они, в жопу, графитосы? Какие хулиганы? Чего я вообще сюда поперлась, вечно ты влипнешь к каким-то идиотам и меня тащишь!

– Да конечно, вспомни, как ты притащила меня в гости к своему мега рэперу Стручу, и пока вы там развлекались на кухне, на меня чуть не напал его отвратительный друг, типа продюсер!

– Ой, подумаешь! – фыркнула мерзавка.

– Подумаешь? Ты свалила, пока я курила на балконе, оставив меня без копейки денег, одну, в сраном Купчино! Если хочешь, можешь валить и сейчас – он мне нравится и я остаюсь! – заявила я, не терпя возражений.

Ну тут она, дабы поддержать свой стиль независимой особы и кошки, гуляющей автономно, подхватила шубку и скрылась, распахнув все двери.

– Сука! – прошептала я.

Подруга подкинула проблем!

Мне еще предстояло объяснить парням, почему я тут сижу одна, вовсе их не боясь, почему моя дурацкая подруга ушла и что это вообще за подруга такая. Но парни, честно говоря, не сильно расстроились ее уходу. Мы еще попили коньяка, послушали их славянское музло, посмеялись и вырубились спать, втроем поперек видавшего виды дивана.

Конечно, стоит отметить, что изначально план у парней был несколько иным – наверняка они намеревались устроить веселенькие игрища вчетвером, и ни о каких отношениях и речи быть не могло. Но Джейн ушла, а Хулсец принялся активно со мной беседовать. Свою жизненную позицию и отношение к тем или иным вещам я, при наличии азарта и желании заинтересовать собеседника, могу разложить так, что кандидат философских наук глубоко задумается, а психолог – расплачется, осознав, что все это время жил «не так». Потому внутри себя я надменно усмехалась, видя как вытягивается его лицо при моих ответах – ему явно нравилось то, что он слышал, а мне явно нравилось демонстрировать наличие у меня высшего образования. Клянусь – будь у меня четвертый размер груди, мне бы не было столь приятно его показывать как то, что я могла проявить при помощи грамотной речи и образованности! И этот, будучи сам человеком начитанным и интересующимся, живо смекнул, что тут его ждала не только аппетитная плоть и… Увлекся.

Что до меня – здесь и говорить нечего – я была уверена, что Господь подарил мне ЕГО. Того, кто в тысячах предыдущих жизнях был моим спутником. Того, кто останавливал все взгляды на себе, а своим взором приковывал меня с первой секунды. Небеса вывели на поле игры меня, какое-то время я блуждала, не находя в людях того глотка воздуха, которым для многих была сама, – блуждала по пустому шахматному полю, поедая пешек – и теперь же высшие силы с громким треском и грозной музыкой, Ферзем или Королем, ставили на карту Того Самого.

И вот мы как бы оказывались (я уж не знаю, в какой по счету раз в этих бесконечных, движущихся по кругу жизнях) – на одном поле. И я могу смело сказать, что со всеми своими уловками и ухмылками, со всеми изощренностями и хитростями, со всеми секретами и жаром к жизни – вы никогда не смогли бы сыграть в ту же игру, в которую играли мы.

Так начались наши отношения. Какое же обычное слово для такого многообразия чувств, эмоций и переживаний!

Артемий, оказывается, жил у Хулса из-за разлада с родителями. Мы виделись с Хулсом каждый день, гуляли по ночному Питеру, держались за руки, рассказывали друг другу всю свою жизнь. Он казался таким сильным и волевым, так крепко брал меня за руку, так нежно целовал, что у меня осталось только одно сожаление – почему я не встретила его раньше, к чему были все прошлые отношения, если вот он – моя единственная судьба – стоял передо мной и улыбался? Меня потрясывало как от самого безупречного наркотика – в нем было так много энергии, что даже меня разрывало от нее; пространство в нем обрушивалось на пространство вокруг и все разлеталось на частички. Все, что оставалось – это наши губы, соединяющиеся в белом-белом неосязаемом НИЧТО. Вселенная слабела перед его натиском и наши галактики неумолимо близились друг к другу. Я стала буквально ультрачувствительной, в миллиарды раз нежнее и в первый раз настолько искренно и уверенно влюблена. Не оставалось сомнений – каждый мой атом подетально желал ему принадлежать. Я засыпала с блаженной улыбкой, благодаря Бога за такой подарок – просыпалась от физической боли в груди – мне было горько и невыносимо, если его не было рядом. Это становилось каким-то наваждением, связью родовых близнецов – раз познав эту силу, я больше не могла жить без нее.

Говоря языком исследователей, его темная энергия завладела моей Вселенной.

И я не пыталась спастись – что вы! Я говорила ей за это «Спасибо».


Как-то раз вечером мы прогуливались и уже подходили к моему дому. Он пообещал встретиться завтра и сказал, что в скором времени через два-три дня Тема съедет от него и мы сможем наконец-то остаться наедине. На этих словах все внутри меня загорелось, но я не подала виду.

Он проводил меня до квартиры, мы еще немного постояли в подъезде, не в состоянии отлипнуть друг от друга, и все это было так естественно, и мы оба так друг другу подходили, что, скажи мне кто-нибудь на тот момент, что после меня у него еще будут девушки, я бы рассмеялась этому человеку в лицо.

Придя домой, я выслушала целую лекцию от парней о том, как следует себя вести в отсутствие Ромы, на днях улетавшего в Таиланд. Беляш оставался за старшего. Можно было как и прежде делать все – курить в неограниченном количестве душистые головешки, водить подружек и целыми днями скакать под рэп. И это все на фоне моих «активных» поисков работы.

Единственным правилом, которое ни в коем случае нельзя было нарушать, оставалась невозможность приглашать к себе парней.

– Ну Бась, ну что ты так смотришь? Мы и так ничего не требуем от тебя, вот ты еще сюда мужиков своих водить будешь! – вполне резонно заметил Беляш.

– Да ладно, ладно, – пробубнила я, думая, что как-нибудь сумею обойти запрет и уговорить Беляша, чтобы тот пустил ко мне Хулса.

Прошло несколько дней. Рома укатил в отпуск. Беляш ходил важный как индюк и всем раздавал указания. Но конечно же и девочкам и мне было плевать на его попытки заставить нас делать хоть что-нибудь. В доме постоянно качали басы, бурлил бонг и слышались то и дело женские визги и голоса.

– …Дай мне эту майку!

– …Лиза, ты эти шорты с бомжа сняла?

– …Вы идете жрать?

– …Ахаха, это кто тебе сказал?…

Мы жили весело и непринужденно, вдобавок ко всему я была еще и влюблена теперь, так что в нашей общажке не было места грусти.

Весь вечер я прибиралась в комнате – переставляла кровать, сто раз перевешивала картину, протирала подоконники и всякое такое прочее. На кровать я кинула розовые шелковые шортики и такой же кружевной верх – потом как следует накрасилась и надушилась. Ну, я вполне готова. Когда он зайдет, я открою и сделаю вид, что он меня разбудил. «Отличный план!» – похвалила я себя.

Но Беляшу было все равно на мои планы: услышав шум в гостиной и хлопанье входной двери, я выбежала посмотреть, кто там – а вдруг Беляш уже впустил Хулса и вовсю с ним раскланялся? А я как последняя клуша все пропустила!

Но не тут-то было: в коридоре раздевались какие-то клерки, они вешали свои черные и серые пальто, аккуратно в ряд ставили начищенные ботинки – наша прихожая подобно водному каналу наполнилась офисным планктоном. Вероника с Лизой уже раскладывали на полу настольную игру и знакомились с какими-то вообще незапланированными мной бабами!


Вот это поворот! Я была вообще уверена, что они все свалят по своим делам и оставят меня наедине с Хулсом моей самой сокровенной мечты.

Как же я их всех возненавидела в этот момент- подвернись мне в ту секунду под руку перцовый баллончик, я бы всех их залила к чертовой матери, я готова была пинать их всех ногами и орать на них. О, как же мне хотелось закричать: «Убирайтесь все отсюда! Убирайтесь вон!»

Но вместо этого я лишь процедила сквозь зубы: «Всем привет» и прошмыгнула в ванную.

Пришлось там задержаться, в этот момент я услышала, как в дверь постучали.

«Хулсец!» – мелькнуло у меня в голове. Но Беляш меня опередил. Я не расслышала разговор, но буквально спустя несколько секунд дверь захлопнулась.

В последний момент я выглянула – на пороге стояли Хулсец и Артем. Причем у Артема было такое забавное выражение лица, как у человека, стоящего на пороге оперы с гранатой в штанах. Захлопывая дверь, Беляш повернулся ко мне.

– Это кто? – важно спросил он.

– Что ты им сказал? – начала закипать я.

– Что к нам нельзя и Бася к ним не выйдет. – закосил под дурачка мой дорогой друг. Это были последние его слова в роли моего друга. Я бросилась к двери, закричала: «Как ты мог, урод, кто разрешал, что ты наделал!?» Я не знаю, что на меня нашло, я так испугалась, представив, как Хулс круто повернулся и сбежал вниз по лестнице. Как он был обескуражен и зол на Беляша – и я ведь знала, что он может сделать с противным Белей, и что он не сделал с ним ничего только из-за меня…

Я трепыхалась, пытаясь вырваться из ванной, куда Беляш меня буквально запихнул, кусалась, орала, – пока не сбежались ребята и не разняли нас, это не прекращалось.

Что ж, действовать нужно было решительно и немедля. Я быстро побежала в комнату – эти уже снова уселись играть, позвонила Хулсу и договорилась встретиться с ним напротив «Бульдога» на детской площадке. Он был очень зол- еще бы, наверное, ему было неприятно – представляю, как он надеялся остаться со мной наедине. А тут этот лупоглазый Беляш! Хотя зачем тогда он взял с собой Артема? Что за бред?

Я оделась так быстро, что мне позавидовали бы солдаты-срочники. Вылетев в гостиную, я подбежала к холодильнику, взяла оттуда последнюю бутылку «Царской», запихнула ее под кофту и с самым каменным лицом прошла в коридор.

Я издалека услышала смех и крики на детской. Я поздоровалась и тогда он впервые посмотрел на меня так.

Особенно восхищенно.

И тут еще я достала эту бутылку водки- ну что за дурацкие бытовые подвиги? Ради чего? Чтобы он видел, как сильно мне плевать на то, что будет потом? Что все вокруг меня сереет и тает, когда он напротив?

Неважно, как бы там ни было – тот вечерок под махровый падающий снежок в компании его оболтусов —друзей с бутылкой водки на детской площадке останется в моей памяти до самого последнего дня. Сам он и сейчас явственно стоит перед глазами: в своем сером зимнем плаще, с самыми невероятными глазами, смотря57

щими куда-то внутрь меня – так добро, так ласково, так доверчиво. Я бы все отдала теперь, чтобы он так посмотрел еще раз. Хотя бы один чертов раз. Он сказал тогда: «Я просто очень боюсь тебе довериться».

«Не бойся» – сказала я и мы поцеловались.

Нет, ну а что я могла сказать? Ничего другого!

Ночевали мы у него. Тема сопел у стенки, Хулс обнимал меня крепко, не отпуская ни на минуту – я не понимала, ка во сне можно так крепко стискивать руку, иногда я пыталась перевернуться, но он стискивал меня в объятиях еще крепче. Уже тогда я стала поражаться способности этого человека любить. И уже тогда пугалась – как же он способен ненавидеть, если так ярко горит в любви?

Я просто не представляла, что смогу когда-либо его предать. И мне бы в голову не могло прийти, что он сможет меня когда-нибудь оставить. Но, впрочем, не будем заходить вперед.

Вернувшись на Чернышевскую, я встретила молчание девчонок и грозно настроенного Беляша.

– Бася. Ты нарушила правило. И должна покинуть этот дом. У тебя есть два дня. – это были последние слова теперь уже моего врага. Я посмотрела на девчонок. Они обе уткнулись в свои телефоны и не смели даже пикнуть. Да и пошли они все, разберусь сама. (Всю мою жизнь эта фраза меня выручала. Но вскоре она заставила меня крепко влипнуть. Вскоре, но не сейчас).

– Да ты из-за бутылки водки что ли? Ну ты придурок, Беляш. Как это мелочно. Да конечно я свалю, спасибо, что приютили.

Я бросилась в комнату и принялась горько плакать. Ну поплакать иногда нужно, иначе никак. Я нарушила равновесие их дома. Они так мирно здесь существовали – безо всяких хулсов, без дурацкой Баси Плюхиной, которая влюбилась и попробовала закрутить весь никчемный мирок вокруг себя морским узлом. Я была виновата. Или нет? Я пыталась найти правду в этой ситуации. Но что я сделала не так? Зачем эта тварь не пустил парней? Ладно, ясно, почему он не пустил их – но к чему было закрывать дверь, даже не позвав меня? Неужели он так испугался их вида? Жалкая человеческая особь, каким же он показался мне тогда низким и ничтожным! Ну есть такой тип людей. Они, к сожалению, выдают свои страхи за мудрость и нередко вредят этим другим. Так размышляла я, собирая свои многочисленные тряпки все в ту же челночную сумку. Жалкое зрелище, конечно, но то, насколько я была заревана и решительна одновременно, умиляло даже меня саму.

«Ублюдки! Ненавижу! Ничего, я еще вам всем покажу, я еще буду ого-го где, а вы, суки, поплатитесь!» Вот стандартные обрывки мыслей, что проносились у меня в голове. У Ромы в комнате стояла бита. Я замахнулась напоследок, но опустила ее, не задев стены. Черт с ними, они просто слабаки и должны остаться здесь. Ты нарушила правило – пфф, кто вы вообще такие!

Мне за час предстояло выяснить, где я буду жить в этом большом городе, где раздобуду денег, и что мне делать с Хулсом. Дольше в стенах этого дома я не намерена была задерживаться. Два дня – да пусть в задницу себе засунет эти два дня!

Приключения только начинались…

20

«Первый», «орех»: уличное название колумбийского «сахара».

21

Вмазан, зашторен, убит (разг.): находящийся под действием запрещенных препаратов.

22

Плюшки, плюхи, плюхозавры (разг.): гашиш.

23

Casual (кэжуал от англ.): повседневный практичный стиль одежды.

Осколки

Подняться наверх