Читать книгу Цунами. Дневник сиамского двойника - Глеб Шульпяков - Страница 16

И наша островная жизнь началась. Я быстро потерял счет рассветам, стремительным закатам. Густые, как борода, ночи сменялись полуденным пеклом, от которого становятся прозрачными камни. И снова падала ночь, как театральный задник.

По утрам я подолгу плавал вдоль рифа, а она бродила по берегу и собирала раковины. На второй день взяли мотороллер с лысыми протекторами и заправили бак розовым топливом, который разливала из прозрачных баллонов девочка. В похожих банках, с краником, у нас в детстве торговали соком.

«Странно думать об этом здесь, в Таиланде».

Движение на острове, как и по всей стране, было левосторонним. Чтобы напугать ее, мне нравилось то и дело выскакивать на встречную. Тогда она била меня кулаком в спину и даже кусала. Я притормаживал, и она прижималась грудью. На одном из поворотов мы просто съезжали на обочину. Мы падали в азиатские камыши, в розовую пыль. Ее кожа была горячей, влажной. Она пахла бензином и жареными бананами. А где-то рядом, совсем близко, шли машины.

Однажды в горах, куда мы заехали по серпантину, мы наткнулись на руины монастыря. Белесые ступы, каменные лестницы. На скале раскрашенная будка-часовня, продуваемая через окна горячим ветром.

Я уселся перед Буддой, зажег палочки. Дым потянулся к выходу, заиграл в лучах. Скрипнул на ветру и закрылся красный ставень.

«О чем они думают – сидя перед ним?»

«Жалуются? И если просят – на что надеются?»

Лицо Будды было гладким, даже пухлым. Я заглянул под набрякшие веки. Все вокруг, большое и малое – дым от палочки и голос жены снаружи – то, как скрипят деревянные створки – все, что случилось в прошлом и произойдет со мной дальше, складывалось в картину, где нет места просьбам или жалобам. И от сознания этой мысли на сердце легко и тревожно.

– Английское имя, фамилии нет!

За черным камнем она отыскала могилу, небольшую известняковую ступу. Присела на корточки. По датам выходило, что парень приехал на остров в шестидесятых, да так на нем и остался. Просто исчез из прежней жизни, и за двадцать лет фамилия ему так и не понадобилась. Никто просто не спрашивал его об этом.

Ближе к вечеру загорали нагишом среди коряг, и начиналась еще одна жизнь, которых в одном дне умещалось несколько, как матрешек. Она лениво переворачивалась, подставляя под солнце белесые подмышки. Не поднимая головы, запускала руку под полотенце. А потом просто отбрасывала его.

Когда темнело, покупали ром и сигареты и большие бутылки с колой. Сидели на веранде, которая висела на боку нашей хижины, как люлька.

– Помнишь, он все твердил: рай, рай?

Я вспоминал попутчика из Ашхабада.

– Ром и девки, мечта шахида – вот что…

Ее улыбка блестела в темноте.

– А рай – это когда пространство убивает время.

– Просто съедает его, как гусеница.