Читать книгу Фальшивое венчание - Галина Турбина - Страница 11

Поездка в храм постоянно по каким-либо причинам откладывалась, разные дела оказывались главнее, чем посещение храма. Но за три дня до поездки за ужином Лея твердо сказала, что без благословения жреца Светлого бога не поедет.

Родители удивились такому рвению дочери, до этого не замеченной в истовом поклонении бога, но опять согласились, что храм посетить надо. И решили, что, так как откладывать далее уже нельзя, то завтра же и поедут. Храм находился не так уж далеко от их дома, если выедут рано утром, то обратно должны были вернуться после обеда, если ничего их не задержит.

На следующий день почти вся семья отправилась в храм, не взяли только Бастиана. Считалось, что до семи лет ребенок безгрешен и никаким соблазнам не подвержен, темный бог не может заполучить чистую детскую душу, поэтому посещение храма, благословение жреца ему не обязательно.

В храм женщины должны были входить в скромном и максимально глухом платье, открытыми допускались только кисти рук, на голову нужно было накинуть платок или шарф, так, чтобы скрыть шею и волосы. Поэтому контесса и ее дочери оделись соответственно, несмотря на духоту летнего дня.

Храм включал в себя целый комплекс, кроме самого здания храма там были и еще два дома – в одном жил жрец, а в другом те, кто служил при храме, были также хозяйственные постройки, и приют для сирот, имелся и заезжий дом для тех, кто желал провести в молитвах не один день. Все это было огорожено высоким и крепким каменным забором, а с внешней его стороны ютились маленькие домишки тех, кто ухаживал за скотом и обрабатывал храмовые поля, раскинувшиеся вокруг.

Как-то конт обмолвился, что храм может выдержать осаду не один день.

До самых ворот храма вела широкая и наезженная дорога. Обыкновенно в храм можно было попасть через калитку в крепких воротах, но сегодня они были распахнуты – семью Бедмод ждали.

Дорожная карета семьи Бедмод въехала во двор. Вышедших из кареты конта и его семью встретил главный жрец. Вначале семья поочередно приложились лбом к ладони жреца, протянутой тыльной стороной, ладонь другой руки он клал на голову и проговаривал короткое благословение. Затем жрец сопроводил всех в храм, который представлял собой конусообразное здание. Он возвышался над ограждением и был виден издалека, узкие окна, больше похожие на бойницы, расположены были так высоко, что без длинной лестницы до них было не добраться, а на самом верху храма находилась колокольня. Но прошло уже немало времени, как колокола звонили последний раз – война закончилась много лет назад, и оповещать о бедах, глобальных пожарах или набегах илевийцев не было нужды, потому что этого уже давно не случалось.

В храме было сумрачно и прохладно. Свет, еле пробивающийся сверху из узких окон, почти не достигал пола, а зажженные светильники, стоящие на высоких треногах, были расставлены так, что освещали только середину храма и статую Светлого бога Триера, стены же терялись в темноте и казалось, что их вообще нет. Но всем было известно, что на стенах были фрески, изображающие бога и его деяния.

Конт и контесса, а так же их дочери прошли к статуе бога, который был изображен суровым мужчиной с мудрыми глазами. Одной рукой он опирался на рукоять меча, воткнутого острием вниз у его ног, в другой руке держал цветок из хрусталя. Меч олицетворял карающую силу бога, цветок – душу человека, которая, несмотря на грани, прозрачна для бога, а еще хрусталь символизировал чистоту души, которую человек должен блюсти.

У ног статуи стояла глубокая каменная чаша, куда семья Бедмод поочередно глубоко поклонившись, положила подношения – золотые и серебряные монеты, а так же заранее написанные записки с просьбами к богу.

Некоторые приносили не только деньги, но и дорогие сердцу вещи, которые они отдавали богу с надеждой, что он поможет.

После подношений все стояли еще какое-то время у ног высокой статуи, склонив головы и шепча молитвы. Затем конт сказал жрецу, который столько лет знает их семью, что они перед отъездом хотели бы исповедаться, получить наставление и благословение. К жрецу было принято обращаться за помощью, за советом и поддержкой. Он, как духовный служитель бога и приближенный к нему, мог наставлять на путь истинный, посоветовать или наоборот отсоветовать от чего-либо, к жрецу приходили, если человек нуждался в участии, опоре, или стоял на распутье, не зная, как ему поступить. А так же жрец, как посредник бога, благословлял от его имени на какие-либо деяния или намерения. Жрецы были слуги божьи и обращаться к ним было принято так же – божий или благочестивый служитель.

Жрец пригласил в исповедальню, что находилась за статуей бога, первым главу семьи. А остальных младший жрец отвел к скамьям, которые стояли почти у выхода из храма. Там женщины должны были дожидаться своей очереди, тихо молясь или слушая младшего жреца, читающего книгу деяний и наставлений бога.

Конт не задержался в исповедальне, после того, как он вышел, туда направилась контесса, она тоже была там недолго. Следующей вызвалась Илара, сказав, что у нее тоже грехов мало и выйдет она оттуда быстро. А Лея видела, что сестра ерзала на скамье и видно было, что ей не терпится пойти в исповедальную комнату.

Вопреки своим словам, Илара была у жреца долго, отец даже задремал на скамье под бормотание младшего жреца. Вышла Илара задумчивой и отрешенной.

Сестра уже села на место, а Лея все медлила, не поднималась.

– Бель, ты передумала, не пойдешь? – шепотом спросила мать, склонившись к дочери. – Надо тогда сказать жрецу.

– Нет-нет-нет, я пойду, – ответила Лея, торопливо вставая.

Мать вздохнула за спиной дочери и прошептала:

– Будь благоразумной, Абелия.

Лея, не оглядываясь, направилась к статуе бога, за которой находилась каморка-исповедальня.

Жрец, когда девушка вошла, спросил:

– Мне задернуть штору, чтобы разделить нас?

Лея знала, что так иногда делают, якобы это способствует большей откровенности, когда человек не видит жреца, его глаз, его эмоционального отклика на исповедь.

– Нет, не надо, – отказалась она.

– Тогда садитесь, мэйси Абелия, – кивнул жрец на стул напротив себя.

– Благочестивый слуга бога нашего Светлого, вы помните меня еще маленькой девочкой, поэтому можете, как и прежде, называть меня Леей и говорить мне «ты».

– Хорошо, Лея, – согласился жрец, – ты тоже можешь мне просто говорить – божий служитель Паранс, как и прежде. Тебя не было четыре года. Там, где ты жила, посещала ли храм?

– Да, божий служитель Паранс, посещала.

– Молилась ли, исповедовалась ли?

– Да, божий служитель, молилась и исповедовалась.

– Во всех ли грехах каялась?

– Не во всех, божий служитель, – опустив голову, прошептала Лея.

– А сейчас желаешь ли в этих грехах признаться?

– Это не только моя тайна, божий служитель, – еще ниже опустив голову, прошептала она. – Я не вправе ее открывать даже вам.

– Что ж, надеюсь, что настанет такое время и ты во всем признаешься, – немного помолчав, сказал жрец. – А сейчас в каких же грехах ты желаешь признаться? Или ты нуждаешься в чем-то?

– Да, божий служитель, я нуждаюсь в вашем совете… или в вашем… в общем… скажите, божий служитель… брак, освещенный другими богами… может ли считаться в Империи… действительным.

– Какими другими богами, Лея? – нахмурился жрец. – Неужто ты имеешь в виду темного бога… в этих стенах даже имя его запрещено произносить!

– Нет-нет-нет! – испугалась Лея. – Я… но… ведь до того, как Империя пришла на эти земли, здесь же поклонялись другим богам?

– С чего ты это взяла? – удивился жрец.

– Ну… я читала… интересовалась… немного, но книг об этом мало.

– Мне твой интерес странен. Но… если тебе так любопытно… здесь… в храме… в подвалах есть большая библиотека. Можешь приезжать, я разрешу тебе читать некоторые из книг.

– Мы уезжаем послезавтра, божий служитель, и вернемся, скорее всего, весной. А ответ я бы хотела получить сейчас.

– С тобой что-то случилось, Лея? – прозорливо спросил жрец. – Кто-то смутил тебя чужими богами?

Лея немного подумала и все же решилась признаться.

– Я… узнала от одного… человека о богине Лейве. Он сказал, что она когда-то благословляла браки здесь, на этой земле.

– Я все же хотел бы поговорить с тобой более подробно о том, кто тебе рассказал об этой богине.

– Это было случайное давнее знакомство, и мы уже вряд ли когда-нибудь встретимся. Так брак, благословленный этой богиней, может быть настоящим в Империи? – настаивала Лея.

– Да, в преданиях илевийцах эта богиня когда-то существовала, ей поклонялись. Но, насколько знаю, эта богиня стала у них воплощением зла. Но в Империи никаким чужим богам и богиням не должно поклоняться, тем более думать, что они что-то значат для людей. Единственный, кто властен над человеком – Светлый бог Триер. Он Творец всего сущего, только он распоряжается душой, жизнью, судьбой человека. В нашей Империи только в его храмах благословляется брак между мужчиной и женщиной. И даже темный бог… враг и обольститель душ не властен над человеком, если тот чествует Светлого бога, Творца нашего, молится ему и ведет праведный образ жизни, не позволяет излишествам и соблазнам разным главенствовать над душой и телом.

– Но… все же… если, предположим, только предположим… были… случайно… в виде игры… произнесены брачные клятвы в храме богини Лейвы… то, выходит.. это ничего не значит? И что будет, если после тех клятв, произнесенных перед ликом богини, клятвы произнесутся уже в храме Светлого бога, но другому мужчине?

Жрец внимательно смотрел на Лею, а она, осознав, что сказала лишнее, вскочила со стула.

– Я… пожалуй… пойду…

– Нет, подожди! – резко остановил ее жрец. – Сядь!

Лея плюхнулась обратно на место.

– Где ты видела храм этой богини? – строго спросил жрец. – И с кем ты там была?

– Я… нигде не видела… и ни с кем не была… это я так… придумала… что-то на ум… мне это пришло, – испуганно бормотала Лея, – в книгах я… вычитала. У тетушки скучно мне жилось… вот и читала много и… попались… как-то мне книги об этой богини. И мне любопытно стало, а может ли эта богиня браки… благословлять и будут ли они действительными…

– Ох, тревожно мне за тебя, Лея. Скрываешь ты что-то. И боюсь, лжешь мне сейчас.

– Отпустите меня, – попросила она, коря себя, что наговорила лишнего, чувствуя, как подступают слезы, – я ничего не знаю про эту богиню, только то, что вычитала в книгах.

– Я знаю тебя с младенчества, помню, ты была бесхитростной и веселой девочкой. И мне очень сейчас хочется верить, что ты…все это вычитала в книгах. Но так как ты уезжаешь, и уже не сможешь посещать мой храм, я напишу письмо жрецу одного из столичных храмов, он не самый большой и богатый, но там служит умный, а самое главное, мудрый божий служитель. Я расскажу тебе подробно, где храм находится и я прошу, нет, пожалуй, требую, чтобы ты посетила его. Кто-то смутил твою душу, и тебя надо наставить на путь истинной веры в Светлого бога.

– Спасибо, я благодарна вам, божий служитель, и непременно приду в храм, который вы мне укажите.

– Иди, дитя, молись чаще, и верь, что только Творец всего сущего бог Триер властен над нашей судьбой и обязательно посещай храм Светлого бога.

– Да, непременно, – вставая со стула, заверила Лея, – я обязательно буду молиться и не только перед сном. И храм столичный, который вы мне укажите, посещу сразу же, как приеду в столицу.

Пятясь, Лея выскользнула из каморки.

Контесса, увидев покрасневшую дочь, ее затравленный взгляд, испуганно охнула и кинулась к ней.

– Что?! Что?! В чем ты призналась? – вцепившись в плечи дочери и встряхивая ее, спрашивала мать.

– Маменька, – прошептала Лея, – прекратите, мы в храме.

Контесса отпустила дочь и застыла на месте, с ужасом глядя на жреца, вышедшего вслед за Леей.

– Прошу прощения за эту сцену, божий служитель Паранс, – сказала контесса, – но Лея вышла такой… взбудораженной… я испугалась, что… у нее… что… с ней что-то случилось.

– Что могло с вашей дочерью случиться в храме, мэйсис Бедмод?

– Что она рассказала вам? – спросила напряженно контесса и попыталась улыбнуться. – Она у нас такая выдумщица.

– Но вы же знаете, что я не могу вам в этом признаться, мэйсис Бедмод.

– Вы нас простите, божий служитель Паранс, моя жена устала, хлопоча перед отъездом, она слишком беспокоится о наших дочерях, ведь им предстоит появиться в столичном обществе, и поэтому надумала себе что-то не то, – сказал конт, подошедший к дочери и жене.

– Ничего страшного не произошло, – ответил жрец, – мать всегда беспокоится о своих детях. Вашей жене стоит отдохнуть.

Лея перевела взгляд на Илару и удивилась тому, с какой любопытной жадностью та смотрела на всех.

– Но раз мы уже все открылись божьему служителю Парансу, исполнили свой долг перед богом нашим Светлым, то, пожалуй, нам уже можно и уезжать? – спросил конт.

– Прежде чем вы уедите, я бы хотел дать адрес храма, я настоятельно советую, чтобы ваша семья именно его посещала в столице, а так же письмо к его жрецу. Лея уже обещала мне, что она непременно выберет этот храм, – произнес жрец, внимательно оглядывая все семейство.

– Да, я обещала, – подтвердила Лея, – божий служитель Паранс столько лет нас знает и он хочет передать нас мудрому и доброму служителю.

– Что ж, пусть будет так, – согласился конт, – нам не надо будет стоять перед выбором, в какой храм идти, а то в столице их не меньше десятка.

Обратно семья ехала молча. Мать кидала на Лею озабоченные взгляды. Отец хмурился и тоже посматривал на Лею, но никто из них не решался спросить у нее что-либо в присутствии младшей дочери. Илара, как только сели в карету, стащила с головы шарф и, отвернувшись к окну, о чем-то размышляла.

Лее тоже было о чем подумать. Жрец сказал, что только бог Триер может благословлять браки, но… у Леи остались сомнения. Жрец сказал, что только в храмах Светлого бога в Империи разрешено заключать браки. Но ведь это не отменяет того, что брак может быть заключен и в храмах других богов? Божий служитель прямо на вопрос Леи о том, что будет, если повторить уже произнесенные клятвы, так и не ответил. И у Леи создалось впечатление, что жрец знает о чужой богини намного больше, чем сказал. И теперь она опять была в сомнениях, почти как и прежде. Может столичный жрец поможет во всем разобраться?

Когда вернулись в дом, Лея перед тем, как подняться вместе с Иларой к себе, улучила мгновение и шепнула матери, что не сказала ничего жрецу о Бастиане. Контесса облегченно выдохнула.

За ужином конт сообщил, что поедут в двух каретах. В одной – дочери и служанка, в другой – родители, Бастиан и его няня, но отец будет временами ехать верхом.

– Как?! – удивленно воскликнула Илара. – Зачем вы берете брата в столицу?

– Он наш ребенок, Илара, и он слишком мал, чтобы на несколько месяцев остаться без матери, – строго сказала контесса.

– Ну, конечно, – скривилась Илара, – вы же каждый вечер желаете ему спокойной ночи, как он без этого сможет уснуть.

– Не дерзи! Да, я желаю своему сыну спокойной ночи и доброго утра, так же, как и вам, когда вы были маленькими. Или тебе обидно, что для вас я этого уже не делаю?

– Вот еще! – фыркнула Илара. – Я уже взрослая!

– Вот и веди себя соответственно, – заметила мать, – и не ревнуй к брату.

Илара опять скривилась, но промолчала.

А Лея обрадовалась, что мальчик поедет с ними. Возможно, в пути она будет более тесно общаться с Бастианом, и в столице тоже.

После ужина отец задержал Лею и сообщил, что тетушка оставила завещание, в котором все свое имущество оставила племяннице. Конт предложил дочери продать тетушкин дом, ведь он теперь никому не нужен. Но Лея отказалась, сказав, что пока не хочет его продавать.

– Да зачем он тебе? – раздраженно спросил отец.

– Я прожила там несколько лет, не самых лучших в моей жизни лет. Но я привязалась к дому, и я не знаю, как может повернуться дальше моя жизнь. Вдруг тетушкин дом мне еще пригодится.

– Не пригодится, – веско произнес конт. – Ты лучше скажи, что такого наговорила жрецу?

– Ничего такого, так… ерунду всякую. Про то, что случилось четыре года назад, я ничего не сказала и про Бастиана тем более промолчала.

– Ну-ну, надеюсь, ты и дальше будешь молчать.

– Разумеется, отец.

Еще через один день сборов семья Бедмод уехала в столицу. Во время поездки и остановок в пути, как Лея и надеялась, она не раз подменяла уставших няню и мать, забирала к себе Бастиана, развлекая неуемного и озорного мальчика, который не хотел чинно сидеть во время путешествия. За такое короткое время она безумно привязалась к мальчику, впрочем, и он стал ее выделять из всех. Илара же старалась вообще не общаться с братом, была недовольна его присутствием в карете, где они ехали с сестрой и удивлялась тому, что Лея играла, кормила и укладывала спать мальчика.

– Он не твой ребенок, он наш брат, отдай его матери и няне, – ворчала Илара, – он мне надоел.

– Они от него устали, – улыбалась довольная Лея, – а у маменьки разыгралась мигрень.

– А мы разве не устали? – возмущалась сестра.

– Я нисколечко, а тебя он не трогает.

– Конечно, не трогает! Скачет, как… не знаю кто по карете, покоя от него нет.

– Пересядь к родителям.

– Нет уж, с меня и одного раза хватит, я не хочу опять внимать нудным наставлениям маменьки, как вести себя в столице, а так же слушать оглушительный храп папеньки. Я лучше потерплю этого… маленького… непоседу.

– Тогда терпи.

Илара тяжко вздыхала и отодвигалась к окну.

Спустя четыре дня они добрались до столицы.