Читать книгу Дивный новый мир. Фантастика, утопия и антиутопия писателей русской эмиграции первой половины XX века - Елена Соломински, Группа авторов - Страница 12

Раз в году Дицци посещал главную фабрику своей фирмы «Акционерное Общество Гирн».

Это напоминало военный парад под предводительством генерала-фельдмаршала.

Как полагается в таких случаях, Дицци сопровождала целая свита, состоявшая из главных директоров и руководителей отдельных отраслей производства.

Эти выходы Дицци в скором времени сделались во всей стране такими же популярными, как выборы президента или же открытие бального сезона.

Свой обход шеф начинал обыкновенно с машинного отделения и заканчивал его второстепенными отделениями – как гараж, оранжереи и т. д. Администрация и весь персонал старались, конечно, изо всех сил обставить это событие как можно более торжественно.

Отношение же рабочих на фабрике Гирна было, надо сознаться, несколько иное. Так как революционная пропаганда достаточно их деморализовала, то они встречали шефа в высшей степени холодно, почти враждебно, и считали такой парад оскорблением своего человеческого достоинства.

С целью предотвратить возможные демонстрации приходилось нанимать клакеров и содержать целые отряды сыщиков и полисменов.

Три года спустя после занятия Дицци высокого поста шефа, во время парада случилось, на первый взгляд, незначительное событие, чреватое, однако, большими последствиями.

Осмотр близился к концу.

Дицци качал головой и старался освободиться от цилиндра, прикрепленного резинкой к его голове; он мигал глазами, уставшими от палящих лучей солнца и назойливых мух.

Все существо Дицци выражало полнейшее безразличие.

Главные директора делали все возможное, чтобы закончить как можно скорее официальный обход фабрики.

Дицци уже находился у выходных дверей оранжереи, как вдруг кто-то громко и добродушно рассмеялся.

Это был молодой садовник, неделю тому назад поступивший на службу. Этот деревенский мальчишка никак не мог себе представить осла во фраке и цилиндре.

Он смеялся от всей души при виде Дицци.

Общее возмущение было ответом.

Спокойнее всего реагировал на это оскорбление сам Дицци; остановившись возле цветочной клумбы, он добродушно поглядывал на молодого садовника.

Не обращая никакого внимания на возмущение директоров, парень подошел к шефу, похлопал его покровительственно по спине и протянул ему охапку свежескошенного сена.

Чтобы представить себе жадность, с которой Дицци набросился на свежее сено, необходимо принять во внимание, что он в течение трех лет не ел ничего другого, кроме артишоков, спаржи, цветной капусты и французского салата.

Дицци блаженно жевал это дивное ароматное сено, почти рискуя вывихнуть челюсти в приливе гастрономического восторга.

Требования этикета, заставлявшие Дицци до сих пор удерживать в покое свой хвост, были забыты, и, к величайшему конфузу всех окружающих, задняя часть белых панталон шефа вдруг быстро заходила взад и вперед, как будто под ними происходила жестокая борьба.

Насытившись, Дицци с благодарностью посмотрел на садовника и, не зная, как лучше выразить свое восхищение, нежно провел своим длинным языком по лицу мальчика.

Поцелуй шефа спас деревенского парня от немедленного увольнения.

Более того: придерживаясь правила, что «победителя не судят», правление назначило мистера Фицпатрика (это было имя садовника) директором одного провинциального предприятия Акционерного О-ва Гирн, с ежегодным содержанием в 24 тысячи долларов.

Последовав в этом случае совету мистера Стивена Росса, директора одним ударом убили двух зайцев:

Они доказали всему свету, как много значит для них личная рекомендация шефа.

Они освободились от опасного конкурента, успевшего приобрести особенное благоволение шефа.

Для мистера Фицпатрика это было, так сказать, почетной ссылкой.

После заседания, где была принята эта резолюция, Стивен Росс вернулся домой, насыщенный электричеством, словно грозовая туча, и немедленно созвал семейный совет.

В его голосе звучало отчаянье человека, близкого к самоубийству.

Поэтому супруга главного директора, миссис Эвелина Росс, велела своим дочерям Мариори и Марион (других детей у них не было) сейчас же явиться в салон.

Мариори из-за этого должна была отказаться от театра, а Марион – от лекции одного писателя-радикала.

Мариори, прелестная Мариори, как писалось в газетах, интересовалась, как и следует порядочной молодой девушке из хорошей семьи, только театрами, спортом и балами. Ее заграничные поездки не простирались дальше Лондона.

Марион, далеко не такая прелестная, как ее старшая сестра, посещала экономический факультет университета и ежегодно совершала далекие путешествия, во время которых она заполняла пробелы в своих знаниях в области социологии.

Одну из таких поездок она посвятила Союзу Советских Республик средней и восточной Европы.

Эта поездка продолжалась более 5 месяцев и превратила Марион в убежденную коммунистку, что доставило немало горя ее родителям.

Когда собралось все семейство, мистер Росс рассказал им с начала до конца случай с Фицпатриком.

Потом, утомленный, он опустился в кресло, как будто силы оставили его.

На лицах миссис Эвелины Росс, Мариори и Марион отразилось величайшее удивление.

– Да разве вы не понимаете, – мистер Росс начал почти кричать, – что этот случай является сигналом для меня, вашего отца, а также и для вас, черт возьми!

– Сегодня какой-нибудь Фицпатрик, благодаря пучку сена, попадает в особую милость к этому ослу (мистер Росс забыл всякую осторожность), завтра появится другой дурак, и этому конца не будет!..

Я ведь уже не молод. Каждый молодой интриган может меня перехитрить, если он этого захочет.

До сих пор мы беззаботно сидели на своих местах.

Теперь же начинается конкуренция.

Вы понимаете, что это значит: конкуренция!

Я себя не чувствую больше спокойным на своем посту.

Но если я потеряю свое место, то мы нищие. Понимаете ли, нищие!

– Я буду работать, – сказала Марион.

– Подумаешь, как много толку из этого выйдет! – возразила Мариори.

– Но я не понимаю, – сказала супруга, – разве ты не получишь пенсии?

– Нет. В завещании не было упомянуто о пенсиях. Да, нужно сказать, что вы все до сих пор себе ни в чем не отказывали. Подумать только, на какие пустяки у нас тратились деньги?

– Но, папа, – сказала Мариори.

– Помолчи-ка! Скоро наступит конец вашему райскому житью, и вам придется распродавать свои меха и тряпки.

Этой печальной перспективы было достаточно, чтобы вызвать истерический плач мистрис Росс и Мариори.

– Но, папа, я буду работать, – повторила Марион.

– Глупости. Сколько ты можешь заработать?

– Что будет, что с нами будет! – закричали в один голос мать и Мариори.

– Я знаю, что нам надо делать. Садитесь и слушайте.

И мистер Росс сообщил свой план, состоявший в том, чтобы Мариори вышла замуж за Дицци.

После этого мистер Росс выслушал громовую тираду от Марион, назвавшей его безжалостным зверем, после чего он выпроводил ее на лекцию писателя-радикала. Потом он стал приводить в чувство свою супругу, лежавшую в глубоком обмороке, и принес Мариори ее сумочку с пудрой и губной помадой, чтобы дать ей возможность скорее прийти в себя.

Первый взрыв бури улегся.

Тогда мистер Росс сказал как можно мягче:

– Дорогая Эвелина, я никак не пойму, что вас привело в такой ужас. Если здраво рассудить, то трудно подыскать лучшего жениха, чем наш шеф. Что касается его наружности, то она, конечно, не очень привлекательна, особенно для такой легкомысленной девицы как Мариори, признающей только внешний лоск и красоту, но укажите мне жениха, в котором соединялись бы все хорошие качества?

Объективно рассуждая, наш шеф нисколько не хуже прославленного Томаса Гирна.

– Но, Стивен, – решилась возразить мистрис Росс.

– Не мешайте. Я еще не кончил. Что касается характера нашего шефа, то все преимущества на его стороне.

– Но, Стивен, он ведь осел.

Мистер Росс бросил уничтожающий взгляд на свою супругу.

– Как вы недальновидны! Пройдет год, в крайнем случае, полтора – и Мариори потребует развода (мистер Росс при этом задумался)…

– Не думаю, чтобы неверность супруга могла быть выставлена поводом для развода. Надеюсь, что такого повода не будет и со стороны Мариори… Но я ни минуты не сомневаюсь, что развод всегда возможен вследствие различия характеров. Мариори потребует развода и получит часть состояния, соответствующую общественному положению ее супруга.

Мистрис Росс сперва вздохнула, потом слегка улыбнулась.

Мариори же захлопала в ладоши и спросила отца, какую фамилию она будет носить после свадьбы.

На это, однако, мистер Росс не дал определенного ответа.

Он лишь поцеловал свою дочь в лоб и кратко произнес:

– Когда разрешаются важные вопросы, то обыкновенно не думают о вещах второстепенных. Пора спать.

Неделю спустя все газеты сообщали о необычайном внимании, которое оказывает прелестной Мариори Росс наследник Томаса Гирна.

Слухи эти нисколько не были преувеличены.

Дицци действительно очень полюбил красивую девушку.

После неприятных формальностей, связанных с его официальным положением, Дицци отдыхал душою в саду виллы Стивена Росса, где выхоленная, розовая ручка угощала его благоухающим сеном. Там ему разрешались разные вольности; он мог на свободе рыться в клумбах и лакомиться молодой травкой. Иногда маленькая ручка осторожно приподымала головной убор Дицци и нежно чесала тонким пальчиком у него за ухом.

В такие минуты Дицци мигал своими грустными, влажными глазами, и его большой шероховатый язык благодарно лизал пальчики, доставлявшие ему такое огромное удовольствие. Всегда скромный и нетребовательный, Дицци со временем так избаловался, что стучал лбом в ладонь Мариори, как будто прося подаяния, если она убирала руку.

– Пожалуйста, прошу еще немножко!

Во время подобных прогулок корреспонденты всех больших газет, скрывавшиеся в придорожных кустах и оврагах, не обращая внимания ни на какую жару, с затаенным дыханием наблюдали за каждым шагом «счастливой парочки».

Один наиболее навязчивый репортер держал даже со своим коллегой пари, что ему непременно удастся лично проинтервьюировать Дицци, чтобы точно установить характер его отношений к Мариори Росс.

Репортер поймал Дицци как раз в тот момент, когда он в самом приятном настроении выбежал из сада Мариори на площадку, отделявшую его дворец от виллы Стивена Росса.

Костюм Дицци был в полном беспорядке:

Мягкая шляпа съехала на его левое ухо и держалась уже не резинкой, а каким-то чудом. Фланелевый жилет был испачкан садовой землей, а одна пуговица была оторвана.

После трех утомительных заседаний Дицци позволил себе маленький перерыв и с большим увлечением рылся во всех грядках. Но репортер об этом ничего не знал и думал:

– Ого! Первоклассный материал для газеты!

Как вдруг он услышал над своим ухом строгий вопрос:

– Позвольте вас спросить, что вам здесь угодно?

Это был инженер Робур, направлявшийся домой после продолжительной работы в лаборатории.

Репортер не узнал Робура и так же сердито набросился на него:

– А вам какое дело?

– Я некоторым образом имею отношение к администрации акционерного общества. Мое имя Робур.

Репортер смутился; надо заметить, что после утверждения завещания общественное мнение Америки привыкло приписывать инженеру Робуру такое же значение, как, например, главному поверенному «Американского промышленного союза». Авторитет Робура был тем более велик, что он жил одиноко, не имея ни с кем общения и всецело отдаваясь своим занятиям в лаборатории.

Между тем Дицци не проявлял ни малейшего интереса к их разговору; он прислонился к дереву и изо всех сил чесал себе спину, безуспешно сражаясь со своими подтяжками. Эта штука невыносимо щекотала его.

Костюм Дицци слева уже был разорван, подтяжки, однако, не поддавались.

Репортер почтительно приподнял шляпу и смущенно оправдывался:

– Я… Я хотел попросить разрешения проинтервьюировать…

– Ну, что ж, – сказал Робур, – пожалуйста, начните. Надеюсь, я не помешаю вам?

– О, нет, пожалуйста. Я буду только благодарен. Может быть, я могу даже рассчитывать на ваше содействие?

– Ошибаетесь, – оборвал его Робур. – Меня это совершенно не касается.

Низко кланяясь Дицци и почтительно сняв свою шляпу, репортер приблизился к дереву как раз в тот самый момент, когда Дицци на минуту перестал чесаться и, усталый, высунул изо рта свой широкий язык.

Робур стоял в стороне и не слышал подробностей происходившего разговора. Он лишь видел, как репортер довольно долго вертелся вокруг Дицци и как Дицци упорно поворачивался к нему спиной.

Но вдруг Дицци резко изменил свою тактику.

Он хрипло закричал, вызывающе закинул назад голову, при чем мягкая шляпа перелетела через забор, и, изогнувши шею, бросился на репортера. В глазах Робура на мгновенье слились в один клубок падающий репортер и Дицци с мелькающими в воздухе задними копытами.

Когда Робур поднял репортера и тот, очистив глаза и ноздри от набившейся в них земли и исследовав шишки на своем лбу, убедился, что он еще жив – Дицци уже исчез.

– Как это случилось? – спросил Робур.

– Сперва все шло гладко, – захрипел репортер. – Правда, он ничего не отвечал, но зато внимательно слушал меня. Но когда я задал вопрос, как далеко зашли их отношения и когда состоится свадьба… тут он, по-видимому, потерял всякое самообладание.

– Но вы не станете отрицать, – сказал Робур, – что каждый джентльмен на его месте поступил бы точно так же.

– Не стыдно ли вам, мистер Робур, издеваться над несчастным человеком, который должен страдать только из-за того, что его заставляют совершать разные глупости в погоне за куском хлеба?

Робур неожиданно поднялся с земли и резко повернулся в другую сторону.

– Если не ошибаюсь, я имею честь говорить с мисс Росс?

– Да, я Марион Росс, сестра невесты вашего шефа.

– Прошу прощенья, – ответил спокойно Робур, – у меня нет иного шефа, кроме моей лаборатории.

– Это все равно. Не говорите пустых слов… Вы все, все служите ему. Все вы потеряли человеческое достоинство и всякий стыд. Вы лжете, унижаетесь, лицемерите, подлизываетесь и ведете себя так, будто Дицци ваш хозяин. Но Дицци только бедный, несчастный осел, и мне его жаль от всей души, мне его больше жаль, чем вас всех вместе взятых.

– Прошу вас, не сердитесь, – ответил, добродушно улыбаясь, Робур и протянул Марион свою руку. – Вы совершенно правы. Я во всем согласен с вами. Бессмысленно было бы жалеть людей. Мы живем в сумасшедшем доме, обитатели которого всячески стараются уничтожить друг друга. Самое лучшее, что может сделать наука, это способствовать их полному и безболезненному уничтожению.

– И ваша работа в лаборатории преследует эту цель? – быстро спросила Марион. – В таком случае, я от всей души желаю вам полного провала.

Помолчав немного, она продолжала:

– О, если бы вы использовали свои знания для освобождения страдающего большинства и для уничтожения подлого, потерявшего человеческий облик меньшинства! О, если бы вы положили конец господству золотого осла!

Робур внимательно посмотрел на Марион и вместо ответа спросил:

– Не согласитесь ли вы немного пройтись со мною? Еще довольно рано.

Марион согласилась, и они пошли по направлению к парку.

Между тем репортер быстро составил интервью с Дицци и указал, что Дицци вел себя как джентльмен, тщательно охраняющий от чужого взора интимные подробности.

«По поводу предстоящего бракосочетания шефа Акционерного О-ва Гирн, о котором уже всем известно, ничего нового сообщить не можем, – так писал репортер. – Точный срок свадьбы еще не установлен. Но мы с достоверностью можем сказать, что вслед за прелестной Мариори Росс и ее младшая сестра также покинет родительский дом».

С этих пор газеты стали писать о двух невестах и их женихах.