Читать книгу Осколки - Галина Робак - Страница 5

Утро в Судаке – маленьком городке на берегу моря только вступало в свои права. Солнце начинало печь нещадно, возле рынка и церкви сновали люди. Я докуривала последние крохи табаку и планировала наведаться в секонд, надеясь, что купальник, виденный мной на прошлой неделе, еще никто не забрал.

Так и случилось. И вот, довольная, я вышагивала по улице с пакетиком в руках.

По традиции я вышла в город за табачком и молочком и случайно попала на первый фестиваль рэпа, который теперь гремит на всю Россию. Тогда он проводился в самый первый раз, и, убегая еще до рассвета в город, я ничегошеньки не знала об этом. Совпадение? Не думаю. Я тихонько загорала себе в горах, но рэп нашел меня сам. Пропала девка на наделю.

В те далекие времена, когда я еще не читала рэп, у меня были только стихи. Впервые услышав речитатив под заунывно ухающий бас, я, воспитанная лучшими учителями Русского Языка и Литературы, брезгливо поморщилась:

– Это разве музыка? Где тут поэзия, вы мне скажите! А если это ни то и ни другое, следовательно, и искусства в том нет, и то не стоит внимания.

Не прячь музыку, она опиум

Для никого, только для нас.

Давай вечером умрем весело,

Поиграем в декаданс.

Мне не понравилась ни вульгарная манера читавшего под бит, ни вальяжный посыл, ни кричащие его острые чувства, о которых он так запросто сообщал.

Я искренне не понимала, зачем марать поэзию разговорной речью. До самого конца, отрицая ветреный дух времени, я оставалась приверженцем высокого слога, пока однажды не столкнулась с такими же как я. С теми, с кем я познала ритм человеческой жизни, кто научил меня понимать язык музыки. Их рэп был приятен слуху, не оглушал многословием, не смешил. Это и была поэзия. И самое главное – у нее была музыка. Тогда я и узнала, насколько прекрасен их симбиоз. Тогда я отнеслась к этому как к феномену, но позднее увидела: это же современное искусство! Это стало открытием. Такая музыка была волшебна, она великолепно отражала меня саму: о, она была несравненно прекраснее всего того, что я слышала, ведь я могла дополнять ее собой! Тогда мой голос стал моим главным инструментом, как гитара или фортепьяно. Мне приходилось слышать, как голос, записанный поверх бита, портит его, уничтожает. Музыка исчезает вместе с голосом, после прослушивания остается непорядок в голове и немного разочарования. Но мы божественно дополняли друг друга, и когда в опьяняющем порыве я начинала читать свои драгоценные стихи под бит, исчезало все вокруг. Создание песен умиротворяло меня, очищало душу, всякий раз напоминая о величии человеческого во мне. Так, забравшись на диван с карандашом в зубах, растрепанными волосами и мечтательным отстраненным взором, творила я свои крошечные произведения, что облагораживали, воспитывали и исцеляли меня саму. И какой же несравненной гордостью и умилением наполнялось мое сердце, когда мне приходилось слышать слова благодарности за свои труды! Выходит, я приносила пользу, облегчала чьи-то страдания, – я была нужной! Я помогала! Что могло быть выше этого?

Я купила табачок и купальник, оставалось молоко. Но я не спешила. Я была черная как ниггеренок, в выцветшем льняном сарафане – совсем местная деваха. И мне нравилось, как приезжие с красными лицами и надувными матрасами смотрели на меня. Нравилось думать, что я тут живу. Как будто сейчас я куплю молочка и приду к себе на участок, где усядусь в плетеное кресло в прохладной беседке, вытяну ноги, возьму в руки любимую книжку и банку запотевшей колы… Или что-нибудь вроде того. Или пойду бороться с колорадским жуком, пропалывать бабушкины розы и перекрикиваться с соседкой за забором. Но я жила далеко в горах, в палатке с развеселой подружкой Маринулей, которая в чем мать родила колола камнями на дрова стволы деревьев, что прибивало к берегу волной. А по вечерам мы садились на большой валун на своей придуманной фазенде, дымили табачком и провожали солнце. И знаете, так было в сто раз лучше.

На этих мыслях я столкнулась с парнем, как его – не помню. Они как-то подкинули нас до Капсели – он и его друзья. Мы вышли и средь бела дня сделали пару

16

водников, стоя по колено в море. Ну то есть мы были вроде как знакомые теперь. Он был с какими-то ребятами – парнем и девочкой.

«Что они забыли здесь в такую рань?» – подумалось мне. Мамка, наверное, за хлебом отправила. На улице, там, где мы стояли и правда ароматно пахло свежей выпечкой. Парня и девчонку сразу как ветром сдуло при виде меня. Этот тип предложил мне выкурить трубку мира. Я не видела причин ему отказывать, и мы прогулялись до его автомобиля, припаркованного неподалеку. Только мы уселись, как сзади о капот что-то легонько стукнуло. Он вышел и вернулся с пищащим комочком в руках.

– Это что? – спросила я и увидела птенца, вероятно, выпавшего из гнезда.

– Птенчик, надо его пристроить куда-то.

Потом еще час было не до курения. Мы возились с этим птенцом как две наседки, как два заботливых родителя, заехав сперва в один зоомагазин и прикупив червячков, потом на пляж, в бар к его знакомой, которая положила малыша в коробку и сунула в прохладу, поближе к холодильнику. Это был птенец какой-то серьезной птицы, то ли ястреба, то ли сокола – с мощным клювом и рябым оперением.

Естественно, такой знак судьбы я упустить не могла, и моя загорелая задница уже чувствовала закручивающиеся приключения.

Наконец мы пристроили малыша и сели раскуривать косяк в тачке этого типа.

– Тебя как зовут-то? Я позабыл. Извини. – спросил парень.

– Мила. Мила Лерой.

– Фамилия какая странная! – подивился он, залечивая косяк.2

– Испанская, там почти у всех такая. У меня бабушка испанка.

Краем глаза я заметила какие-то афиши, раскиданные по заднему сиденью.

– Это что за тема? – взяла я одну из них. На глянцевой бумаге были написаны хорошо известные мне имена и коллективы.

– Это когда? – внутри меня сладко застучало в предвкушении серьезной движухи.

– Это сегодня, я организатор, вот сейчас еду вырубать выступающим дерьма- затягиваясь косяком, ответил типок. Я прекрасно поняла, что он имеет ввиду.

– Ты не поверишь, но я просто тоже рэп читаю – голосом паиньки сказала я. Потом я посмотрела на него и он произнес то, что мне было нужно.

– Хочешь там зачитать? – спросил он с полуулыбкой.

– Ты меня сперва туда проведи, а там уж разберемся.

Вот так я и попала на фест. Стоит ли говорить о неповторимом очаровании молодежных фестивалей на берегу моря? Это похоже на детский лагерь, только свободный от вожатых и тихого часа, и для деток постарше. Я купалась в теплой соленой воде и слушала живьем ребят, которых обожала вся Россия.

Нужно отдать должное организаторам, атмосфера сложилась здравая. Слушая такой популярный рэп той волны, мне хотелось чувствовать свою исключительность, хотелось думать, что, окунаясь в эти звуки, я становлюсь частью засекреченной касты, того самого андеграунда, о котором все так много говорят. Но еще круче было то, что я могла бы посоревноваться с каждым из них – если не в умении «прокачивать» залы, то точно – в смысле написанного и мелодике. Но никто здесь не знал меня, я могла вытворять все, что угодно, а назавтра это не появилось бы на всех новостных рэп- порталах, как если бы я имела определенную известность. Так или иначе, все выступающие не вызывали у меня бурного восторга. Те, кем я восторгалась, были далеко, и их попросту не звали на подобные мероприятия. То есть, было что-то глубже, что-то еще серьезнее. Всегда приятно думать, что существует нечто такое, что превосходит по значимости предмет всеобщего обожания, и то, что ты видишь это, и делает тебя уникальным. Отдаляет от мэйнстрима настолько, чтобы уважать себя. «Я помню времена, когда хип – хоп еще не был бизнесом», говаривал Nas3.

Все, что становилось мэйнстримом4, живо пропадало у меня из плеера. «Своих» исполнителей я искала по сообществам, пабликам и группам в социальных сетях, выуживала их как жемчуг со дна плэйлистов, прослушивала тонны музыкального груза, прежде чем отыскать то, что близко мне по духу. Речитативное течение в России стремительно набирало обороты: в каждом доме, в каждой квартире, где жил подросток, хорошо знали парней, прославившихся благодаря эре интернета. Все захотели им подражать. Тем, кто в одночасье стал популярным, благодаря продюсерам. Ведь в нашей стране никто не верил в сказки про талантливых парней, пробившихся благодаря собственной инициативе.

Но смогли бы они стать такими бешено популярными, если б на дворе стоял двадцатый, к примеру, век?

Одного без микрофона не слышно, да и героиново-размазанные треки, стоя на площади перед толпой, особенно не зачитаешь – задавят. Другой вообще неясно что болтает скороговоркой, – только раза после пятого начинаешь разбирать слова. По мне так народ в рэпе неистово мельчал, такое ощущение, что наша молодежь все силы бросила на то, чтоб поскорее деградировать. Количество увеличивалось, и это не могло не отразиться на качестве. Но пока мы обращали внимание на взлетевшие мгновенно на вершины топов бездарные композиции, где-то создавались истинные уличные шедевры, коим суждено было увидеть мир спустя годы. Так бывает, что обществу требуется дорасти до исполнителя, а не наоборот. Это взаимодействие между исполнителем и его слушателем, пожалуй, отдельная тема для рэп-диссертаций.

Вообще эта индустрия здорово поменяла сознание целого поколения, и перестройка установок у молодежи нашей страны продолжается по сей день. Еще вчера мальчиков-поэтов дразнили в школе, сегодня «сочинять» стало модно, это показывало, что у тебя есть свое мнение, свой взгляд. К поэтам стали относиться иначе, с интересом и уважением – жаль, что поэтами из всех себя таковыми считающих, было лишь около 3%. И понеслось – еще не видавшие жизни желторотые птенцы, начинали рассуждать. А думающая нация – самое опасное, что может случиться с правительством. Но «говорить» и «знать», как нам известно, две кардинально разные вещи, поэтому рэперам никто не мешает. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

Особо отличившиеся умудрялись зарифмовать напополам с черным юморком – и эта сатира на злобу дня удачно «прокатывала» у подкованных слушателей. Но так, на раз – как разрекламированный голливудский фильм. Рэп стал отдельным миром и государством, со своей элитой и вторячком. С теми, кто несет народу смысл, не особо заботясь об имидже и количестве прослушиваний, – и теми, кто пытается подражать, чтобы добиться славы. Причем в случае с первыми, как раз-таки наплевательское отношение к имиджу за определенное время превращалось в неповторимый стиль. Те же, кто просто хотел славы плохого парня, читающего рэп, пускались на всякие ухищрения, дабы как-то обратить на себя внимание. Они знали, что делать, но не знали, как. Те, кто нес истинное знание, не сильно заботились о качестве записи – важно было скорее «донести» неразумном стаду; остальные же платили (и платят!) бешеные деньги за сведение и мастеринг5 весьма посредственных композиций. Как же бороться с некачественным рэпом в стране, спросите вы. Я лично, кроме газовых камер, никакого действенного способа не вижу. Ну это шутка, разумеется.

Любопытно и то, что истинные пророки тихо себе писали и пишут, не особо распаляясь на «подделки» – им хорошо известно, что рано или поздно фэйки попадут в тупик: те же, кому это суждено, дойдут до конца. Уже со своей армией сторонников, с целым поколением, выросшим с такой же картиной мира.

Когда первая, «западная» стадия в нашей стране пошла на убыль, и ребята поняли, что рэп – это необязательно дюраги6 и широкие штаны, – началась следующая. Народ смекнул, что уличные поэты из-за рубежа читать стали не от хорошей жизни, и что все они якобы начинали с того, что толкали «дурь» на углу своего квартала. И началось повальное «одурманивание» целого поколения – быть дилером стало интересно и почетно. Работать никто не хотел, все захотели торговать «запрещенкой» – откуда только все бралось. Повальная мода на 2287 и наркоманский рэп сгубили не одну сотню жизней.

Крупные веса и серьезные сделки отправили в места не столь отдаленные целые рэп-группировки, безобидное увлечение рэпом превратилось в настоящую трагедию.8

Так эпоха 228 незаметно сменилась ЗОЖниками, и те, кто еще вчера сидел в подъездах, синхронно встали и пошли к брусьям. Мы за здоровую нацию – закричали из динамиков новоявленные рэперы-спортсмены. Вряд ли после этого стремительно началось массовое оздоровление, но рэперы —качки все-таки сказали свое слово о пользе спорта.

Такова вкратце история хип хопа в России, и ее не перепишешь. Рэп как средство самовыражения, как способ коммуникации – не будь его, мы бы нашли другой путь.

История развития чужеродной музыки в нашей стране любопытна: искусство улиц Запада пришло в наши дворики и бульвары и стало развиваться как союз музыки и поэзии, не менее интереснее зарубежной. Мы, как пионеры, строившие коммунизм, строили свою собственную культуру, взрослели в ней и постигали жизнь. Почти все мои друзья читали рэп, даже девчонки, и это было прекрасно. Нам было, о чем говорить, чем обмениваться, – нам было интересно, а интерес – лучший друг прогресса. И мы до сих пор творим эту историю, мы – часть этой культуры. И пока рано говорить, кто осядет в десятилетиях, а кого завтра же забудут.