Читать книгу Эровый роман. Книга первая - Георгий Мо - Страница 7

– Рустем! Что ты творишь? Что с тобой происходит???

– Вот как ты меня встречаешь?! Ничего себе.

– Так что? – его глаза дотошно всматривались в мои.

– Я вчера перепил… Если ты про это.

– Почему ты всех подводишь?! Я и не думал, что ты можешь так сильно нажраться, чтобы подвести нас всех! – Андрей сильно злился.

– Прости… Ну я могу пройти? Или мне обратным маршрутом валить?

– Конечно, проходите. Просто… Короче, Рустем, меня все это достало! Надоело нянчиться. Ты меня слышишь?! – он старался говорить спокойным голосом, но у него плохо получалось.

– Да слышу я. Что ты разошелся? Я ведь приехал!

– Спасибо и на этом! Но почему все должны были тебя ждать?

– Так вышло.

– Так вышло… – он повторил мою фразу, покачивая головой. – Я не понимаю, что с тобой происходит. Надо будет после Нового года поговорить. Мне не нравится все это!

– Ладно-ладно. Хватит ныть. Надо поговорить – поговорим. Только о чем?

– То есть ты считаешь, что не о чем?!

– Я могу раздеться? Или нам с девушкой так и стоять в проходе?

– Я просто знаю, что если не сейчас, то потом не будет возможности высказаться.

– Так это надолго? Дай хоть стул тогда!

– А тебе все смешно. Ну да…

– Ну меня, определенно, забавляет тот факт, что ты начинаешь разговор при свидетелях.

– Свидетелях? Любопытное слово.

– Тебе слово нравится или смысл важнее?

– Ну… Хорошо. Убедил. Проходите, – он пнул ногой чью-то небрежно скинутую обувь, расчистив таким способом проход. – Что-то не так. Я вижу… Вижу… И, похоже, понимаю, – он не унимался, бормоча себе под нос.

За окном было раннее утро. Морозный предновогодний туман растелился густым массивом, скрыв собою и сами горы. Но все равно немой восторг читался в каждом дуновении снежного великолепия. Даже солнце сегодня выглянуло раньше привычного, встречая последний день уходящего года праздничным ярким светом. Белая зима даровала вдохновение этому безмятежному спокойствию снега вокруг. Кажется, и душа могла бы с легкостью запорхать где-то между облаков в ряд уснувших горных хребтов, которые тонули в бархате вязкого холодного тумана.

Мы расположились довольно-таки быстро: просто скинули баулы с вещами в комнате. И тотчас же большой компанией отправились гулять в горное великолепие. Скорее всего, каждый из нас хотел по-настоящему ощутить приближение нового года, когда под ногами бескровная колючая крупка искрится белизной, а морозный воздух щиплет до боли; когда после часовой прогулки серебряные росы горят на лицах и все от этого только счастливы; когда смеху простуженных тел вторит стеклянное сопрано сосулек и замерзших крыш; когда, вдыхая мощь снежной зимы, каждый ощущает прекрасную беспечность, где не существует никаких дел и забот, а если они и есть – то все оставлены позади в городе. Хотелось упасть в хрустящий снег, разглядывать мутное солнце в голубом небе или закрыть глаза и просто наслаждаться последними мгновениями уходящего года, откинув баулы несвершенного посреди дрожания деревьев в брачном одеянии. Снежинки, хоть и вытанцовывали неуклюже в падении с неба, делали это очень быстро, продолжая покрывать мелкой алмазной крошкой все вокруг. И белое великолепие усиливалось грустным звоном осколков забвения.

Несколько раз, в процессе закидывания снежками, Ирэн падала на меня. Все смеялись. Я замечал, как Андрей злится, рассматривая нас, как ревнует ее улыбку для меня. С ним она была не так открыта и не распускалась нежным бархатным цветком, хоть и покрытым снегом, как со мной. Ядом эти мысли растекались по его сознанию, желчью кипел разум, гневом стонало сердце, болью отзывался голос души. Он все время находился в каком-то напряжении. Обеспокоенность была видна невооруженным взглядом. И не только мне. Взгляд его был тяжелым, скованным какой-то проблемой. И только шампанское снижало пыл до минимума в эту новогоднюю ночь. Он снова пил больше обычного.

Только в четыре утра мы потихоньку начали закрывать наш банкет после поздравлений президента, новогодних шоу с телевизора, морозного шашлыка и пьяных уставших лиц. Ирэн, изрядно пьяная, откровенно не сводила с меня глаз весь вечер. В какой-то момент мне даже пришлось сказать ей на ушко, что некрасиво смотреть так на чужого мужчину, но она на это лишь громко возмутилась и поцеловала меня в щеку. После этого она моментально соскочила со своего места, прибавила музыку и начала танцевать какие-то непонятные танцы с фужером в руках. Андрей, не менее пьяный, пытался ее угомонить, но она сопротивлялась и требовала “грязных танцев”. Я поддержал эту идею, закружив в танце девушку, с которой, собственно, и приехал в горы. Я прижимал к своему телу Нину, но глазами искал, по какой-то непонятной мне причине, глаза Ирэн в месиве новогоднего хаоса. Горячее дыхание моей партнерши будило мое воображение и звериные инстинкты, от чего моя мужская похоть росла с каждой минутой. Мне даже казалось, что я танцевал так умело, как мог только самый профессиональный танцор. Меня словно направляла какая-то ведомая только мне сила. Щупая партнершу, я познавал все ее тело в танце, ощущая растущее возбуждение и дальше, пробуждая нужные мне чувства и действия со стороны Ирэн.

– Интересно, смотрит ли она? – думал я в этот момент.

– Смотрю… – будто отвечала она.

Одной рукой я обхватывал талию Нины и с силой прижимал весь ее стан, не оставляя ей места для следующего вдоха. Потом я раскручивал ее вновь и вновь, а она, обалдевшая от меня такого, смеялась громко и довольно. Я, мокрый и жаждущий спаривания, целовал ее руки; доходя до шеи, кусал ее, ласкал ее ушко дыханием. Рука скользила по телу вниз, приподнимая ее платье, а потом сжимала с силой ягодицы. Я, как последняя скотина, издевался, выматывая ее всю от желания в этом танце. Да я и сам был слишком перевозбужден. Нина следовала за моими глазами, наполненные нечеловеческим влечением. Мы брели в нашу комнату на автопилоте. Не успев зайти, я грубо прижал ее к стене, даря сильные, властные, горячие поцелуи. Она даже не смела сопротивляться, наслаждаясь моей напряженностью. Я жадно поедал ее своими губами, усаживая на комод этой темной комнаты, где свет прорывался только через дверные щели и сквозил туда-сюда по нашим разгоряченным телам. Итог страстного танца был ясен – чуть ниже живота мы оба пылали огнем.

– Я думал, что у меня член порвет брюки!

– Я тоже так думала. Мне кажется, другие тоже это заметили.

– Кто? – спросил я, ожидая услышать определенное имя.

– Кто, кто? Ирэн, конечно! – буркнула она. – Разве не видишь, что она тебя хочет?

– Думаешь? – с наслаждением переспросил я.

– Я – девушка. Я такие штучки сразу секу.

И после этих слов я хотел овладеть ею с еще большим желанием. Мне было совершенно все равно, что дверь не закрыта. Скорее, меня еще больше сей факт возбуждал. Я пододвинул девушку на край комода и быстро снял с нее трусики. Я смял их грубо в своей ладони. Переминая белое кружево, поднес к своему носу. Закрыв глаза, почти закатив от удовольствия, я вдохнул, ощутив запах ее жемчужного цветка. Я стоял перед ней довольный, наслаждаясь, как последний кобель, своей сучкой и ее течкой. Аромат ее цветка меня возбудил до предела. Расстегнув ширинку, я выпустил из брюк свою страсть. Стал наконец овладевать ею. Стоны сладострастия срывались с ее губ. Она жадно хватала воздух ртом, как рыбка перед смертью.

Я входил глубоко и сильно. Так, что все ее тело чувствовало мощь моих ударов. Ее стан напрягался. Мои движения были резкими и жесткими. Я прижимал ее обессиленное тело максимально близко к себе. Мне нравилось наблюдал за ее глазами и губами, которые искажались разными гримасами удовольствия. Но мне этого было мало. Мне совершенно точно были необходимы ее стоны. И чтобы они были слышны не только мне, и именно поэтому секс становился еще более импульсивным и грубым. До самого финиша, где оргазм накрыл нас обоих. Последние сильные толчки, и я успокоился, насладившись победой самца. Кончив, я так и остался стоять в ней, продолжая наслаждаться ее томным взглядом. После, спустя примерно двадцать секунд, ее же трусиками обтер свой член и все то, что вытекало из ее цветка как нектар. А потом, страстно целуя ее, я аккуратно засунул эти трусики в нее, чтобы там их и оставить. Она нежно посмотрела на меня, доверяя всем моим действиям.

– Я, наверное, громко стонала… Неудобно перед ребятами, – смущенно произнесла Нина.

– Ой, да брось ты! Глупость какая. Все взрослые люди!

– Ну хорошо. А то я как-то расслабилась сильно, все на свете забыла, – она толкнула меня рукой в плечо. – Ну ты и кобель все-таки.

– Спасибо за комплимент! – я довольно натянул лыбу.

– Да, еще какой, Рустем. Я люблю с тобой заниматься сексом! Это всегда как фейерверк.

– В смысле ярко, но быстро?

– Да нет… Море эмоций, никакой рутины.

– Приятно слышать.

– Но как бы ты не притворялся равнодушным кобелем, которому только и надо овладеть женщиной, все равно ты очень нежный.

– Притворялся?

– Ну да. Ты нежный. Это чувствуется. Любишь девушек, хоть и не желаешь это показывать.

– А какой мужчина не любит девушек?

– Любят. Понимаешь, но не так… – она поправляла волосы, закручивая их пальцами как на плойку. – Я все не могу забыть эти ощущения от сравнения с цветком…

– Что? – я напрягся.

– Ты как-то назвал меня каким-то цветком. Это было так мило. Мне так понравилось! И притом не банально розой или что-то такое. Редкий цветок. Довольно-таки не на слуху. А сейчас зовешь просто Нина, – она глубоко с сожалением вздохнула, и, поправив одежду, пьяная от секса и шампанского, она застыла у двери.

– Нина. А что плохого в имени?

– Что? А… А я и не говорила, что имя плохое. Ай, хитрец, уводишь с темы!

– Да не-ет же. Просто рассуждаю.

– Ну-ну.

– Кстати, а почему не Нинель? Сейчас модно подобные имена. Нина сильно устаревшее.

– Нинель? – она выпучила глаза. – С ума сошел? Я разве похожа на шлюху? Шалашовское имя, разве ты так не думаешь?

– Не знаю. Это был просто вопрос.

– Все-таки срулил с темы. Ну, молодец. Но хоть по секрету, напомнишь каким цветком ты меня называл? Я хоть почитаю о нем. Интересно же.

– Да не помню я! Что я все должен помнить!

– Понятно. Сделаю вид, что я поверила тебе, Рустем.

Уже через минуту я оказался в ванной комнате, где достал пакетик с кокаином из заднего кармана. Я высыпал немного на руку и сразу вдохнул. Опершись о раковину руками и поставив ногу на унитаз, я подумал о словах Нины и, улыбнувшись самому себе в зеркало, тихо произнес название цветка.

– Маргаритка, – и, вновь ухмыльнувшись, добавил. – Жемчужный цветок.

_____

Божественным узором украшенные окна манили к себе. Мороз все-таки сумел что-то изобразить на этих пустых окнах. За ними виднелись горы. Они были полностью покрыты снежным покрывалом. Все было белое и сказочное. В душе трепетало ощущение праздника и чуда. Под наркотиками я чувствовал каждую снежинку, которая падала в медленном танце вниз. Мне слегка даже обжигало, представляя, как одна из них могла бы оказаться на моей ладони и растаять под теплом рук, образовав холодную и мокрую лужицу. Падение снежинок через окно было как в черно-белом кино: тихо и спокойно, без ветра и резких перемен. Очень меланхолично и даже равнодушно. Но ощущение надвигающейся непогоды в груди усиливалось. Так и проходил каждый день горного великолепия. Зимние мотивы будили во мне новое художественное воображение, пока другие проводили много времени на подъемниках до буйного всплеска эндорфинов и его упадка, ну а ночью каждый кавалер трахал свою даму.

В предпоследний из дней перед отъездом Ирэн и Нина не пошли с нами кататься, остались в доме испечь какой-то пирог, приуроченный к христианскому празднику. Все остальные спокойно удалились в горы, даже я. Как впоследствии оказалось, Ирэн осталась с Ниной специально, чтобы поговорить обо мне. И в ходе этого разговора она узнала у нее, что моя спутница на меня не претендует, а только спит со мной каждый раз, когда я хочу этого. Естественно, моя девушка сразу все доложила мне, как только мы с ней остались наедине вечером. Я, как всегда, был очень доволен дополнительным вниманием в свой адрес. Тем более от Ирэн, узнав, что особенно ее интересовали интимные подробности секса со мной.

Нити страсти, плетущие порочное желание овладеть девушкой друга, точили во мне и без того яркие эмоции. Я фантазировал о том, что Ирэн представляет меня, когда ее трахает Андрей. И мне качественно нравились эти мысли, особенно когда Нина лежала подо мной, а ее стоны заглушались завыванием ветра в померкнувшей снежной сути за окном. Хрустальная тишина из спальни друга нарушалась всхлипами сладострастия из нашей постели. Оргазм накатывал еще сильнее, когда я представлял, что под пушистый снег, кружащийся за окнами, Ирэн думала обо мне. Я был уверен, что даже в таком гробовом затишье Андрей рассыпал по ее телу поцелуи, а она не отвлекалась от вальса снежинок за окном, делая вид, что устала. Она смотрела, как сонные в своем величии, покорно покрытые снегом елочки заглядывали в окна. Она рассматривала, какой красивой белой бахромой украшены их ветви, которыми они шевелят. Она даже старалась подпевать в такт свисту зимней легкой пурги, лишь бы не слышать стоны девушки, с которой я развлекался где-то через стенку. Но небо сильно завидовало страстям: еще активнее терло белый шоколад на и так воздушные пирожные, заметая горную местность по горло. Но оно не могло отменить начатое: под мелодии снега и вьюги каждый кончал в свою девочку. Дом пылал огнем из ярких красок, несмотря на невинную белизну снаружи.

Как оказалось, я не закрыл дверь в нашу комнату в самый последний день нахождения в горах. Видимо, от сквозняка она приоткрылась еще больше, но этого не было видно в полной темноте. Каждый из нас был сосредоточен на сексе. Нина в роли наездницы, оседлавшей неугомонного скакуна, мне очень нравилась. Мои руки помогали ей ловко проходить препятствия и входить правильно во все повороты. Спустившаяся Ирэн по лестнице вниз, уже достаточно долго наблюдала за нашим соитием, притаившись у двери в комнату, и сколько по времени она наблюдала за ним, я не знаю, но ее явно интересовал приход к финишу.

Завернувшись в одеяло, я побрел в ванную комнату. Зайдя в нее, я сразу выкинул использованный презерватив в урну. Ирэн зашла следом за мной и закрыла дверь. Я обернулся, увидев ее, привычно ухмыльнулся. Она не медлила. Была очень решительна, и это пламя горело в ее глазах. Она сразу подошла ко мне очень близко, начала целовать мне грудь, неуклюже и торопливо спускаться ниже. Мои вопросы о том, что она делает, Ирэн полностью игнорировала, продолжая свою похоть. Я пытался отстранять ее, еле сдерживая одеяло на поясе. Я смотрел на нее как дикий, понимая, что после секса с одной девушкой снова хотел близости, но уже с другой. Половой член решил за меня, заметно выдвинувшись под одеялом, и она это увидела. Не медля и секунду, она распахнула халат и опустилась на колени, стянув одеяло вниз. Она сразу взяла член в рот. Ирэн делала мне минет очень нежно, как мне не делал никто уже давно. Она любила меня в этот момент. Я чувствовал, как она наслаждается моей плотью и моим вкусом. Еще не остывший натертый член Ниной уже ласкала Ирэн, девушка моего лучшего друга. И я не мог сопротивляться. Я хотел этого.

Еще минуты две она ласкала его, а потом встала на ноги. Развернувшись ко мне спиной, скинула халат на пол, немного расставила ноги и прогнулась, опершись о тумбу с раковиной. Передо мной распустился тот самый темный, бархатный, редкий пион со светлой каймой. И чем больше она стояла и перебирала с ноги на ногу, тем пион еще больше раскрывался и источал нектар. Еще немного и все лепестки этого цветка обнажат его мякоть. Сочная, мягкая, спелая начинка, которую можно пить. Было ощущение, что сейчас наступила весна, и темнокожая красавица с махровым цветком темно-бордового оттенка зацветет и вскоре откроет причудливую ярко-желтую сердцевину, что придаст этому цветку контраст и свою уникальную изюминку. Этот пион был из самых оригинальных, самых темных пионов, которые я когда бы то ни было видел в своей жизни. И это значительно его отличало от других.

Сладкий аромат цветка я чувствовал, находясь в метре от него. Владелица этого пиона не понимала, чего же я медлю. Она вопросительно изогнула спину и посмотрела на меня, обалдевшего от вида распускающегося цветка после холодной зимы с первыми лучами солнца. Ирэн не знала, что именно сейчас я был в большом мозговом штурме с самим собой, когда я решался сорвать ли мне этот прекрасный редкий цветок, но не один из моих любимых. Ведь я знал, что, получив в коллекцию этот пион, я полностью потеряю к нему интерес. Срок его жизни будет ограничен максимум десятью сутками. Днями, которые бы он смог простоять в вазе с водой, будучи сорванным. Но мужчина во мне с плотскими желаниями побеждал мужчину с разумом, и тогда ажурные пышные лепестки рассеклись в стороны, когда я вошел в нее.

Перед нами было огромное зеркало с большой золотой рамой с лучами солнца, отходящими от нее в некоторых местах. В нем я видел ее и себя сзади нее. Мы трахались, смотря друг на друга в зеркале. И это не был сон, это была реальность, где сочность цветка увеличивалась, будто половодьем сходил снег с полей. Безмятежный сон пиона прогонялся прочь, и он распускался на заснувшем поле особенно быстро. Капли росы блестели на его лепестках, когда я разрезал его плоть своим членом. Ее глаза иногда закатывались от удовольствия, но она старалась не отводить с моего предоргазменного лица взгляда. А я сильно потел, потому что старался быстрее кончить, понимая, что ее молодой человек ждет ее в спальне. Я не мог не думать об этом, когда входил снова и снова в этот цветок. Ирэн просила усилить темп без слов, начав активно в такт моим финишным движениям скачку.

Упоительным ядом был этот секс между нами в эти семь минут, затянувшиеся по ощущениям на полчаса. Алмазной капелью струился пот по моей спине в ожидании удовольствия. Таинственные огни разжигались в глазах Ирэн, когда она балдела от каждого толчка моего мужского естества в ней. Янтарным золотистым медом в чаше ее пиона был мой оргазм. Искрящиеся краски солнца от зеркала попадали в наше с ней море удовольствия, которое расплескивалось в этой ванной до краев. И будто ангелы спустились с небосвода в сказочном мираже для Ирэн, когда в исступлении феерии окончания секса я закрыл глаза и еще сильнее и глубже вошел в цветочную богему ее звездной ночной арки.

После секса она прополоскала рот, поцеловала меня снова в грудь, протерла туалетной бумагой между своих ног и кинула ее в унитаз. Накинув наспех свой халат, вышла из ванной комнаты, подарив мне на прощание воздушный поцелуй, сжав губы уточкой. Ее глаза светились восторгом и упоительной, глупой красотой.

Умывшись, я пошел спать. Засыпал я под успокоившуюся вьюгу за окном с мыслями о редком пионе и его значении. Этот цветок всегда нес благополучие и удачу его обладателю, но данное стечение обстоятельств играло против меня. Я не мог пока точно предугадать, как скажется этот цветок в наших взаимоотношениях с Андроном. Но, не смотря на все мои философские рассуждения, я был снова очень собой доволен. Этот секс мне показался отличным финальным рывком в беспробудных горных пьянках. И именно с такой мыслью я и заснул под вялый снег за окном и отступивший мороз.

Следующее утро ознаменовалось резким спуском с горы, где я упал и повредил ключицу. Адская боль говорила мне, что, скорее всего, я ее сломал. Андрей сильно хлопотал и переживал за меня, удивляясь причине моего внезапного желания все-таки надеть лыжи. Приехавший врач констатировал наши самые страшные предположения. Все-таки сломанная ключица отрезвила нас. Я поспешил уехать из горнолыжного курорта раньше всех, наспех прощаясь. Ирэн провожала меня с улыбкой на лице, а я был в гримасе сожаления за руку и за странный секс в ванной комнате.

Сегодня не только я заметил, как она смотрела на меня в минуты прощания. Андрей даже не мог скрыть своего полного недоумения, выдавая волнение постоянными почесываниями левого уха. Но я был уже не в силах погасить яростное пламя живого, но уже увядающего цветка, в котором скрыт магический трепет нежного румянца под темнотой лепестков. Однажды он растворит свою красоту в красках ночи. Его не сможет спасти никакой дождь, пытаясь исцелить корни. Пион просто погаснет, как любая свеча. Он не наберет заново свой цвет и не выпрямит свой стан, сколько бы Андрей не пытался любить этот цветок против ее воли.