Читать книгу Четыре серых цыпленка Мистера А - Генри Ким - Страница 9

Альберт, Мария и Зои

– Как же ты красива в этом приглушённом свете! – восхищался Альберт, раздевая жену глазами. Чёрное облегающее платье выше колен, туфли на высоком каблуке, сверкающие заколки в причёске – её приятно даже описывать, не то что разглядывать. Не то что любить.

Игриво покачиваясь, Мария столкнула свой бокал с бокалом мужа и с праздничной радостью допила вино. Мария положила палец на пятно на рубашке Альберта и с цоканьем покачала головой. Альберт вытащил из вазы с цветами астру, обломал ей стебель и вставил жене в волосы. Несмотря на величину цветка, он гармонично подошёл к её волосам. Несмотря на неповоротливую мужеподобность, жест Альберта получился органичным и милым. В глазах жены бутылкой алкоголя сверкнула страсть. Как минимум дважды в месяц, по четвергам, супруги особенно любили друг друга.

Он поцеловал её, и она улыбнулась широкой белоснежной улыбкой. Мария взяла его за руку и повела за собой в спальню. Алкоголь и общение в хорошей компании всегда добавляет человеку немного озорства.

Вслед за уходящими в дождь гостями из атмосферы дружеской откровенности выветривалась дружба, и обстановка в доме медленно приобретала свой обычный запах. Альберт и Мария убрали со стола, намочили жирную посуду и губы в поцелуе, вытирая друг о друга влажные ладони. Вода притягивает воду. Метод инжекции.

Когда Альберт бросил Марию на кровать, она на секунду представила себя двенадцатилетней маленькой девочкой, скачущей на бабушкиной перине, хоть и метила в возраст двадцатилетней отвязной рок-н-рольщицы. На самом деле Мария представала взрослой двадцатидевятилетней женщиной с почками, не одобряющими падения на кровать с полуметровой высоты. Уголки её приоткрытого рта успели чуть дрогнуть от звука, изданного кроватью, прежде чем Мария провалилась во мрак.

Восьмилетняя Зои уже сорок минут как спала.

Они долго обнимались, а потом Мария взяла с тумбочки пачку сигарет. Альберт, почуявший высшее наслаждение, скривился. Он не терпел сигаретного дыма, особенно в постели, но не стал возникать: аромат прекрасного вечера ещё висел в воздухе.

– Только не открывай окно, иначе продует, – предупредил Альберт, опасаясь за атмосферу, в которой видел жену нимфой. – Потом проветрим.

– Ты сегодня такой заботливый, – поблагодарила, затягиваясь, Мария.

– Как и всегда, – напомнил муж, наблюдая, как увядает красота жены.

Мария поцеловала Альберта в рыжие усы, и тот почувствовал пепел на своих губах.

– Пойду проведаю Зои – и в душ. Не скучай, – сообщил он, вставая, и лицо жены приобрело стандартный мрачный оттенок.

Докурив первую сигарету, она подожгла вторую, сразу же брезгливо затушив, и пододвинула к себе ноутбук. Намерение отправить приложения к данным отчёта налоговой своей подчинённой пересиливало желание откинуться на подушку. Раз уж выдалась свободная минутка, почему бы не заняться делом?

Лунный свет падал на лицо Марии, и в нём она казалась особенно красивой. Сказочно красивой. Но лунный свет не всегда пробивал сигаретный дым.

Мария знала о своей красоте и порой задавалась вопросом: почему Мистер А не выбрал её тогда? Ровное округлое лицо, сверкающие голубые глаза, изящный носик и аккуратный маленький рот. Фигура модели. Никто не мог назвать Марию стандартной, в ней имелась «изюминка»: ямочки на щеках и невероятно мягкие бронзового цвета волосы до середины спины. Мария любила мужа, но чисто женский интерес подталкивал её к этому вопросу. Почему?

Мария знала о своей красоте и ужасно гордилась ей. В детстве, пока она ещё этого не осознала, её мать говорила: «У тебя прекрасная внешность, золотце, но пока ты сама себя не полюбишь, ни один мужчина на тебя не взглянет». Взрослея, девочка начала понимать, насколько важно для неё мужское внимание.

Потому она очень полюбила себя.

Мария считала себя трудолюбивой женщиной. Чтобы не оказаться узником красоты, как её мать, практически всю жизнь проводившая в стенах дома, она не хотела дарить себя гостям. Отбросив подростковые мечты стать моделью, она принялась заниматься другим со свойственной ей долей уверенности. Мария не желала, чтобы её везде пропускали за «красивые глазки», и, как деловая женщина, всегда шла вперёд, желательно, по головам. Мать, суровая одинокая женщина, не позволяла ей помогать нести пакеты из магазина до дома, а как дочь подросла – не помогала нести ей.

От мойщицы посуды до старшего администратора и аналитика центра. От первого до последнего шага она сама, без чьей-либо помощи, прошла эту лестницу.

Но это не означало, что она уже оказалась наверху. Не означало, что она устала. Это означало лишь то, что она натренировала мышцы ног и может идти быстрее.

Мария не считала себя счастливой женщиной.

– Счастье, любовь с первого взгляда, свобода – мечты идеалистов, не больше, – говорила она. – У нормальных людей есть хорошо спланированная приличная жизнь и внимание человека, которому на тебя не всё равно.

– Что толку мечтать о том, чего нет? – десять лет назад говорила ей мать. – Напредставляешь себе, потом разочаруешься. Мы с тобой в реальном мире живём. Пользоваться надо тем, что находится у тебя под рукой.

– Я знала одну парочку, – продолжала Мария рассуждения матери спустя годы, – которые познакомились в Интернете и четыре года писали друг другу письма. Так и не встретились ни разу, всё время что-то мешало. Потом девчонка умерла – у неё какие-то проблемы со здоровьем были, – а парень спился и повесился. Знаю, что нельзя так говорить, но они придурки. Могли бы найти себе кого поближе и жили бы не тужили счастливо. Ну, хорошо.

Альберта, спокойного и надёжного мужчину, она нашла по тому же принципу. Бывший госслужащий, крепкий ответственный мужчина идеально дополнял целеустремлённую, интеллигентную женщину, хоть у них часто не совпадали интересы и мнения, к примеру, насчёт усыновления детей.

Через приоткрытую дверь комнаты Альберт видел, как спит его усыновлённая дочь. Крепко обняв игрушку, собаку с висячими ушами и заросшими глазами, Зои казалась беззащитной и напуганной, но веки её не дрожали, и лицо казалось умиротворённым. Прошло уже полмесяца, а она так и не привыкла к взявшей её семье, чуралась и папы, и мамы. Называла их по именам. Это беспокоило Альберта. Он считал себя хорошим мужем, и, соответственно, хотел стать хорошим отцом.

Зои, бледная кареглазая восьмилетняя девочка, до сих пор носила вещи, выданные ей в детском доме, играла со своими игрушками, неохотно принимая новые. Зажатая и скрытная девочка, в которой Альберт души не чаял.

Альберт мечтал об отцовстве. Его семья состояла из прекрасной мамы и прекрасного папы. Семья без ссор и дешёвых истерик. Но собственные попытки Альберта построить счастье не увенчались успехом. Однажды он женился. В юности, работая пожарным, он познакомился с внучкой старушки, которую спускал с пятого этажа до скорой. Такая процедура называется «помощь населению», и робкая восемнадцатилетняя девчонка помогла Альберту, войдя в его жизнь. Застенчивая, хрупкая, она обнимала руками его голову, наполненную огнём. Она успокаивала его после смены, выступала персональным психологом его души.

В голове Альберта навеки остался кадр поездки в метро. В переполненном вагоне она уступила ему, возвращающему с суток, место, склоняясь над его огромной фигурой. Прижавшись красной испачканной головой к её груди, он плакал, жуя, как корова, её белую блузку. Два часа назад на его руках задохнулся ребёнок в задымлённом детском саду. Ситуация выглядела настолько трогательной, что даже окружающие их люди в вагоне не строили презрительных гримас. Спустя две недели после сцены в метро они расстались. Навсегда. Его первая жена погибла в автокатастрофе, а ещё через месяц Альберт ушёл из пожарной охраны. Но он по-прежнему обожал детей, хотел своих, хоть его и мучил страх взять в руки то, что абсолютно беззащитно. Альберт уговорил Марию удочерить девочку из приюта. После долгих рассуждений, разъяснений и приготовлений они приняли решение.

Альберт помнил, как они с женой несколько дней наблюдали за группой играющих детей. Помнил, как они взяли Зои прогуляться в парке. Помнил, как она покорила его.

Несмотря на смертельную бледность, девочка светилась, словно солнце среди голых костлявых камней Стоунхенджа, отбрасывающих длинные крючковатые тени. Она брала будущих родителей за руки, ела сахарную вату, плавала на лодке по озеру, даже смеялась. Но когда Альберт и Мария оформили документы и стали папой и мамой, девочку будто подменили: она больше не улыбалась и не смеялась. Мария предположила, что Зои запугали воспитатели вести себя вынужденно весело, чтобы понравиться новым родителям.

«Или, – предполагала Мария, – она потеряла шанс вернуться, если не получится».

Когда Зои вошла в их дом, Мария не особо поладила с ней и, как показалось Альберту, не предпринимала ярых попыток сойтись с приёмной дочерью. Однако Альберт не отступал. Он продолжал окружать девочку заботой и вниманием. Под маской отчуждения он видел совершенно другую девочку.

Она показалась ему маленьким раннеутренним солнышком для мёрзнущего охотника позагорать, тянущего свои окоченевшие руки и подставляющего гусиную кожу груди под нежное, ещё такое невинное и несмелое тепло её души. Как аромат первого испечённого хлеба после зимы, как кошка, переступающая порог, Зои плавно, осторожно втекла в обиталище его небесной частицы, сияя большими карими глазами. Мягкие маленькие руки, не приученные к труду, аккуратно подстриженные ногти, параллельно заплетённые косички, улыбка зубами – дожидающаяся родителей опрятность могла прикрыть, но не прогнать и отпустить искренность веснушчатых щёк и пляшущих пальцев в сандалиях. Альберт сразу проникся к девочке и полюбил её переменчивый характер.

Улыбнувшись, он мысленно поцеловал лоб Зои и чуть прикрыл дверь, так, чтобы она не проснулась от света из коридора и чтобы ночные монстры её не беспокоили. Отправляясь в душ, он осознавал, как ему повезло. Любимая жена, дочь, работа. Всё это он когда-то имел, потерял и теперь обретал вновь. Склонив голову набок, вытянув руки вперёд, безволосая, с облезлым черепом его первая жена держала за руку трёхлетнего ребёнка с затянутым дымкой лицом и звала Альберта к себе. Они стояли в серой увядающей траве, но вокруг благоухали розы. Ребёнок чуть покачивался из стороны в сторону, а его мать улыбалась Альберту белоснежными зубами. Альберт ёжился, но тоже улыбался.

«Скоро они перестанут меня преследовать, – успокаивал он себя. – Совсем скоро».