Читать книгу Большие снега - Геннадий Прашкевич - Страница 4

Наследник Гумилева и Ахматовой,

в лесу, где тропы выбиты сохатыми,

под крышей деревянного сарая

лежал я, ничего не понимая.

Махорочные струи, извиваясь,

в небритую щеку меня лизали,

и плавали, густые и бесшумные,

как плавают меж сосен тени лунные.

«Тяни, братишка!» – требовали плотники,

друзья мои, герои и колодники,

все видевшие, знавшие, умевшие

и за год мне до смерти надоевшие.

Я пил малину с водкой, и, отчаясь,

все это запивал грузинским чаем,

и хлеб жевал с привычным отвращеньем, —

о, только бы приблизить возвращенье!

Как долго от тебя ни слов, ни писем!

Как подло мне сквозняк тебя расписывал!

Как нудно шелестели снегопады,

свершая свои мутные обряды!

Я засыпал с дымящей сигаретой,

и в сны мои врывался темный ветер,

злорадствовал: теперь не отыграться,

не дотянуться, не коснуться пальцев,

губами на ночь перечтя ресницы,

когда тебе задумчиво не спится.

Но хуже, было хуже, когда жалость

в ночные сны непрошено являлась,

юродствовала, плакала, просила:

«Осина умирает некрасиво,

раскинув растопыренные лапы,

дрожа и задыхаясь на лету;

ты хочешь повторить ее паденье? —

мне жаль тебя. Решайся. Из деревни

к друзьям, к стихам, и к ждущей иль не ждущей,

решайся,

и тебя я уведу!»

…а за окном дробились и кололись

розеточки мерцающих снежинок,

и стыли на заборах злые пятна

замерзшей человеческой мочи.

Над речкой, окруженной, будто глетчер,

моренами берез и стылых кедров,

бесшумными каскадами струился,

синел и испарялся лунный свет.

В его глубоких ласковых разводах

мелькали тени – призрачно, прозрачно —

и так же непонятно исчезали,

чтоб снова появиться над рекой.

Над лесом поднималась крыша школы,

в которой ничему нас не научат,

но в окнах школы билось злое пламя —

впервые посмотреть на этот мир.

Под вечер дымкой покрывало снежной

дома, дороги; уходя на берег,

я видел камни, между ними билась

и клокотала черная вода.

Криноидей сияющие сколы

песчаник светло-серый испещряли,

как буквы, – те, что ты не нашептала, —

они остались в камне навсегда.

Я вырвался. Но что теперь мне надо?

Улыбку? Шепот? Ласковые руки?

Иль вечное терзание работы?

Не знаю…