Читать книгу Body-Бог, или Месть неандертальца - Геннадий Евгеньевич Деринг - Страница 32

Оглавление

МЕЖДУ СЦИЛЛОЙ И ХАРИБДОЙ (ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ИАКОВА)

(Исида подходит к клетке подсудимого. Вид у неё сумрачный.)

ИАКОВ.

Мне бзики продолжать,

Благая Мать?

ИСИДА.

Скажу тебе, как адвокат с приличным стажем,

Я с изумлением смотрю на эту лажу.

И даже думаю порой, что мой подельник

Сошёл с катушек в самом деле.

Доселе только Люцифер

Умел Отца порой слегка дурачить.

Не гамлетуй, оставь репризы,

Ещё назначит экспертизу!

ИАКОВ (тоскливо).

Я, Мать, запутался уже: где явь, где сон?

В ушах какой-то похоронный звон…

(Иаков, приволакивая левую ногу и потирая правое плечо,

выходит из загородки для подсудимого

и становится за трибуну перед судейской кафедрой.)

ИАКОВ (тягуче).

Пред вами, горний Суд, гонимый иудей…

Ой вей!

(Хлюпает носом.)

Ну, шо я вам могу сказать?

Меня вострила тут Исида-Мать…

БОДИ-БОГ (морщась).

Иаков, поживее.

Преступника здесь судят – не еврея.

ИАКОВ (мотнув головой).

Кто я –  вегетатив или рационал?


Я меж градациями вашими завис.


Я, господа, простой жидель.


Трясусь над благоприобретенным,


Как над булдыгою кобель.


Но разве Вы, Высокий Суд,


Не стережёте свой кошель!


Я вечно требую ням-ням.


Мне говорят: «Ты бы и мыло съел,


Что так сдурел!»


Да,  у меня имеется домок в Москве, хата в Майами…


А вы хотите, господа,


Чтоб  я ходил-гремел костями?

…Когда паскуда римский Тит Ерусалим зорил,

Я не был жидомором, скважиной и хамом.

Ну, за какие пироги меня погромом наградили

Сначала Первого, потом – Второго Храма?!

(Иаков достает из кармана кителя и листает записную книжку.

Обращается к Боди-Богу со слезами в голосе.)

Отец! Ты знаешь, сколько нашего добра

Похитил нечестивый Тит?

Он гору серебра и меди закантарил

И в Рим на триумф свой отправил!

Из кедра инвентарь, из кипариса и маслины

Вагонами на запад гнал, скотина!

Хищения размах сравнится – господи, спаси! –

С разгулом иудейских комиссаров на Руси.

Пропал алтарь кадильный,

Десяток седмисвещников светильных,

А что нахапал Тит во Дворике священников

И во Дворе народа –

Пересчитать не хватит года!

И даже Двор язычников,

Где я, как финансист-меняла, рос,

Где буйствовал пророк Христос,

Где жертвенных мы продавали с выгодой

Тельцов, козлов и голубей, –

Наш знаменитый скотный двор, тех лет Бродвей,

Очищен был до нитки –

Гевалт! Мы даже не успели умыкнуть

Священные пожитки!

А сколько драгоценной древесины

Сгинуло, ситтима!

Отец, мы горькой теме этой

Отдельную беседу посвятим.

Как вспомню, Отче, о погроме титовом,

Во мне свирепый оживает троглодит,

Беда сухая грудь теснит,

Буровит лёгкие и плевру:

По курсу настоящему убытки досягают

Неисчислимых лярдов евро!

Мы, Ротшильды несчастные, до сей поры, поверь,

Оправиться не можем от потерь!

Вы спросите, на кой я вспоминаю нечестивца Тита?

(Пауза. Иаков напрягается и выкрикивает.)

А кто мене наклады возместит?!?

(Горестно кашляет, хлюпает носом и вновь вдохновляется.)

… Хазария – в духовном росте был мой следующий,

По вашей схеме, сенситивный, шаг:

На Волге я молился Яхве ревностно

И принимал из Киева ясак.

Русейские прекрасно помню барыши,

Особенно бобры там хороши!..

(Иаков запинается.)

…Когда б не князя Святослава вислоусого

Оттянутые палаши…

(Иаков печально опускает голову.)

Тогда я понял достоверно,

Что идолопоклонство скверно.

Кумирник Святослав

По камышам за мной устроил шмон,

Меня, как волка, порскал он.

Но я, как пел блаженный Вольдемар,

За красные флажки устроил дёру

И спас сундук: спасибо дромадёру!

Да, я утёк, захлопнул двери.

Но кто, чёрт побирай,

Окупит мне славянские потери?!?

(Горько вздохнув.)

После того, друзья мои, житья была глава

В стране сосисок и ржаного пива.

Там, в «Талмуд Тора»,

В меня священные вколачивали тексты.

Но больше мне запомнились

Ужорные кошерные бифштексы.

Наш рабби мне сказал в лицо:

«Чёрт с ними, Святославами и Титами!

Старик, с таким прекрасным аппетитом

Быть тебе русским референтом!»

И долго бормотал рефреном:

«Чтоб всем ивримам стало так!»

Наш рабби был большой добряк.

Конечно, я к рациональной жизни

Был не вполне ещё готов,

И добытое часто вырывали

Из крепких, но неопытных зубов.

(Иаков вспоминает, повеселев.)

…Я финансировал Колумба, Ваша честь,

Его проект был адски дорогой.

Он при последней нашей встрече

Меня пытался изувечить

Подзорной медною трубой.

Под поручительство Пинсона-капитана

Испанские марраны

Набили Христофору золотом карманы.

В ту пору я раввина зятем был,

Марранами руководил.

Вы слышали, надеюсь я, о Меломеде?

Это моя мошна Колумба привела к победе!

Звал адмирала океанский бриз,

Сокровище его не занимало.

Но я потребовал рундук металла!

В конечном счёте мы договорились,

И души наши в западную сторону

По ветерку совместно понеслись.

Но были и просчёты. Боже!

Бандит Писсарро до сих пор мне должен.

В Перу исчез, подлец!

Он где-то здесь, у вас, надыбай мне его, Отец!

Рационалису хоть чёрта финансировать, такое моё мнение:

Открытие Америки, апачей избиение…

Ведь это я на пляжах океанских

Закладывал привозы, синагоги, храмы христианские.

Привозы обращались в города,

А храмы обрастали дворцами и притонами,

Лилось вино, жратвы уписывались тонны,

Метались кости и шуршали карты,

Прекрасные, как золото, выгуливались жёны.

Я не делил людей,

Кормил-поил врагов, друзей,

Гелт под процент ссужал

И должников долгами жал.

Зверело хамство и наглела знать,

Долги не торопясь признать.

…Я, наконец, Ост-Индскую компанию

Раскинул по морям.

Да, смолоду я был куда упрям!

Я мог бы стать рационалисом законченным,

Пусть и немного порченным!

Всё дело в одиночестве.

Пёс отчего у будки зол?

Пса не берут играть в футбол.

Кому я мог печаль излить

О прибылях, разлитых в мире?

Свои ассимилировались,

В них Сима с Иафетом оставалось по чуть-чуть,

Кругом – неграмотная чудь,

Потомки Хама.

Стараешься, по сути дела,

Ради чужих людей,

Ой, дарагаямама!

Там полпроцента, там процент…

Дерёшь ведь не со зла.

А вместо благодарности – хула.

Всё, что ни сделаешь, всё плохо.

А тут ещё Вильям с меня списал

Вонючего Шейлока!..

Бывало, вечером сочтёшь гешефты мельком,

Да почитаешь Вильяма пасквиль,

И плачешь в тюфячок, к утру мокра постелька.

И всё, бывало, думаешь-мечтаешь:

Забацать бы Всемирную торговую организацию,

Экономическую насадить бы интеграцию,

Наладить бы движение труда и капитала,

Дать в одну руку чуди бутерброд BigMag,

В другую – «Pepsi» в форме фалла…

И сладкая на ум являлась версия:

А не пора ли нам Россию-матушку качать

И газовое заднепроходное ей отверстие

От Proktora&Camble гелем смазывать?!

(Просветлев лицом.)

Несовершенен мир продажный.

Но если сильно помечтать, глядишь, и сбудется.

О визуализации желаний известен ныне каждый:

Сегодня тощий фьючерс, хилый опцион,

А завтра прямо руки приплывёт залоговый дармовый

Российский нефтяной аукцион!

И вот, мой друг…

(Иаков обращается к заслушавшемуся его Матфею.)

Очнулся утром вдруг,

Смотрю в окно: двадцатый век, Россия!

На кухне Рашка-друг

Глазуху в сковородку бьёт,

Играет яйцами да нагло так, спесиво…

На бёдрах дюжих – фартук бабий…

Тут вспомнился мне незабвенный рабби.

Могучий Рашка, но какой-то снулый…

О Титовом погроме мысль мелькнула,

О Святославе с тяжким палашом,

О должнике Писарро…

А Рашка шастает по кухне, считай что телешом…

Ну, фрукт! Ну, гад!

Ведь ничего ему не надо,

Всё есть в Московии!

А ты езжай в Месопотамию,

Парад-алле!

Гоняй арабов по жаре…

(Иаков сглатывает слюну.)

…Теперь представь, Отец, пустынный Беловежский коридор.

В банкетном зале наверху волною ор.

Я с балыками шёл и с чёрною икрой,

Вдруг кто-то крикнул мне от лифта:

–Яков, стой!

Я: «Шо такое?!»

Смотрю: в дверях панёнка…

Помните шкоду

При Жёлтых Водах?

Поправила веночек свой:

« О чём задумался, герой?

У тебя зубы вряд?

Имей в виду, двуногий брат:

Жох на рысях летит к обеду,

Плетётся лох под обух роковой!»

…Глухое занималось утро.

И вдруг свело моё нутро…

Ударила тоска:

Ужель не ухвачу куска?!

Тогда боярам я и сыпанул Синайского песка…

…Потом – сырой предбанник,

Храпящий с всхлипом Ваня…

Я как с горы летел облыжно,

Как из петли летит булыжник,

Как сумасшедший я радел,

Я откусил бы и от камня!

(Иаков судорожно вздыхает.)

Когда охотник сгоряча

Палит навскидку в косача

Счастливою рукой,

Кто виноват из них?

Я думаю, ни тот и ни другой.

Высокий суд!

Огонь с водой не подружить

И рай несходен с адом тоже.

Иван передо мной не виноват,

Но и мене виниться перед ним… за что же?!

Мы с ним как бы глухие и немые.

Не встретятся в Галактике ни в жизнь

Две параллельные прямые…

Высокий Суд!

Я должен вам сказать такое,

Что вам, наверно, не понравится:

Скорей всего я довегетатив, а может, пострационалис.

Имеете ли вы себе такое понимать,

Чтоб времена и нравы обнимать?

Не знаю я, чего мне больше надо:

Бродить в саванне с первобытным стадом,

Гонять слонов и антилоп,

Жевать собратьев-троглодитов?

Или в раю Доминиканы, в отеле Пунта-Кана

Сосать тушёные мозги фазана?

Скажу, чтоб лишних избежать вопросов:

Я тот, кто верен своему гешефту,

Я там, где лежбище моих порносов!

МАТФЕЙ (шёпотом, в ужасе).

Великий грешник, дьявола насмешка!

До дикаря-вегетатива ему лет тыщу

Мелкой перебежкой…

Не человек разумный он –

Какой-то ракоскорпион!!!

Body-Бог, или Месть неандертальца

Подняться наверх