Читать книгу Конокрады из Прилеп. Проклятие старого помещика. На основании записок действительного статского советника Тулина Евграфа Михайловича - Георгий и Ольга Арси - Страница 6

От города до сельца Прилепы было около семнадцати вёрст. Повернув с дороги на Богородицк в сторону конезавода, оказались среди живописной природы, достойной кисти художника. Места были холмистыми, с красивыми и ровными посадками леса, небольшими озерцами. Радость от общения с природой портила только дорога, разбитая и полностью не просохшая после зимы. Тулин с удовольствием рассматривал места своего рождения и с не меньшим удовольствием беседовал с графиней. Разговор проходил на «ты», как между старыми друзьями или близкими людьми.

– Евграф, тебе немного не везёт, опять новое поручение. Но это хорошее дело, услугу Добрынину оказать. Николай Никитич добрейший человек, достоин помощи. Да и Муратов расстарается ради него. Сейчас всех на ноги поднимет. Как считаешь, Евграф, кто похитил лошадей? – сказала Ольга, наблюдая чудесную природу, откинувшись на спинку экипажа.

– Трудно сказать, не посмотрев конюшни и не поговорив со слугами. Возможно, цыгане. Может ради мести голове или молодецкой забавы похитили. Однако, нельзя отметать и уголовно-коммерческий интерес. Шутка ли, восемьдесят тысяч! А может кто и из заводчиков увёл, на зло голове.

– Да, это действительно сложно, разобраться во всей этой истории. Но в тебя верю. Давно не бывал в этих местах? Ты же здесь родился, – уточнила Ольга.

– Не бывал в здешних местах с момента обучения в Александровской военной гимназии, что была в городе. А неделю назад, когда Ерша разыскивали, с вашими драгоценностями, через Суходольский приход от полиции уходил, на пролётке Скуратовского трактирщика. Правда, дело было поздним вечером, даже ночью. Сильно гнали не разбирая дороги, так что мало что и увидел. Ты на меня не сердишься, за прошлое недоразумение?

– Конечно не сержусь, но вы меня поразили, когда заявились с Кротовым грабить! Понимаю, что у вас обоих не было другого выхода, поэтому прощаю. Помните, как на вас набросилась собака, так бы и сгрызла. Смотрите, в следующий раз Кики порвёт тебя, как Тузик старую грелку. Если будешь несправедлив ко мне, буду жаловаться ей. На мой взгляд, эти сиба-ину очень умны, бесстрашны и преданы, не зря их японцы использовали для охоты на медведей. Берегись! – заразительно засмеялась графиня.

– Согласен! Лучше ей под ноги не попадаться. Этот японский «пучок жёлтой травы» или, по-другому, японский карлик8 действительно бесстрашен, – ответил Евграф.

– Но оставим это. Лучше расскажи, если знаешь, конечно, кому принадлежала эта усадьба ранее. До того, как её приобрёл Николай Никитич Добрынин?

– Знаю, но совсем немного. В прошлом году покопался в Московских архивах, получил ради интереса немного знаний. Изначально вся земля в округе принадлежала царской семье Романовых. Первыми известными владельцами усадьбы были Опочины, дворянский род, занесённый в родословные книги Ярославской губернии. Они были богатыми землевладельцами и вели свой род от местного воеводы Степана Опочина, в XVII веке, в Переславле-Залесском Ярославской губернии. В 1661 году во время войны России с Польшей, царь Алексей I Михайлович для поощрения, наиболее заслуженных воинов, приказал направлять их для исполнения дел по управлению различными городами царства в качестве местных воевод. Возможно, эти земли были подарены воеводе царем за верную службу и военные заслуги. Затем, хозяевами усадьбы и некоторых земель являлись помещики Скаржинские, потом семья Гартунгов. Один из которых, генерал-майор Леонид Гартунг, был мужем дочери Александра Сергеевича Пушкина и, как вы знаете, трагически застрелился. А вот теперь уже Добрынин Николай Никитич. Но давайте по порядку. Так вот, в семье этого местного воеводы родился сын, Михаил Опочин, который в дальнейшем жил и служил государству во времена правления Великого Петра I, по артиллерийской линии. Дослужился до великих чинов и званий, к концу жизни став действительным тайным советником.9 В том числе его деятельность описана в «Истории России с древнейших времён», господина Соловьева, где он пишет о том, что генерал-майор Опочин жестоко пресёк бунт в Калужской губернии, на заводе Евдокима Демидова, поймав и сослав в ссылку более шестьсот взбунтовавшихся крестьян. Причем до него крестьянам удалось разбить отряд в пятьсот солдат во главе с полковником, ранив одиннадцать офицеров и двести солдат, а самого командира взяв в плен. Вы знаете, что в противовес господину Карамзину создан вот такой труд, Сергеем Михайловичем Соловьевым.

– Конечно знаю, дорогой Евграф. Ты забыл о том, что я активно занимаюсь изучением истории, философии и русского права. Кто же не знает уважаемого профессора и ректора Московского университета. Он более тридцати лет работал над своей историей Российского государства. Последний том, двадцать девятый вышел в 1879 году, совсем недавно. Жаль, что Сергей Михайлович умер в том же году, однако он оставил после себя огромное наследие, описав развитие государства с V века, то есть двадцать три столетия. Просто версия господина Карамзина признана государственной, а версия господина Соловьева нет, – ответила, хитро улыбнувшись очаровательная спутница, придерживая шляпку от ветра, так как они начали спускаться с горы в районе сельца Малое Яловое.

– Вас ничем не удивить, милая графиня!

– Так что дальше с Опочинами? Продолжай, мне интересно.

– Дальше, так дальше. Михаил Степанович Опочин имел больше четырехсот крепостных. В его семье родилось трое детей, все сыновья. Впрочем, они не стали такими великими и известными вельможами, как их отец. Один из них, Пётр, стал статским советником палаты уголовного суда в Пензе. Говорят, что проиграл свою часть имущества в карты. А вот его сын был женат на дочери фельдмаршала Кутузова, Дарье и сделал блестящую карьеру. О втором сыне, Дмитрии, мало что известно. Третий сын, Иван Михайлович Опочин, дослужился до майора по артиллерийской линии. Родившийся, теперь уже, в его семье сын Николай продолжил семейное дело, служа по артиллерии. Однако недолго, так как подпоручик осадной артиллерии Николай Иванович Опочин умер в двадцать четыре года, оставив вдовой супругу Татьяну Фёдоровну. Вот она-то и владела усадьбой Астебное и многими землями в Тульской округе. Была она очень богата, ей принадлежало около двенадцати уделов земли только в Тульской губернии и восемь в Орловской, в том числе и сельцо Прилепы, и пустошь Астебная.

Сама жила в Москве, но в сельце Прилепы и Акулино, что располагается недалеко отсюда, имела по деревянному дому. В Прилепах проживало пятьдесят мужиков и сорок девять баб, её крепостных. В Акулино двадцать шесть мужиков и двадцать одна баба. Крестьяне занимались хлебопашеством, в Прилепах на помещицу запахивалось тридцать десятин, в Акулино, восемьдесят пять. Остальные запахивались на себя, для собственных крестьянских нужд. О её богатстве говорит и то, что когда она выдала свою дочь, Екатерину Николаевну, замуж за Петра Петровича Нарышкина,10 то отписала ей четыреста крепостных. Нарышкин женился во второй раз, так как его жена умерла.

– Екатерина была красива? – с интересом уточнила Ольга.

– Видимо да, возможно, что более того. Или обладала какими-то особыми чертами женственности. Вы слышали о князе Иване Михайловиче Долгорукове?11 Он был очень увлечён Екатериной Николаевной всю свою жизнь.

– Конечно. Древний княжеский род, служил в гвардии. Писал и переводил комедии, у него даже дома был театр на сто мест. С восемнадцати лет начал писать стихи. Все образованные люди читали его мемуары. Я читала его стихи, которые публиковались в сборниках Николая Михайловича Карамзина, три раза в год. Одно из них мне очень нравится. Не знаю кому оно посвящено, так как ни одну из его жён не звали именем Нина. Тем не менее, стихи очень занятны. Хочешь прочту пару четверостиший, оставшихся в памяти?

– С удовольствием Оленька, сочти за просьбу, – ответил Евграф.

Ольга опёрлась о плечо Евграфа левой рукой, встала в пролётке и громко с выражением начала декламировать стихи Долгорукова, при этом активно жестикулируя правой рукой:

«Деньги – бедная награда, за свободу, за любовь;

Пышность – слабая отрада, когда в нас пылает кровь.

Пусть фортуны обольщенье, весь морочит род людей;

Нина, ты моё прельщенье, ты краса судьбы моей!

Твоя скромность и приятство, речь, улыбка, страстный взор —

Вот одно моё богатство! Всё другое в свете – вздор.

Кучей денег кто гордится, тот пускает пыль в глаза;

И сквозь золото катится, часто горькая слеза».

Она так этим увлеклась, что забыла про шляпку, которая улетела в поле, под теплый весенний ветер. Пришлось остановиться и ловить её под заливистый смех графини. Впрочем, ничего со шляпкой не случилось, грязи уже почти не было.

– Так что, она была ещё и умна? Ты так и не сказал, почему ей был увлечён князь Долгоруков, – вновь спросила, разгорячённая стихами, Ольга.

– Да, она была красива, умна, хитра и женственна. Князь писал мемуары и у него есть очень занятное сочинение, редко встречаемое у других, он описывал всех людей, с которыми ему приходилось встречаться в своей жизни. Называется оно «Капище моего сердца». В нем он уделил несколько листов Екатерине Николаевне и её мужу.

– Очень интересно. Наверное, есть какая-то интрижка. Быстро рассказывай, Евграф. Не тяни! Жутко люблю интрижки! – засмеялась Ольга, повернувшись к нему лицом, в экипаже.

– В начале, в своем сочинении, он даёт описание матери, Екатерины, Татьяны Фёдоровны Опочиной. Считая её зажиточной и тщеславной женщиной, мечтавшей дать Катерине Николаевне наилучшее модное образование. Что, в прочем, у неё и получилось. С его слов, девушка хорошо говорила на французском языке, с искусством танцевала и удачно играла разные роли в домашнем театре. То есть была полностью подготовлена к высшему свету и общению с равными себе. Можно предположить, и фамильной знатью империи. При этом Долгоруков, с удовольствием отмечает, что у Катерины было особое преимущество: ум и пригожество. Кроме того, молодость и резвость. Она рано, с пятнадцати лет, выезжала в общественную публику, где он с ней и познакомился. Кроме того, её мать охотно принимала молодёжь из известных фамилий, и князь был частым гостем у Опочиных. Вскорости, Долгоруков очень понравился Катерине. Как сам пишет в своих воспоминаниях: «полюбился». Благодаря взаимному влечению стал проводить с младшей Опочиной много времени, участвовать во всех семейных приёмах, посещении театров и балов. В сочинении князь прямо говорит, что незаметно и сам влюбился в Катеньку, самым серьёзным образом. У матери Катерины, Татьяны Фёдоровны, Долгоруков находил полное взаимопонимание. Так как она очень хотела видеть дочь княгиней, более того, отец князя не был противником этого, не совсем равного союза. Но богатство Опочиных, а самое главное очаровательность Катеньки, сметали все преграды.

– Так, так! Что же дальше? – нетерпеливо уточнила графиня, провожая взглядом одиночного всадника, обогнавшего их экипаж в сторону Прилеп.

– Всё получилось не так, как было задумано. Судьба распорядилась иначе. Князь убыл к Санкт- Петербург, и некоторое время находился там. В столице влюбился в Евгению Сергеевну Смирнову, выпускницу Смольного института благородных девиц и фрейлину императорского двора. Когда же вернулся в Москву, в отпуск, то был женат и кроме того узнал о том, что Катерина помолвлена с Нарышкиным, приятелем князя и сверстником. Однако, согласно запискам Долгорукова, эти ситуации в обеих семьях ничего не изменили, и он продолжал бывать у Опочиных очень часто. Основанием была старая дружба и хорошее отношение к нему матушки Екатерины. А потом, когда переехал в Москву, старая страсть к Екатерине вспыхнула с новой остротой. Он очень часто приезжал к матери, туда же и пребывала Екатерина Нарышкина, по мужу, в то время как сам Петр Нарышкин занимался посещением клубов и мужских собраний. До трёх часов ночи Иван Михайлович засиживался в доме Опочиных, что в скорости вызвало подозрение и ревность со стороны его жены. Сам он пишет, что настолько был влюблён в прошлую любовь юности, что готов был ко всему, только лишь бы увидеть или услышать Екатерину Николаевну. Но, супруга князя, кстати, он о ней очень уважительно отзывается, убедила его, пользуясь поддержкой отца, поступить вновь на государственную службу. Надеясь получить должность в Москве, он поступил на службу. Но вместо Москвы был отправлен вице-губернатором в Пензу. Видимо, не без хитрости отца, который очень любил и ценил Евгению Сергеевну, жену князя. Уехав из Москвы, он не забыл Екатерину в своих мыслях. Не зря жена, с которой он прожил семнадцать лет, ревновала его всю жизнь только к Нарышкиной. Как сам он писал, говоря о ней: «что из всех женщин, которые сердце мое пленяли, ни одна так соблазнительно не очаровывала меня, как Опочинина, ни в одну я до такого безумия не влюблялся». Он исключительно раболепно повиновался Катерине, ожидая приглашения к ней в то время, когда она могла его принять.

– Да, очень интересно, – с сожалением сказала Ольга. – Такая загадочная и необычная любовь. Интересно, были ли они счастливы. А что же князь пишет о самом Нарышкине, он что, не замечал их отношений?

– О нем он пишет немного и ничего плохого. Считал его своим приятелем, осуждал его за пьянство и потерю имения и доходов в следствии своего развратного поведения. Они вместе служили в гвардии и имели возможность часто быть при дворе императора. Оба жили в Москве и являлись одногодками по рождению, с одной только разницей, Нарышкин был моложе Долгорукова, на один месяц. В своих записках князь отмечает, что несмотря на любовь к Катерине Опочиной-Нарышкиной, он на протяжении всей жизни оставался другом семьи. Лишившись своего состояния, Пётр Петрович жил в доме своей тёщи, помещицы Опочиной. Существуя на свое небольшое жалование и её деньги. Опомнившись, Нарышкин перестал пить и предаваться развлечениям, но было уже поздно. Высокое общество не принимало его, а из старых друзей остался только Долгоруков. В общем, они оставались друзьями до конца своей жизни. Екатерина Николаевна умерла в 1852 году, прожив восемьдесят шесть лет и дав жизнь пятерым детям.

– Да, интересная история, возможно, они часто здесь бывали, приезжая для отдыха или по коммерческим делам. Мы уже подъезжаем, Евграф. Остальное, об усадьбе, расскажешь на обратном пути. Договорились? – уточнила Ольга.

– Как скажешь. Как будет угодно графине! – покорно сказал Евграф и улыбнулся.

Чуть больше полутора часа в разговорах прошло не заметно. Впереди появились Прилепы. Сельцо располагалось на горе, с которой открывался красивый вид на окрестности с холмами и полями. С одной стороны, оно было окружено красивыми яблоневыми садами, а с другой хвойными деревьями. Издалека была видна красивая роща из лип, клёнов и берёз. С правой стороны при въезде, раньше стоял небольшой дом обедневших дворян Тулиных, сейчас там ничего кроме пустыря не было. Дом, наверное, сгорел, когда Евграф был на Турецкой войне. Впрочем, он уже и не принадлежал ему. Смотря на пустырь, Тулин невольно вернулся в прошлое. Вся его жизнь пролетела перед глазами. Родился он в старинной дворянской семье. Отца практически не помнил. Будучи на военной службе, отец погиб в одной из многочисленных Турецких войн Российской империи. Семья значительно обнищала. То и оставалось, что дворянское положение, которое не давало ни денег, ни особых привилегий. Да небольшой дом в близи усадьбы Астебное Тульской губернии. Дом в дальнейшем опекун продал за долги, даже не спросив его мнения. Матушка, женщина строгих правил, замуж больше не вышла, несмотря на предложения поклонников. Когда Евграфу было десять лет скончалась. В начале, Тулин, учился в военных гимназиях. Потом, в 1872 году, окончил Александровское пехотное училище, проучившись в нем два полных года. По окончанию училища, был выпущен по первому разряду, с присвоением звания «подпоручик». Направлен в действующую армию, в Крымский 73-й пехотный Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Михайловича, полк. Через четыре года ему было присвоено звание «поручик». В 1876 году «запахло» войной. В апреле Крымский, 73-й пехотный полк перешёл границу Османской империи в составе Эриванского отряда и принял участие в войне на территории Турции. После окончания войны, по собственному желанию перешёл в Московскую полицию. Затем в сыскную часть, в период её создания в 1881 году.

– Что с тобой, Евграф? Почему молчишь? Воспоминания? – спросила Ольга, тормоша его за руку.

– Да, что-то нахлынули на минуту. Не обращай внимание, всё в прошлом. Нам нужно жить настоящим и будущим, – улыбнувшись ответил Тулин, взяв нежную ручку графини в свою руку.

Миновав въезд в сельцо, направились к барскому дому-усадьбе, располагавшемуся в некоторой низине. Сыщик лишь смутно помнил обустройство и расположение сельца, прошло уже восемнадцать лет, как он здесь не бывал. Да и его уже, наверное, никто не помнил. Дорога к усадьбе Астебное пролегала между садами, аккуратно спускаясь в низ, утопая в зелени. Возле одноэтажного, под железной крышей, барского дома, стоял хорошо одетый и бородатый мужик, в ожидании гостей, видимо управляющий усадьбой и конезаводом.