Читать книгу Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья - Геннадий Мещеряков - Страница 8

* * *

Картина третья

Самолет президента. Вир-салон. Президент смотрит в иллюминатор.

– Какая впечатляющая панорама, давно не летал этим маршрутом.

– Пятнадцать лет, три месяца и два дня, – говорит его главный советник.

– Да, многое изменилось внизу. А скажи-ка, всезнающий, кто это летит за нами от самой Москвы? Стерхи? Нет, не похоже. На стервятников смахивают.

– Это, господин президент, не стервятники, хотя, действительно, смахивают на них, а наши министры. У них один принцип: куда вы, туда и они.

– Принципиальные, значит? Ну-ну.

– На борт, кроме своих, никого не берут, не как олигарх Пахомов – хореографический ансамбль «Рябинушка».

– Поэтому и не женится, проказник: скупил всю сибирскую низменность, теперь замахнулся на «Байкал».

– Не замахнулся, по моим данным, уже ворует из него воду, и уровень озера заметно снизился.

– Китайцам качает?

– Не только, господин президент, монголы заполнили до краев колодцы для лошадей.

– Теперь понятно, почему изменили маршрут моего полета. А это что за река, изогнулась дугой?

– Не узнали? Енисей это. Его просто повернули на юг, в азиатские степи. Вы так сильно были заняты в последнее время строительством олимпийских, да и, – хихикает, – не только олимпийских, объектов, что поворот реки, естественно, выпал из поля вашего зрения.

– Снова Пахомов?

– Нет, речки скупает Вассерберг.

– Действительно, увлекся я олимпийскими объектами, поворот такой широкой реки не заметил. Ничего не знаю и о той, вон, – бросает взгляд за иллюминатор, – прямой автомагистрали, когда-то на «Калине» в здешних местах путешествовал.

– Это сюрприз для вас, господин президент, от Птибурдукова – в качестве благодарности.

– Столько наворовал? Непостижимо, в казне меньше денег.

– Если его любовница нажила непосильным трудом чемодан бриллиантов, то он – на бронетранспортере их не увезет.

– Логично, но с твоим мнением я не согласен. Есть все-таки польза от моих решений. Была бы разве проложена эта автомагистраль, посади мы Птибурукова? Надо внимательнее посмотреть на таежную ширь, нет ли в ней других приятных сюрпризов.

– Есть, господин президент, как вы и хотели, вся Сибирь в сетях труб.

– А кого называют в народе главным пауком?

– Никто на первенство не претендует.

– Интересно, почему?

– Народ запутали в сетях, и всякое может случиться, да и знают, с кем придется тягаться.

– Смотри, советник, министров не видно, отстали?

– Если так, к лучшему. Все равно, есть ли они, нет ли их…. Но от министров никуда не денешься, даже заправляются в воздухе.

– Ты имеешь в виду самолеты?

– И самолеты тоже, господин президент.

– Невероятно, всего пятнадцать лет руковожу страной, а как изменилась карта Сибири.

– Все по законам физики: прибавляется в одном месте, в другом убавляется.

– Опять ты о Сочи намекаешь? Но не на Чукотке же строить стадионы, дворцы?

– А как бы рейтинг повысился, и я бы вместе с вами на пенсию ушел.

– Заладил: бы, бы… Тебе только тридцать исполнилось.

– Если будут дворцы на Чукотке, это осуществимо.

– Я подумаю, затраты невелики, можно еще разок на Птибурдукова наехать: теплое течение к Чукотке пригонит.

– Господин президент, а птички так и будут летать за вами вместо того, чтобы хотя бы яйца нести.

– Яйца-то они всегда с собой носят, а мне нужны их мозги.

– Извините, господин президент, с этим, как в сказке: найди то, не зная что.

– Преимуществ не видишь, иначе один из них сидел бы здесь в салоне, высказываясь о произошедших переменах за Уралом. Кстати, почему я не видел Уральских гор?

– Из них Демидов успел выбрать все полезные ископаемые, и они усели.

– Кто такой Демидов?

– Он, господин президент, с мозгами, изменил фамилию, чтобы не порочить вас. Он вашей троюродной тетушки брат.

– Не помню. А горы все-таки жалко, хотел там покататься на лыжах.

Картина четвертая

Вот уже год лечу хандру на необитаемом острове, но Робинзоном себя не почувствовал. Связи с миром никакой, Пятница появится лишь сегодня, сам так распорядился. Говорю с попугаем, который называет меня дураком, возможно, он и прав: на роль Пятницы больше бы подошла ведущая программы Ио-го-го с соответствующей фамилией Кобылицина – Кобылова.

И подчиненные отчудили, козла на остров привезли вместо козы, хотя на зоне можно было прочитать роман Даниеля Дефо. За год козел напустил целое облако метана, которое застыло над островом. А если гроза? Подождите с ложками, еще просо не сеяли, кажется, ангел сидит на этом облаке.

– Молись, – кричит мне архангел сверху, – произошло землетрясение, идет цунами, высота волны – сандалии мои достанет. А у тебя столько грехов, что Адам, вкусивший запретное яблоко, просто агнец.

Побледнел я: воровал, воровал, и все собаке под хвост. Вернее, Верке. Вертихвостка еще та. В зоне мужиком прикидывалась, и никто из зеков ее за пять лет не выдал, даже стукачи.

– Кириллушка, помоги, – обращаюсь к нему, все до копеечки отдам, оставь только этот остров, и в придачу Верку, сам знаешь, как тяжело без бабы.

– Я не Кирилл, а Гавриил, но разницы нет, не будет тебе прощения, волна уже идет, поднимусь-ка я на сажень повыше: святой – не святой, а кто его знает.

– А если я прямо здесь, на острове, построю церковь и буду до конца жизни замаливать грехи?

– Обоняю, как ты добавил метана в облако, ладно, подскажу, есть один выход. К острову подплывает Пятница, лодка может двигаться и под водой, но одноместная. Договаривайтесь, он твой киллер, замена почти равноценная.

Не стало ни облака, ни Гавриила, и только Пятница растягивает в улыбке губы:

– Все сделал, шеф, как вы приказывали. Приплыл один, взял только гармошку, губную. Не могу без нее, особенно после работы: подойду к трупику, жалко, живым, однако, был. Часами потом играю на гармошке, забывая все на свете.

– Вижу, мозоли на губах. Всех замочил? – спрашиваю.

– Всех, – отвечает.

– Напрасно, – говорю, – через десять минут остров накроет цунами, и надо решить, кому из нас спасаться: Боливар не вынесет двоих.

Пятница засмеялся:

– В шутку так назвали лодку, а попали не в бровь, а в глаз – одного лишь может взять она под воду. Будем тащить спички.

– Обманешь, тот еще шулер, – не соглашаюсь.

– Не драться же с тобой киллеру, – снова смеется.

Действительно, как клопа раздавит. И, вдруг, меня осенило: он же все забывает, когда играет на гармошке. Говорю ему:

– Сыграй-ка, Пятница, что-нибудь душевное, уважь напоследок, на острове останусь я, афера с ним моя, мне и отвечать.

– С превеликим удовольствием, шеф, – обрадовался Пятница и заиграл. Все больше заволакивались его глаза, все больше туманилось сознание. Я быстро сел в лодку, отплыл, приготовился к погружению. Вдруг, вижу около Пятницы Гавриила и слышу громкое:

– Ты не только вор, но обманщик и лгун, готовый ради спасения своей гнилой душонки подставить любого. Твой Боливар давно разгерметизировался, так что давай, погружайся.

И я завыл волком:

– Ворюга я подлый, родную мать за копейку продам, нищего ограблю, с бедного последнюю рубашку сниму. Одним словом, олигарх.… Простите, если можете, и спасите. Останусь на острове с попугаем, пусть называет меня дураком…

И проснулся я, весь в поту, вокруг стояли испуганные домочадцы, над которыми возвышался строгий лик Гавриила.

Картина пятая

Морской звездой устанавливаются машины, из них выходят пятеро, подумаешь клоны – бритоголовые, накачанные, с угрюмыми взглядами.

– Совсем одурел Елисеич, где я ему найду в Туве шаманку с голубыми глазами, – пьет из бутылки водку парень, готовый, кажется, расплакаться.

– А ты, Пузырь, сам переоденься в ритуальный костюм, шеф никогда культовых служений не видел, молений духам не слышал, не различит, – заржал рядом стоящий.

– Прав, Дивиденд, бубен ты привез, а пену изо рта пускать умеешь, не раз надувал охранников, – поддержал третий парень.

– Не остри, Пупок, действительно не все в порядке стало с головой у шефа, после того как он воткнулся в снег на Красной горке. Вот ты гоняешься за призраками и привидениями в развалившемся замке. Догнал? То-то. И меня недавно шеф наказал. Ты, говорит, Безбородый, засиделся без настоящего дела, поэтому в лунные ночи подежурь на погосте. Там по слухам раздаются непонятные звуки. Возможно, мертвецы создали ансамбль. Если так, попроси их выступить на моем юбилее. Утрем нос всем.

– Дуреют, когда карманы набиты бабками, – съязвил самый угрюмый клон.

– Еще один озадаченный. Ты, Палач, наверное, как горькая редька надоел православным, шастая по монастырям и скитам в поисках берестяной грамоты, которой нет. Попроси Художника нашего, он тебе любую грамоту сварганит, не графом Елисеича, как он хочет, а князем сделает. Ни одного нарисованного Художником доллара фальшивым не признали.

– С грамотой легче, вот как я найду ему голубую шаманку? – вздохнул Пузырь.

– Эх, горемыка, голубую, конечно, не найдешь, как ни старайся, но бомжиху с голубыми глазами из актерской среды найдешь. Она наговорит ему все, что надо, и с пользой для нас.

– А не раскусит ее Елисеич, Дивиденд?

– С его головой? Нет. А раздеть может, так что подбирай актрису помоложе.

– Разводишь всех, Дивиденд, а мне, верняк, труба. Где привидения? В воображении только, – посетовал Пупок.

– Составь логическую цепочку. Шеф врет? Врет. И ты наври ему, скажи, что уже встретился с привидением, представь видео, это мы устроим.

– А дальше?

– И дальше вешай лапшу, де, хочет оно поговорить с ним лично в полночь, но пусть придет один и накинет на плечи простыню. От одной этой мысли он наложит в штаны, боится частенько из броневика вылезти.

– При таком раскладе Елисеич действительно о привидениях забудет, мне труднее, не знаю, что делать с кладбищенским оркестром, – пожаловался Безбородый.

– Как вижу, ты не только без бороды. Можешь сказать, что это просто слухи, и при сильном ветре издают звуки венки на могилах. Можешь запустить страшилку: есть оркестр на кладбище, но не мобильный, мертвецы не могут прийти на юбилей к Елисеичу, учитывая их физическое состояние. Или так: все придут к нему, а их сотни тысяч.

– Как просто, а я два месяца прячусь в склепе, который шеф построил себе, на всякий случай, если не похоронят на Мемориале, где он купил себе место. В последнее время мне стало казаться, что мертвецы действительно поют.

– Да, и в смерти повезет Елисеичу, весело ему будет лежать, – вздохнул Пупок.

– Хоть и скажем ему об этом, премию все равно не даст, – сказал Безбородый.

– Что поделать, если наступило время перевора, – добавил Палач.

– Тонко подмечено, не стал бы перевор новой эрой, – подвел разговор Дивиденд.