Читать книгу Рыба на мелководье - Герман Александрович Чернышёв - Страница 3

Ветер шуршал в кустиках пожелтевшей травы у подножия чернеющих иссыхающих деревьев. Невысокую изгородь, сколоченную из тонких дубовых брёвнышек и колышков, скрывал мокрый слой слипшейся листвы. А старая покосившаяся калитка требовала относиться к себе с должным трепетом. Она тихонько покачивалась под дыханьем слабого ветерка, ходила из стороны в сторону, казалось, что её полусгнившие разваливающиеся ножки скоро подломятся, и она упадёт, но так и не издаст ни звука. В саду не было никого, только изредка сваливающиеся на землю ягоды нарушали здешний покой, а может, наоборот, поддерживали. Они катились по каменной дорожке в траву, стеснительно скрывая маленькие вмятинки. Некоторые уже скукожились, прочие только начинали покрываться темнеющими пятнышками. В воздухе стоял едкий запах, он окутывал всё вокруг, расползался и усыплял, наводил тоску, но почему-то такую сладкую.

Вайтеш принюхался и в блаженстве закрыл глаза. Нечасто ему удавалось так беззаботно расслабиться. Убедить себя, что никому он не нужен. Остаться одному и послушать песню, которую раз от раза поёт ветер, разнося по округе аромат вишни, такой приятный и убаюкивающий. Несколько лет тому назад Вайтеш ненароком забрёл сюда, и с тех пор стал наведываться всё чаще, не желая противиться манящему аромату.

В дальнем конце сада таился домик хозяина. Сперва можно было подумать, что он пустует, настолько он был одиноким и спокойным. Вайтеш уселся на старую скамейку рядом со входом и негромко позвал:

– Ротерби, старина Ротерби, спускайся вниз.

Спустя несколько минут он услышал какую-то возню, и дверь распахнулась. На пороге стоял человек, закутанный в несколько тёплых шерстяных накидок. В примятых чёрных волосах виднелись проплешины. Неудивительно, что он ещё спал, когда пришёл Вайтеш. Но в его глазах не было недовольства, только снисхождение, они словно по-прежнему наслаждались сновидениями. Ротерби окинул заспанным взглядом свои увядающие владения и улыбнулся.

– Это ты, Вайтеш, доброе утро, – произнёс он медленно и сдержанно, но Вайтеш знал, что Ротерби всегда рад ему. Отшельник примостился на скамейке возле Вайтеша и долго искал что-то в своих многочисленных одеждах. Наконец, он выудил-таки из кармана небольшой мешочек, взял оттуда щепотку красноватой смеси и растёр между пальцев. Вайтеш тут же почувствовал запах вишни, но затем какой-то незнакомый аромат насторожил его.

– Что там у тебя? – спросил он, принюхиваясь.

– Вишня, Вайтеш, разумеется, вишня, – добродушно отозвался Ротерби. – Ещё я добавил немного смородины, получилось весьма недурственно.

– Не думал, что ты выращиваешь смородину.

– Мне пришлось хорошенько постараться, чтобы найти эти дивные листочки. Я, знаешь ли, размышлял и… – Ротерби умолк, но Вайтешу не хотелось нарушать случайно возникшую тишину. Он прислушивался к вою ветра, обжигающего кожу ледяными прикосновениями, но Ротерби ветер лишь игриво трепал спутанные волосы. Казалось, что для хозяина дома он был тёплым, а может, становился таким, когда тот ухаживал за садом или просто отдыхал на скамейке. – Скоро должен явиться Тнайт.

– Как по мне, рановато для визитов, – отозвался Вайтеш, но сразу смутился, вспомнив, что и сам он пришёл рановато.

– Да уж, и то верно, – Ротерби будто не заметил этой забавной неловкости, но то была не наивность, а черта, за которую Вайтеш так его ценил.

– Ты знаешь о человеке в белом? Ночью я был в «Рыбе на мелководье» и слышал про какого-то незнакомца, слоняющегося ночью по городу.

– Не думаю, что меня это касается. Я живу за городом, может, не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы переживать о подобных вещах. У меня уже есть всё, о чём стоит думать.

– Всё, что у тебя есть – это сад, – Вайтеш вопросительно посмотрел на Ротерби. Тот окинул взглядом шелестящие вишни и загадочно улыбнулся, ничего не ответив. – В любом случае, что-то же должно быть, кроме сада. Твои вишни, конечно, вкусны, но кому достанет такой малости? Живи я здесь один, как ты, – давно бы свихнулся.

– А ты приходи почаще, – задумчиво протянул Ротерби. – Вишни красивы. Они красивы всегда, но прекраснее осенней вишни я ничего в своей жизни не видел.

– А ты разве много чего видел? – недоверчиво спросил Вайтеш, не поверив, что вишнёвый отшельник вообще когда-нибудь покидал своё пристанище. Ему думалось, что Ротерби и за пределы своей изгороди-то не часто осмеливался переступить.

– Я видел, как растёт вишня, – Ротерби многозначительно прикрыл глаза и теперь смотрел на сад сквозь узкие щёлочки век. – Видел, как она умирает и оживает вновь. На моей памяти это случалось чаще, чем кто-либо может себе вообразить.

– Но только смотреть на вишню способен любой человек, тут нечем бахвалиться, – Вайтеш скривился. – Некоторые смотрят на то, как умирают живые существа, вот это действительно неприятно. Неужели ты думаешь, что смотреть на смерть, допустим, собаки легче, чем на смерть вишни? Да это и смертью-то не назовёшь. Она просто вянет, потом цветёт, вянет и цветёт, а ты знай поглядывай. Ничего такого трудного.

– Если смотреть на смерть собак так неприятно, то зачем же вы смотрите?

– Откуда я знаю, смотрим и смотрим. Это же происходит по большому счёту случайно, никто не волен выбирать, видеть ему это или не видеть.

– А что испытывает человек, когда видит смерть, как ты говоришь, собаки?

Вайтеш так и не мог понять, к чему все эти вопросы.

– Тоску, если собака его собственная. Неприязнь, если бродячая. Иные испытывают радость, если померла соседская собака, которая мешала им спать. Не всё ли равно, что там кто думает?

– В том-то и дело, что они не думают, они испытывают эти самые чувства, которые ты назвал. А что ты испытываешь, когда смотришь на вишню?

– Ничего я не испытываю. Растёт себе и растёт, мне-то что до неё? Это же дерево. Деревья не «умирают», как ты говоришь. Они засыхают, гниют, но уж никак не умирают.

– Да, они не умирают. Поэтому ты и не смотришь на них, верно?

Вайтеш задумался, он всё равно не понимал, к чему клонит Ротерби.

– Вишня не заскулит, как собака, – продолжал тот. – Она молчит и шуршит листьями. Запускает в землю новые корешки, приносит ягоды, которые ты с таким удовольствием вкушаешь и наслаждаешься их ароматом. В общем-то, в ней нет ничего любопытного, поэтому никто на неё и не смотрит. Она не нужна никому, лишь её ягоды, они прельщают, а голые ветки так и будут надламываться и сохнуть, когда последняя ягодка упадёт в залежалую траву, которую тоже никто не замечает, исчезнет навсегда. Но из косточки вырастет ещё одно маленькое деревце, которое, пока не окрепнет и не даст ягоды, не будет никому интересно. Поэтому я смотрю на эти деревья, а они дают мне ягоды. Они мне их дают. Если хочешь, я могу и тебя научить смотреть на вишнёвые деревья.

– Ротерби, старина, да тебе надо чаще выбираться к людям. Смотри, как бы самому тебе не превратиться в вишню, на тебя-то не будет никто смотреть. Только тебе важны эти деревья, думаешь, будь они людьми, а ты деревом, смотрели бы они на тебя?

– Надеюсь, что так, Вайтеш, очень надеюсь, – сказал Ротерби и, завидев кого-то вдалеке, произнёс уже громче: – А, вот и Тнайт.

Калитка приоткрылась, и в саду появился подмастерье Ротерби. Угрюмый паренёк взвалил себе на плечи слишком большую ношу. Сумка так и тянула его к земле, но Тнайт был упрям и не собирался тратить дорогое время на возвращение в Дуодроуд только ради собственного комфорта, посему и принёс все требующиеся инструменты разом. В одной руке он держал две лопаты разного размера, в другой – длинные грабли и вилы, хотя для чего ему вилы, Вайтеш так и не смог сообразить. Когда подмастерье приблизился достаточно и счёл, что поручение с успехом выполнено, он разжал пальцы и тряхнул плечами так, как это обычно делают собаки, вылезая из воды. Раздался дребезг и лязг, и на землю рухнули всевозможные садовые принадлежности.

– Тнайт, ну как же ты так? – пожурил Ротерби всё тем же снисходительным тоном.

– Не злитесь, мастер Ротерби, – виновато отозвался Тнайт. – Я из сил выбился. Вы и сами говорили, что время нужно беречь, вот я и берегу.

– В отличие от моих инструментов, – серьёзно добавил Ротерби. Заметив, что Тнайт окончательно раскис, он утешающе вздохнул после недолгого молчания. Так он делал всегда, когда не хотел произносить вслух слова утешения, но и не мог позволить себе оставить без внимания чьё-то расстройство. Тнайт мгновенно оживился и принялся перетаскивать инструменты поближе к дому, складывая их в какой-то специальной последовательности, которую Вайтеш также не мог выявить. Ротерби довольно заурчал и захмыкал, после чего опять слегка прикрыл глаза, не переставая наблюдать за усердием молодого ума. По всей видимости, это приносило ему истинное удовольствие.

Тнайт долго провозился с инструментами и в конце концов представил Ротерби свою кропотливую работу. Тот одобрительно кивнул, и подмастерье гордо нахохлился. Вайтеш тоже следил за Тнайтом, но скорее с недоумением, нежели с одобрением. Когда подмастерье в высшей мере насладился похвалой, Ротерби попросил его заняться сорными травами, и тот не без сожаления покорился, но всё равно недовольно добавил:

– Мастер Ротерби, отчего же вам так хочется извести эти сорняки? Неужто они вредят вашим вишням? Их так много, я и за год не управлюсь. Да и пропалывай их или не пропалывай, всё одно вылезут.

– Вишни не так уж и прихотливы, дорогой Тнайт, в отличие от меня, – покачал головой Ротерби.

– То есть это вам так угодно, не вишням?

– Как бы то ни было, сорняки сами себя не выдернут из земли.

Тнайт расстроено поник и направился за инструментами.

– Кстати, Тнайт, – окликнул Ротерби, и в глазах подмастерья промелькнула искренняя надежда на то, что он передумал и хочет отменить ненужное поручение. – Не забудь выкапывать корни. Вглубь и вглубь. И не утруждайся отдыхать, когда тебе заблагорассудится.

Когда Тнайт принялся за работу, Ротерби шепнул Вайтешу так, чтобы его подмастерье не услышал:

– На самом деле я и сам не вижу никакого смысла полоть эти сорнячки, – он по-старчески усмехнулся. – Они и правда вылезают каждый год, я даже подумываю о том, чтобы сделать сад сорняковым. Ну, то есть специально не выкапывать сорные травы, ухаживать за ними, питать и лелеять их. Подумай, как они тогда разрастутся. Кто знает, так ли они уродливы в своём должном виде. Думается мне, что некоторые из сорняков весьма приглядны, если проявлять к ним должную заботу. Может, люди неправы в своих вечных поисках порядка в вещах, и без того содержащих его? Может, следует искать порядок там, где они привыкли его не замечать?

– То есть в сорняках? – сонливо осведомился Вайтеш и, зевнув, протёр слипающиеся глаза.

– Вайтеш, спал ли ты этой ночью? – спросил Ротерби с заботой в голосе.

– Вчера я не позаботился о сне, и этой ночью он сам покинул меня. Думаю, мне надо возвращаться. Сорняки сами себя не выдернут, как и сны сами себя не посмотрят.

Вайтеш скудно попрощался с Ротерби и Тнайтом, после чего, вернувшись домой, действительно заснул в мгновение ока. Но сновидение его не было сладким, если, конечно, кошмар можно назвать сновидением.