Читать книгу Последняя ведьма Гарца - Галина Яцковская - Страница 7

После Москвы все кажется захолустьем, а уж Ильзенбург с его заурядным фахверком, унылой ратушей, обязательным собором и подавно производил впечатление полной задницы, сидящей посреди кремового торта. Похоже было, что время несколько открутилось назад и наступил май, потому что в каждом палисаднике неистово цвели то ли вишни, то ли сливы и весь город утопал в наивных розоватых цветочках и благодушии. Самое интересное, что я увидела на его улицах, трясясь среди ящиков в повозке, было уличное кафе, в котором единственный посетитель свирепо размахивал руками, отгоняя стайку ос от своего мороженого. Из дверей выбежала хозяйка и жалобно крикнула гостю:

«Осторожно! Вы же можете их случайно убить! Это же живые существа!»

Город буддистов, подумала я. Они тут все буддисты и до омерзения толерантные. Они не прихлопывают наглых ос, они отнимают у кошек добытых в честной охоте мышей, потому что у мышек тоже есть дети, они покупают в зоолавках специальный корм для жутких пауков, потому что маленькие мохнатики, заполонившие сад, тоже должны что-то кушать. По утрам из собора на рыночной площади раздается зов муэдзина и лысые кришнаиты в оранжевых тогах мерно бьют в бубны, чтобы христиане не выпадали из музыки при пении псалмов. Кровь Гризельды больше не действовала, и я опять злилась, злилась и злилась.

Мы повернули налево, еще раз налево и еще куда-то вкось, и ослик затормозил у стеклянной двери аптеки, над которой висела стандартная вывеска, чаша со змеей. От тысяч других таких же вывесок ее отличало только то, что змея, обвивающая чашу, была настоящей. Увидев нас, она приподняла голову, растянула плоский рот в полуулыбке и высунула раздвоенный язычок. В ответ я показала свой и сказала

«Эээ, гадина!».

Гризельда спрыгнула с повозки:

«Прекрасно выглядишь, Лилли! Спасибо за яд! Он мне очень пригодился!»

Она протянула руку, чтобы погладить змею, и я с отвращением отвернулась, чтобы не видеть этого. Из дома вышел аптекарь, в общем, обычный, но со странностями. Он был, как положено, в белом халате, правда, чрезмерно просторном и длинном, на голове у аптекаря был бархатный голубой берет с сизым пером, и наконец, он был в очках, но в очках не было стекол.

«Без стекол лучше видно!» – улыбнулся аптекарь, перехватив мой изумленный взгляд. Если не придираться, это был симпатичный и совсем еще не старый мужик.

«Фрау Вильдфрухт предупредила меня, что приедет не одна. Мы с ней разгрузим товар и поговорим о делах, а для вас я уже сервировал кофе в саду! Пойдемте!»

«Как мило с вашей стороны!»

Я была счастлива отдохнуть от Гризельды. Маленький солнечный дворик с идеальным газоном и кустом рододендрона оказался окруженным высокой каменной стеной, чего в дружелюбной Германии не бывает. Круглый белый столик и два стула с изящными коваными завитушками стояли у искусственного прудика, который кишел здоровенными рыбинами непонятной породы. Аптекарь пододвинул мне стул, налил кофе в две чашечки тонкого фарфора и, удаляясь, небрежно бросил:

«Лилли составит вам компанию! Не скучайте!»

Змея возникла напротив меня в тот же миг. Свое длинное тело она аккуратно уложила кольцами на сиденье стула, а голову с капюшоном изящно подняла над столом и покачивала ею вперед и назад..

Капюшон! Кобра! Готовится к броску! Ловушка! Беги! Все это пронеслось у меня в голове, но сдвинуться с места я не могла. О, я знала, что такое ловушка. Это когда тебя угораздило выйти замуж за лузера и придурка, и ты вдруг беременна и ни за что на свете не хочешь иметь детей, этих крикливых пусечек, прихлебателей, заедателей твоей жизни, вампиров твоей энергии. Да и с какой стати! Мир перенаселен, у меня другие планы, и вообще рожать больно, а от придурка надо избавиться как можно скорее. Это ловушка, беги – топором зависло у меня в голове, но я была кролик под гипнозом и должна была неотрывно смотреть в прозрачные немигающие глаза Лилли.

«Будьте добры, передайте мне сливки!» – сказала змея. – «Зачем вы назвали меня гадиной? Это невежливо. Сама гадина!»

Я молча нащупала на столе молочник и деревянной рукой налила несколько капель в ее чашку.

«Благодарю вас, гадина!»

Лилли наклонила голову и быстрым язычком лизнула кофе.

Сейчас она подкрепится кофе, потом сделает молниеносный бросок, потом меня разрежут на мелкие кусочки и скормят этим рыбинам, которые с аппетитом смотрят на меня из воды.

«Стерва», – неожиданно сорвалось у меня.

Лилли отшатнулась, но тут же парировала:

«Сама стерва! Сама ядовитая гадина и сама стерва! Есть ли хоть один человек, о котором ты не думала бы плохо? Есть ли хоть один, кому бы ты не позавидовала? Есть ли хоть один, кому бы ты не пожелала зла?»

«Мерзкая тварь, ты будешь меня учить жить среди людей?»

«Сама мерзкая тварь! Сама гадина и сама стерва!» – с удовольствием ответила Лилли и опять впала в елейный тон:

«Не откажите в любезности передать мне сахар, будьте добры!»

Я не отказала ей в любезности, порылась в сахарнице, проигнорировав серебряные щипчики, и с размаху швырнула кусок в ее чашку.

«Неуклюжее млекопитающее!» – прокомментировала Лилли.

«Скользкая рептилия!» – двинула я.

«Сама скользкая рептилия! Сколько ты пресмыкалась, извивалась и юлила за немножко этих ваших глупых раскрашенных бумажек? Сама ядовитая гадина, сама прожженная насквозь стерва, сама мерзкая тварь и сама рептилия!»

Постепенно мы увлеклись, вошли во вкус перебранки и по-гурмански смаковали каждое новое ругательство. Мы отлично понимали друг друга. И как раз, когда я обозвала Лилли дырявым шлангом из вонючей резины, а она вернула мне этот шланг и собралась объяснить, почему я дырявая и вонючая, мы услышали шум в аптеке и наша светская беседа оборвалась. Переглянувшись, мы бесшумно соскользнули со стульев, я тихо встала у окна, а Лилли опустила свой роскошный капюшон и, поднявшись на хвосте, прильнула к замочной скважине. Аптекарь нервно ходил по комнате. В руке от держал колбу, из которой периодически пил прозрачную жидкость. Спиртягу глушит, определила я наметанным глазом. Раскрасневшаяся Гризельда сидела на аптечной стойке, закинув ногу на ногу и напряженно скрестив руки на груди. Разговор шел на повышенных тонах.

«Нет, Гризельда!» – взволнованно говорил аптекарь. – «Я ведь не отказываюсь от настойки ромашки или корневищ валерьяны! Это классика, о чем тут спорить! Но фирменные продукты от Гризельды Вильдфрухт для особых случаев я отказываюсь продавать! Слишком много рекламаций!»

«Да неужели, Габриэль? Этого не может быть!»

«Может! Вот, почтеннейшая фрау доктор Фуфленхаузен взяла для своей протухающей дочки чаровательного зелья, сразу десять упаковок, чтобы девочка наконец узнала настоящий успех и нашла жениха! И что же?»

«Да, и что же? Когда свадьба?»

«А то, что девица выпила все десять упаковок, и все лица мужеского пола в Ильзенбурге, ты слышищь, Гризельда, все! Включая старого пьяницу Брумберга и кладбищенского сторожа Гребля, спасаются бегством, едва завидев девочку в конце переулка! Это работа, Гризельда?»

«Неправильная дозировка!» – пренебрежительно сказала Гризельда и бросила в стену мензурку, которая не замедлила со звоном разбиться. – «Это же как с вином! Если ты набита своим очарованием и сексапильностью, как свинья жиром, то эффект противоположный!»

«Допустим! А Ральфик?»

«Что там еще с Ральфиком?»

«Парень хотел всего-навсего избавиться от прыщей и бородавок, которыми щедро наградила его природа!»

«Купил чистотел, надеюсь?»

«Да, твой хваленый чистотел на мальвазии с тычинками ириса и попкорном!»

«И ходит чистенький!»

«Как бы не так! Он весь покрылся попкорном, как коростой!»

«Но ведь бородавки исчезли?»

«Бородавки исчезли, но…»

«Так что же ты хочешь? Бородавки исчезли, а от попкорна есть другое средство!»

И Гризельда грохнула об стенку вторую мензурку. Любо-дорого было смотреть.

Аптекарь опрокинул все содержимое колбы в глотку и налил себе еще из бочки с надписью «Ильзенштайн, безалкогольный психотерапевтический шнапс по рецепту Принцессы». Взял бы уж граненый стакан, он удобней, про себя посоветовала я.

«А твоя косметика! Это уж ни в какие ворота не лезет!»

«Косметика не должна лезть в ворота, мой дорогой! Это не баран и не корова, если ты понимаешь, о чем я говорю. Она должна омолаживать!»

«Ха-ха-ха! Вот именно!»

Змея оторвалась от замочной скважины и доверительно прошептала в мою сторону:

«Я пользуюсь! Очень помогает! Кожа слезает полностью!»

«Именно что омолаживать!» – саркастически продолжал Аптекарь, почав вторую колбу успокоительного шнапса. – «Вся рок-группа „Дочки Принцессы Ильзы“ перемазалась этой кашей и вышла на концерт!»

«Полный провал, не сомневаюсь!»

«Да! Они покрылись куриными перьями, как только открыли рты!»

«Как поют, так и выглядят! Правду не утаишь!» – отрезала Гризельда и спрыгнула со стойки. – «Ну хватит!»

Она подошла к своим ящикам и достала из них несколько склянок.

«Это отдашь Ральфику. От попкорна. Принимать в кино, три раза в день, запивать колой. Это отдашь Франци Фуфленхаузен, от тоски и глупости. Чудное средство! Извилины в мозгах так извиваться начинают, просто удержу нет! А девчонкам из „Дочек Принцессы“ скажешь, пусть перья-то повыщипают и сожгут их в полночь на кладбище на моей могиле. Только чтобы не вздумали там петь! Потом землицей утрутся, и уже к утру у них вырастут…» – она на секунду задумалась, – «прелестные козьи хвостики!»

«Гризельда!»

«Я хотела сказать, будут свежее утренних роз! Давай деньги! Лиза, милая, мы уезжаем!»

Это было уже мне. Я метнулась к столику, кинула в сумку все равно никому не нужные серебряные щипчики для сахара, на память, и с невинной улыбкой вошла в дом, где Гризельда стояла с толстенькой пачкой евро в руке и вопросительно смотрела на Аптекаря.

«Я вычел за разбитые мензурки», – пробормотал тот, глядя в угол.

«Послушай, что ты сейчас сделаешь. Ты аккуратно соберешь все осколки и закопаешь их…»

«Я не пойду ночью на кладбище! Мне надоело каждую неделю бегать к твоей могиле! Там шорохи и что-то светится, а другое шевелится!»

«Вот ты какой… Уж и пошевелиться и посветиться нельзя!» – вздохнула Гризельда. – «Но разве я что-то сказала про кладбище? Ты закопаешь осколки под рододендроном и наутро там вырастут…»

«Прелестные козьи хвостики!» – передразнил Аптекарь.

«Я думала о капусте, совершенной по форме и наполненной витаминами, но если ты хочешь хвостики… Или, может быть, осиное гнездо…»

Гризельда определенно была обижена.

«Нет, Гризельда! Я не хочу ни капусты, ни хвостиков! Прошу тебя, не надо осиного гнезда!»

«Десять банок витаминов для твоих акулят! Согласен? Согласен. Ну?»

Аптекарь протянул Гризельде стоевровую бумажку.

После этого они стали говорить друг другу комплименты и церемонно прощаться, а я стояла в сторонке и пребывала в некотором ступоре. В этой чертовой аптеке в мою циничную московскую голову нападало слишком много информации, было от чего напрочь свихнуться. Итак, Гризельда шарлатанка, она торгует какой-то отравой, но местные поселяне и поселянки ее охотно покупают, да и задорого, а потом пьют колу и жгут по ночам перья на кладбище, чтобы излечиться от лекарств. На кладбище у Гризельды есть могила. Но она в ней не лежит постоянно, а только иногда шуршит, шевелится и светится. То есть, она уже умерла, но как же она умерла, если вот она, живехонькая, только что громко ругалась, била посуду и считала деньги. Она не призрак, потому что на хрен призракам пачки евро. Она вампир, но вампир наоборот. Чуть что, на, попей моей кровушки. Она то благостная старушка, то девка-оторва, то благородная дама, то торгашка, и все это вперемешку, и ты не предугадаешь, кем она обернется через минуту, какую Гризельду тебе выплеснет очередная волна времени. Теперь аптекарь. Аптекарь держит змею и разводит в пруду акул в формате мини. Это было со мной, я сидела рядом с акулами и пила кофе со змеей! На этом месте меня стало подташнивать. Да ладно. Пока не съели. Рационального во всем этом бреду было только одно: Гризельда в самом деле умеет колдовать! Она у м е е т сотворять все это козьи хвостики, попкорны, рыбьи витамины, она у м е е т делать так, чтобы кофейники летали, буфеты стригли газоны, а колбаса саморезалась. И главное, она знает, как дурацкие шишки и желуди превращаются в полновесное золото. Все это были очень практичные знания и умения, а раз так, то совершенно безразлично, кто она, кипящая жизненной силой фрау Вильдфрухт или ходячий мертвец, принимающий гостей в полночь на своей уютной могилке. Плевать. Я больше не хочу избавиться от чемодана с шишками, и мне больше не нужны дорогие вещи из моего навсегда пропавшего чемодана. Прощайте, туфельки, пока, шелковая пижамка! Я хочу научиться всему, что умеет Гризельда. Я хочу стать ведьмой.

Мы вышли в переулок. Повозка стояла, где стояла. Осла не было.

«Ушел», – грустно констатировала Гризельда, глядя на пустоту, в которой должен был быть осел.

«К единорогу поплелся. Стихами донимать,» – предположила я.

«Да нет, в пивную. Сейчас напьется и в карты засядет с дружками.»

«Мало того, что осел, мало того, что стишки кропает, так он еще и алкаш?? И ты его держишь в доме? Лелеешь и выгуливаешь на травке? Или…» – меня озарило – «он тоже твой бывший муж?»

После аптечных приключений я хотела есть и совсем не в моих интересах было мотаться с Гризельдой по пивнушкам в поисках осла, а потом еще приводить упитую скотину в чувство. Гризельда пропустила мимо ушей мои ехидные речи. Она встала в позу Зевса Громовержца, в ее ладони полыхнул свет, я упала на землю и закрыла голову руками, как нас учили вести себя во время ядерной атаки на уроках безопасной жизнедеятельности, а когда подняла лицо с брусчатки, повозки больше не было. Вместо нее перед аптекой сверкал белый кабриолет, в который Гризельда со скукой на лице грузила чемодан с шишками и футляр с метлой.

«Не люблю я этого, но иногда не обойдешься,» – промолвила ведьма. – «Садись, милая Лиза, мы едем обедать.»

Кое-как отряхнувшись, я с восторгом прыгнула на кожаное сиденье цвета ванили. В роскоши я всегда чувствовала себя прекрасно. Гризельда повернула ключ в зажигании, и машина нежно тронулась с места. Я оглянулась, чтобы мысленно передать последний привет от серебряных щипчиков стоящему в дверях аптекарю, но его уже не было. Над входом по-прежнему болталась вывеска с чашей, над которой склонилась грубо покрашенная деревянная змея.