Читать книгу Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья - Геннадий Мещеряков - Страница 15

– Вам не кажется, друзья, что мы делаемся похожими на людей? – моргнул красными глазами робот атлет, обращаясь к таким же интеллект-механизмам.

– Не во всем, – ответил похожий на Пушкина киборг.– Количество израсходованной нами нервной энергии определяется цветом глаз. Вот ты, вчера был голубоглазым. В чем дело?

– Хозяйка под домашним арестом, кавалеров к ней не пускают, поэтому и покраснели.

– Всеми орудиями пользовался?

– Если бы. Самые эффективные конфисковали, чтобы ужесточить условия пребывания под арестом.

– А у меня глаза белые, угадайте, почему? – спросил высокий худощавый робот.

Кто-то засмеялся:

– Кипятком окатили?

– За Ивана Ильича на работу хожу, а он спит до обеда. Заказал себе двойника и забавляется. Его предок, говорит, на печи сидел, не блистал умом, а царевичем стал.

– И меня так запрограммировали: за своего хозяина диссертации и научные труды пишу, преподаю в четырех институтах, прадочерей Пенелопы для него вычислил, а сделать такое в современном обществе, сами знаете, почти невозможно, но глаза не белеют, наоборот, темными становятся, – перебил маленький машино-человек.

– Ты, Чип, трудишься в спокойной обстановке, если имеешь дело, то только с компьютером, а я – с ядами и без противогаза.

– Химреактивы глаза выели? – снова засмеялся кто-то.

– Не смеяться, плакать надо, – ответил двойник Пушкина.

– Как ни пыжься, не вспотеешь, как ни печалься, не заплачешь, – заметил философски атлет.– Действительно, переживания определяют цвет наших глаз, и не случай но, видимо, прячет взгляд Соломон Абрамович.

– Соломон Абрамович отсидел две пятилетки за своего шефа, лес рубил, лично дюжину заросших сопок в гигантских ежей превратил. Глаза у него потрескались от мороза: веки застывали и не закрывались, – сказал Чип.

– Все на зоне знали, что я двойник, но только посмеивались. Миллиардер построил в тайге для охранников дом свиданий, куда отправил дюжину клонов самых красивых Маш и Зин. А кто сидел, какая им разница. Есть номер, значит, порядок, – ответил грустно Соломон Абрамович.

Молодой робот, недавно вышедший из института кибернетики, предложил:

– Давайте спросим одну из Зин, приехавшую на реконструкцию, рот у нее на бок скривился: не обижали ее в Сибири, каково ей было там?

– Правильно, юноша, Зин, ну-ка, иди сюда и расскажи о своих впечатлениях.

– А что рассказывать, Чип, с балкона чаще лес видела, все время в номере.

– Ничего интересного, запоминающегося?

– Разве медведь когда залез?

– Ну-ка, ну-ка!

– Я только поняла, что медведицу у него давно убили.

– И ты не кричала?

– Нет.

– Это доказательство того, что мы в человека еще не превратились, как бы кому ни хотелось. Но все же, почему твой рот на бок съехал?

– Увидел бы, Чип, нашего прапорщика: не уйдет, пока во всех номерах не побывает.

– Права Зина, – поднялась сидевшая в стороне женщина-робот, – когда я гуляла по тайге, снежного человека встретила. Обходительнее прапорщика, и уши не откручивает.

– О мелочах печетесь, коллеги, – к беседующим подошел робот с улыбкой Гагарина.– Я три раза побывал на Марсе, купался в газовых гейзерах Юпитера, летал на метеорите, и даже пытался оторвать у кометы хвост, а звание Героев за эти подвиги получали другие люди, иногда далекие от космонавтики. Скажу вам по секрету, на Венере я почувствовал, как раскалились подошвы космических ботинок, и, не поверите, выступил под мышками пот. О чем это говорит? Мы становимся людьми. Вопрос в том, плохо это или хорошо.

– Тогда и я открою правду, – перебила его женщина-робот.– Мечтаю встретить снежного человека еще раз, преобразилась я вся.

– И Зина, убежден, не случайно, губы накрасила, что еще раз доказывает, что мы не только мыслим, но и начинаем чувствовать. Теперь зададимся вопросом, кто в скором времени будет хозяином на Земле: мы, почти бессмертные, или напичканные болезнями люди?

– Тише, Атлет, услышат. Будем теперь думать о том, как правильно скорректировать программу, – сказал Чип.